— Господин Теллхейм? — постаралась улыбнуться Женни.

Внезапно она почувствовала неловкость, мысленно укорила себя за невыдержанность и принялась подбирать извинения. Но старик тепло улыбнулся и шагнул назад:

— Входите, милая Женни!

"Неплохое начало, — подумала девушка. — К счастью, этот Теллхейм слишком стар, чтобы доставлять неудобства возможной назойливостью".

— Вас не удивила догадка о вашем девичестве? — вежливо спросил Теллхейм, складывая губы в улыбку и приглашая Женни насладиться открывшимся видом.

Девушка кивнула, но оставила вопрос без ответа. В неполные двадцать пять лет она уже успела понять, что это был единственный способ избежать возможных приставаний, ухаживаний и последующей мести за неуступчивость. Сейчас Женни занимал дом. Она оказалась в высоком зале, который менее всего походил на прихожую. Сумрак, почудившийся ей при входе, рассеялся. Окна, предстающие мрачными провалами снаружи, здесь оказались источниками света. Из нижних проемов он падал пятнами, окрашиваясь цветными стеклами, закрепленными в свинце витражей, а сверху лился неискаженными солнечными лучами. Девушка подняла голову и не увидела потолка. Он находился столь высоко, что казалось, его не было вовсе. И только следуя глазами по ступеням широкой лестницы, которая разбивалась на узкие переходы и уже ими карабкалась вверх по противоположной внутренней стене, по бесчисленным колоннам, устремляющимся прочь от плиточного пола, Женни предположила в туманной вышине пыльные балки из потемневшего дерева и остроконечные своды.

— Фантастика! — восхитилась она.

— Изнутри больше чем снаружи, — довольно кивнул Теллхейм. — Ваш папа был помешан на Франции, а строитель этого здания на готике. Или, скажем так, на ощущении архитектуры, которое оформилось во Франции двенадцатого века.

— Это стилизация? — спросила Женни.

— Я не знаю, что такое стилизация, — покачал маленькой головой Теллхейм. — Готика, как и любой стиль в искусстве, — это не принадлежность времени, а способ изложения художественной идеи. И если изложение верно, талантливо — вы получите образчик стиля, в каком бы времени он ни осуществлялся. Хоть в архитектуре, хоть в живописи, хоть в поэзии.

— В поэзии… — восхищенно повторила одними губами девушка и неожиданно вспомнила о причине своего прихода. У нее собеседование с господином Теллхеймом, директором городского архива Гамбурга. Собеседование, от которого зависит ее судьба. Сможет ли она получить это место, а значит, и возможность заниматься тем, что ей действительно интересно и что наконец будет приносить хоть какие-то деньги.

— Господин Теллхейм, я прошу извинения за необдуманно ранний приход. Вчера, когда я связывалась с вашей помощницей в магистрате, мне было назначено собеседование на восемь утра. Речь шла о работе в архиве в рамках гранта, который выделил Немецкий археологический институт. Я прошла предварительное собеседование в Берлине, у меня есть направление…

Она старательно улыбнулась, открыла сумочку, чтобы достать рекомендации, но Теллхейм остановил ее едва заметным движением руки. Женни замерла и, выжидающе взглянув на него, добавила:

— Вероятно, на это место есть и иные претенденты? У меня большой опыт. По образованию я историк. Три года отработала в Государственной библиотеке в Берлине, проходила практику в архиве «Берлин-Лихтерфельде», — девушка запнулась. — Вы знаете, работа архивиста не приносит достаточных средств, но ваши условия очень хороши для меня. Я… хочу получить это место.

— Вы совсем не умеете проходить собеседование, — неожиданно произнес Теллхейм.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Женни.

— Конечно, не правила, которыми пичкают современных молодых людей, — прищурился старик. — Что-то вроде того, как себя вести, как ставить ноги и куда девать руки. Какой вопрос задать, чтобы получить от работодателя первое «да». Как добиться успеха. Дело не в этом. Собеседование — это участие в беседе. Ваша задача состоит в том, чтобы беседа не разрушилась. Вы должны поддерживать ее.

— Каким же образом? — растерялась девушка. — Обычно тот, кто проводит собеседование, задает вопросы, а я на них отвечаю.

— Единственное правило состоит в том, что нет никаких правил, — покачал головой Теллхейм. — Я присутствовал при собеседованиях, во время которых испытуемый вообще не проронил ни слова. Или сам беспрерывно задавал вопросы. Результат зависит не от этого.

— А от чего? — спросила Женни и в наступившей тишине услышала, как ее голос шелестом отразился под сводами.

— От того, как вас примет Мертвый Дом, — ответил Теллхейм.

2

— Что значит "Мертвый Дом"? — спросила Женни, чувствуя, как болезненная пустота образуется в нижней части живота. "Только этого не хватало, — мелькнуло у нее в голове, — спешка, волнение. Сейчас ударит в затылок, затем заломят виски. Главное, чтобы не было тошноты. Как не вовремя!"

— Ничего и одновременно все, — ответил, склонив голову, Теллхейм. — Как и любое имя. Мертвый Дом — такое прозвание дали этому зданию жители Гамбурга. По крайней мере, жители близлежащих районов. Но этого имени нет ни в одном из справочников.

— Вы сказали, "и одновременно все", — повторила девушка, украдкой смахивая пот со лба и чувствуя противную слабость в коленях и начинающиеся спазмы в животе. — Значит, для этого имени были основания?

— Именно основания, — улыбнулся Теллхейм. — Пойдемте. Мы продолжим беседу сидя.

Он улыбнулся еще раз, пошел к лестнице и, не оборачиваясь, стал подниматься, — словно то, что Женни последует за ним, было само собой разумеющимся. Девушка встряхнула головой, отгоняя боль, чуть торопливее, чем следовало, побежала по ступеням, но догнала его только в конце лестничного марша.

— Нам сюда, — сказал Теллхейм, показывая на украшенную резьбой дверь. Женни взялась за рукоять и толкнула. Перед ней предстала небольшая комната, освещенная низко висящим кованым светильником. Посередине матово поблескивал круглый стол из черного дерева. За ним стояла высокая молодая женщина в строгом платье и белом фартуке. Увидев Женни, она кивнула и отошла в сторону.

— Заходите, — услышала девушка голос Теллхейма. — Это Тереза. Она хозяйка и добрый дух этого здания. В ее обязанности входит поддержание порядка, тишины и чистоты в коридорах Мертвого Дома. И пусть вас не смущает ее строгий вид, вы согласитесь с моими словами столько раз, сколько испробуете кофе, приготовленный ее руками.

— Как вам будет угодно, — сухо произнесла Тереза и ушла, оставив в воздухе исчезающий запах ванили.

— Вот так всегда, — развел руками Теллхейм, кивком приглашая Женни опуститься в одно из глубоких кожаных кресел. — Чем более ценен работник, тем менее он приятен в общении. Надеюсь, вы не сочтете мои слова руководством к действию?

Он негромко рассмеялся, и девушка только теперь заметила, что на черной поверхности стола стоят две маленькие фарфоровые чашечки с кофе и лежит темная кожаная папка.

— Замечательный кофе, — сказал Теллхейм, вытирая слезы белым платком. — Угощайтесь. Я попросил Терезу добавить в каждую чашечку несколько капель коньяка. В вашем состоянии это не помешает.

— В каком состоянии? — насторожилась Женни.

— Вам двадцать пять лет, и вы не были замужем, — спокойно объяснил Теллхейм. — В старину в этом возрасте женщина не только успевала родить кучу детей, из которых живым оказывался иногда только каждый третий, но еще и превратиться в старуху. Вы же еще молоды, даже юны, но природу не обманешь. Она напоминает о вашей детородной функции.

Девушка почувствовала, как румянец набегает на щеки, и, опустив глаза, пробормотала:

— Не думаю, что это может отразиться на моей работе. К тому же это доказывает, что ничто не будет меня отвлекать.

— Не обижайтесь, — махнул рукой Теллхейм. — Продолжим беседу. Я хочу рассказать о Мертвом Доме. Перед тем как покажу архивы, которыми вам, возможно, придется заниматься. Сделайте несколько глотков и откройте папку.