Сейчас уже с иронией воспринимается тезис о семье как ячейке общества, а между тем — это чистая правда. Основой качественной и здоровой семьи всегда является свобода выбора основанная на любви. Законы Ликурга обеспечили состояние при котором любой спартанец был совершенно свободен в вопросе выбора невесты, но одновременно он был в ответе за качество невесты, что вполне логично: больше свободы — больше ответственности. К слову казать, отвечать приходилось редко, так как число ошибок было минимальным. И все же за неправильный выбор они платили штрафы, причем самые большие. Параллельно существовали специальные штрафы для холостяков и, что весьма показательно, — штраф за вступление в брак в позднем возрасте (Stobaeus, LXVII. 16. Vide Plut., "Lysand.fin.," p. 451ab). Уже было показано, что деградация арийской элиты по всем параметрам усиливалась в моменты когда возрастало число детей рожденных в позднем возрасте, что отрицательно сказывается прежде всего на силе детей, хотя на интеллект, как правило, не влияет. Но для Спарты как раз важно было первое, так как она задумывалась именно как однородное в «силовом» плане общество. Малое число интеллектуалов при данном раскладке никак не уменьшало его качества, а исключение морального и физиического разврата поддерживал здоровый дух.
Ликург ввел и евгеническую практику. Родившихся мальчиков показывали специальному совету, делавшему заключение об их соматических параметрах. Если они не соответствовали принятым стандартам, детей бросали в пропасть. У нас не вызывает сомнения компетентность спартанских евгеников, но убивать детей подобным образом сейчас кажется немного аморальным. Мероприятия рекомендуемые современными евгениками направлены не на убийство низкосортного индивида, но на недопущение не только его рождения, но и зачатья.
Помимо рычагов позволяющих сохранить институт брака в максимально качественной форме, был разработан специальный комплекс мер призванный стимулировать рождаемость. Причем мер не только прямых, но косвенных. И если мы говорим что раса выше религии, то в Спарте все было куда более жестче. У них кровь была выше расы. А потому делалось все чтобы браки заключались внутри спартанской общины, а это прежде всего достигалось предотвращением эмиграции и недопуском в свою среду населения остальных областей Греции. (Xen., "Reip. Lac.," XIV.). Добавим сюда и уже известный штраф за безбрачие (Plut., "Lyc.," I5; Athenaeus, XVIII. 553c.) и, что было самым важным, — специальное вознаграждение семьям где было много детей. (Ar., "Pol.," I270b.) Тот у кого было более трех детей имел право не ходить в ночной дозор, что наталкивает нас на мысль, что спартанцы, в основном, занимались продолжением рода ночью. Семьи где было четыре ребенка освобождались от налогов. Многие, кстати, наблюдая за уменьшением численности белых, предлагают перенести спартанский опыт субсидирования семьи на современное общество. Но все подобные попытки окажутся совершенно бесперспективными, пока не будет произведена очистка социума от всех форм дегенерации. Как ни парадоксально, подобные законы как раз свидетельствуют если не о слабости, то во всяком случае о недостатке силы тогдашнего общества. Ликург поэтому и установил их, ибо видел пусть самые начальные, но все же просматриваемые тенденции к вырождению. Он как бы законсервировал спартанское общество в том виде каком оно находилось в его царствование. А консервы хоть и могут храниться долго, все-таки не вечны.
В Спарте существовал оптимальный баланс между количеством элиты и ее качеством. Там не было демографических взрывов, количество спартанских семей в период рассвета всегда было примерно одинаковым и составляло около 6 тысяч. Все они были абсолютно равны и представители любых семей могли вступать в брак между собой. Евгеники ХХ века постоянно наталкиваются на проблему уменьшения количества элитных экземпляров и быстрого умножения низов сомнительного качества. Спартанцы, судя по дошедшим до нас сведениям, имели дело с той же проблемой в другом аспекте: много жизней, если не в абсолютном, то в относительном количестве, отбирали войны, а Спарта воевала практически непрерывно и от полного самоистребления ее спасал только высочайший профессионализм армии всегда имевшей минимальные потери. В битве при Левктрах, в июле 371 г., спартанцы понесли самые высокие потери в своей истории — 2000 убитых. И гегемония Спарты закончилась навсегда.
Сколько реально просуществовала "спартанская консерва" с той поры как стала государством? Знаменитый греческий историк и аристократ Ксенофонт, живший IV–V веке до н. э. и служивший в спартанском войске военачальника Фимбриона, недвусмысленно констатировал, что спартанцы уже не подчиняются ни законам бога, ни законам Ликурга. (Xen., "Reip. Lac.," XIV. 7.) К тому же выводу можно прийти и анализируя работу Платона «Государство» (написана после Пелопонесской войны). Аристотель, в «Политике», говорит о полной дегенерации, подчеркивая что "Арес несет ярмо Афродиты" (Примерно то же происходит и сейчас). Спарта была «опытным» государством, хотя бы потому, что ее элита никогда преднамеренно не уничтожалась, и вполне очевидно что там находились лидеры которые не просто видели стремительное падение, но и пытались его остановить. Таким был Агис III. Он сел на престол в 338 году, когда в Македонии уже взошла звезда Филиппа — гениального отца Александра Великого, — в кратчайшие сроки подчинившего себе всю Элладу, и установившего в ней прочный мир, положив конец внутригреческим медусобойчикам, подрывавшим последние силы государства.
Деградация любого эволюционирующего общества всегда идет сверху. Но и понимание факта деградации тоже приходит вначале именно к правящей элите. Другое дело, что каждая из элит ведет себя по-разному. В Спарте, в отличии от Афин, нашлись люди которые увидели пропасть отделявшую заплывшую жиром и лишенную всякого динамизма страну, от той железно спаянной Спарты, которая была еще какие-то двести лет назад. Реакция спартанских вождей была сродни реакции больного, еще полного сил, но уже реально осознающего свою обреченность, когда, как казалось бы, жизнь только начинается. Подобные больные всегда склонны к импровизациям имеющим одну бессознательную цель — обретение силы. Вот только откуда взять источник такой силы?
Агис III безуспешно пытался восстановить старую Лакедемонскую дисциплину, дисциплину, которая давно стала собственной тенью. У спартанцев уже не было прежней мотивации к поддержанию чистоты. Со времени когда они пришли на Пелопоннес и осели небольшой прослойкой среди значительно превосходящего массива местного автохтонного населения прошло уже 900 лет. Все эти годы в Спарте было спокойно. Не было раздражающего фактора. Спартанцы не видели темную сторону, а потому начали пренебрегать и светлой. Они не верили в богов в том смысле, в каком понимают веру последователи современных религий. Они верили в свою силу, в свою организацию, в конечном счете они верили в самих себя, что есть верный признак людей второго поколения. Но при этом исключительно боялись богов и были наверное единственным из греческих племен позволявших себе откладывать выход на войну если его дата не имеет той или иной "божественной привязки". А по-настоящему богобоязненное общество, это общество в котором есть изъян.
Дело Агиса III продолжил Клеомен, но ему мешали непрерывные войны в которые Спарта, движимая жаждой обогащения, просто не могла не вмешаться. Это, кстати, одна из неотъемлемых черт амбициозных государств находящихся накануне падения — стремление ввязаться в любую войну. В наше время мы имеем аналогичный пример: внешнеполитическая доктрина США предполагает, что в любом военном конфликте, вне зависимости от масштабов и места дислокации, Америка автоматически оказывается вовлеченной в него. У государства с имперскими амбициями другого образа поведения быть просто не может.
Самую радикальную попытку предпринял Агис IV, правда в то время когда уже ничего нельзя было изменить. Сколько раз повторялось подобное в истории белых государств! И ни разу падение не было остановлено. Ни разу! Вот оно, предопределение в чистейшем виде. Белые не имеют право на серьезную ошибку. Как и все подобные ему люди, правил Агис недолго — три года. Он выдвинул целую программу модернизации спартанского общества, призванную открыть у него второе дыхание, главными пунктами которой были опять-таки меры по увеличению количества и качества спартанцев, ибо уже тогда их число неуклонно уменьшалось, а евгенические мероприятия не проводились по-видимому со времен Ксенофонта (а если и проводились, то в неадекватном объеме). Сколько было дегенератов в Спарте, где все приходились друг другу родственниками, пусть и относительно дальними, не ясно, но наверное много, иначе Агис не предложил бы разбавить спартанскую кровь периэками, введя их в ранг граждан. Через 500 лет то же проделает Каракалла, дав всем свободным подданным империи римское гражданство. Биологически подобная мера была оправдана, хотя окончательно выветрила римский дух буквально в считанные годы, что видно хотя бы из того что за 241 год царского периода сменилось всего 7 царей, теперь же, редко кто из императоров просидит больше пяти лет. Можно также заметить, что олигархия, выглядевшая к тому времени лишь стадом тупых скотов и снобов погрязших в роскоши и разврате, противилась столь революционным проектам, которые хоть и вяло, но все же начали воплощаться. К несчастью, Спарта была втянута в 241 году в войну на стороне Ахейского союза против Македонии, а по возвращении с войны Агису было предъявлено обвинение в "попытке установить тиранию", после чего он был ликвидирован. Вместе в ним были ликвидированы последние призрачные попытки возродить хоть в каком-то виде былое могущество Спарты. Уже по прошествии нескольких десятков лет она потеряет Мессению и превратится во второстепенный полис. В 146 году, без всякой борьбы, перейдет под контроль Рима.