На первый раз, для испытания, я распахал самый плохой пустотный участок, заросший мхом и щетинкой, наименее производительный из всех моих пустошей. Результат превзошел все ожидания. Ко всеобщему удивлению, участок дал прекрасный урожай льна и превосходнейший урожай ржи — сам-13. Вы представьте только себе: пустошь, совершенно пустая земля, ничего не приносящая, и вдруг на ней отличнейшая рожь сам-13! И таких пустошей у нас пропасть, видимо-невидимо, а ценность их самая ничтожная — 5, 10, 15 рублей десятина. ,

В настоящее время у меня есть довольно большая пустошь, десятин 20, на которой пни уже выгнили. Пустошь эта дает самые скудные укосы сена, 3—5 коп с десятины. Я ее начал распахивать в нынешнем году — пашется хорошо, гнилые пни и коренья выворачиваются легко — и заведу на ней систему севооборота без удобрения, с посевом трав после двух-трех хлебов. По мере того, как будет разрабатываться одна пустошь, будут поспевать другие.

По вырубке леса я не оставляю вырубленные пространства в запустении, но тотчас же разрабатываю их на покосы. Я считаю в высшей степени нерациональным такие пространства из-под лесов, в которых годами накопилась масса перегноя и почва очень плодородна, запускать опять под лес. Гораздо выгоднее тотчас же разделывать эти пространства на луга, под хлеб и пускать в культуру, а леса разводить на выпаханных, истощенных полях. С проведением железной дороги у нас срублены громаднейшие пространства лесов и вся эта плодороднейшая земля брошена и зарастает всякой дрянью. Между тем сколько сена, сколько хлеба можно было получить с этих земель, если бы приложить к ним хотя только тот труд, который прилагается теперь для обработки плохих, выпаханных земель! Нет хозяина для этих превосходнейших земель, и зарастают они лозой, осинником. Нет хозяина, так говорит и мужик.

Вырубленные пространства я разделываю, как обыкновенно: низкие места разбираются, выбираются прямо под покос, высокие места выжигаются на ляда и засеваются хлебом. Тут я сделал только одно нововведение, которое дало прекрасные результаты: на лядах по хлебу я сею клевер с тимофеевкой. Это весьма важное усовершенствование при обработке под ляд. Клевер с тимофеевкой превосходно родится на лядах. На другой год, после снятия хлеба, получается отличный урожай клевера, так что, несмотря на неудобство косить свежее лядо, где не выбиты еще мелкие пенушки — большие пни не мешают, — косить все-таки выгодно. Крестьяне охотно берут косить с половины такой клевер на лядах. Таким образом, лядо с первого же года после снятия хлеба делается производительным, но этого мало: при косьбе вместе с клевером срезается и весь отросток, вся лесная поросль, так что лядо получается чистым, и тотчас же образуется прекрасный покос. При обыкновенной же разработке ляд после хлеба трава появляется не сейчас, так что год-два косить нечего, и в то же время идет отросток, лесная поросль, которую потом, когда появится трава, нужно вырубить, чтобы превратить лядо в пустошный покос.

Не могу достаточно рекомендовать посев клевера на лядах, это самый лучший способ разработки пространств из-под вырубленных лесов. Я всем рекомендую этот способ и стараюсь распространить его. Подле дороги, идущей по моим пустошам, я нарочно выжег два ляда, одно засеял клевером с тимофеевкой, другое нет, чтобы проходящие и проезжающие могли видеть разницу: одно лядо чисто, зелено, представляет прекрасный покос, другое поросло осинником, между которым пробивается лишь скудная травка. Посевом клевера по лядам я достиг не только хороших пустошных покосов, но и хороших выгонов. Крестьяне очень интересуются такой обработкой ляд и понимают всю выгоду ее. Однако пример мой не находит подражателей: землевладельцы хозяйством не интересуются и не занимаются, у крестьян же в наделах ляд нет, а если крестьяне снимают у помещиков на ляда пространства из-под вырубленных лесов, то, сняв хлеб, бросают лядо на произвол судьбы. Только один крестьянин, купивший в собственность землю, хочет разрабатывать лядо по моему способу, он выжег лядо, засеял его рожью и просил меня выписать для него к весне семян клевера и тимофеевки.

Вот система хозяйства, которую я принял, и думаю, что при обилии земли, недостаточной разработке ее, слабости пахотного слоя никакой иной пока системы принять нельзя. Не естественнее ли при обилии земли прежде всего воспользоваться теми богатствами, которые лежат в ней втуне. Нужно вести экстенсивное хозяйство, но, конечно, нужно вести его правильно, не хищнически, не истощать громадное пространство земель для того; чтобы переудобрять отдельные клочки, а равномерно распределять удобрения по всей земле. Я распахиваю пустовавшие земли, извлекаю то, что накопилось в них под влиянием атмосферических деятелей и удобряю те же земли, распределяя удобрение в правильной системе на всю находящуюся в культуре землю. Я всю мою землю стараюсь привести в культурное состояние и сделать в то же время одинаковою по качеству, тогда как вообще в наших хозяйствах оставляют главную массу земель в некультурном состоянии, извлекают из них, что можно, и на счет их удобряют небольшие кусочки. В этом вся разница между моим хозяйством и хозяйством целой территории, хотя бы, например. Смоленской губернии.

То, что в малом виде представляло мое имение, представляет и вся территория, например Смоленской губернии. Если мы соединим в кучу все земли, и помещичьи, и крестьянские, будем рассматривать их в целой совокупности и посмотрим, какие угодья представляет вся территория в целости, то найдем, что вся территория представляет то, что представляло мое имение до 1871 года. Угодья всей территории состоят из следующих частей:

1) Старопахотные земли, находящиеся в культуре, удобряемые и засеваемые хлебами. Эти единственно находящиеся теперь в культуре земли (крестьянские наделы, небольшие клочки пахотной земли в помещичьих имениях, еще продолжающих вести хозяйство) составляют лишь небольшую долю всей территории.

2) Облоги, запущенные после «Положения» пахотные земли в помещичьих имениях, отрезанные от крестьян полевые земли. Количество таких запущенных пахотных земель, не находящихся в постоянной правильной культуре, полагаю, будет вдвое более, чем количество старопахотных земель.

3) Луга по рекам, речкам, оврагам, низины на крестьянских наделах.

4) Пустоши помещичьи, «отрезки» от крестьянских наделов. Этот род угодий преобладающий, занимает огромные пространства. Есть местности, в которых, кроме пустошных, никаких других покосов нет. Эти местности более всего страдают недостатком кормов, навоза, и к ним-то моя система наиболее применима.

5) Пространства из-под вырубленных лесов, большею частью брошенные зря и даже не разрабатываемые на пустошные покосы.

6) Леса, вырубленные, опустошаемые, уничтожаемые везде, где они имеют какую-либо ценность.

Система хозяйства, которая ведется из всей совокупности этих земель, та же, какая велась в моем имении до 1871 года. В культуре находятся только старопахотные земли, которые удобряются навозом, получаемым из сена, собираемого с облог, лугов и пустошей. Значительная часть этого сена поступает на крестьянские наделы, потому что обыкновенно господские луга убираются крестьянами из части. Так как крестьяне для прокормления своего скота (коней) неминуемо должны получать сено извне (на наделах почти нет лугов), и так как крестьяне хлеба не продают, но еще покупают для собственного продовольствия, то с крестьянских наделов ничего не вывозится, а, напротив, ввозится на них извне. Возможностью такого ввоза со стороны обусловливается возможность крестьянского хозяйства, и чем эта возможность более, тем выше хозяйственная зажиточность крестьян. Где крестьяне почему-нибудь не могут ввозить извне на свои наделы, там хозяйство крестьянское в упадке, а тем более там, где крестьяне должны вывозить, например продавать для уплаты непомерных платежей за землю сено в города или употреблять весь навоз на конопляники и продавать пеньку, коноплю.

Все эти как господские, так и крестьянские, составляющие первый разряд угодий, старопахотные земли удобряются на счет лугов, облог и пустошей. Увидав, какую пользу можно извлечь из облог, мужики сильно взялись за распашку запущенных помещичьих полей. В настоящее время всюду стали делать то же самое, что я делаю в моем хозяйстве: крестьяне снимают в аренду облоги в помещичьих имениях и сеют на них лен и хлеб. Во многих имениях хозяйство совсем прекращено, в других чрезвычайно ограничено и обрабатывается лишь такое количество земли, какое можно обработать за отрезки; свободные же земли, уже отдохнувшие, снимают крестьяне, распахивают, выпахивают и бросают. Сходство между моим хозяйством и хозяйством всей территории ограничивается, однако, только тем, что я распахиваю запущенные после «Положения» поля, так и по всей территории распахиваются такие же поля, но далее начинается разница. Распахивая новые земли, я их присоединяю к старопахотным землям, привожу в культурное состояние, ввожу в общую систему и, засевая новые земли льном, хлебами, в то же время засеваю старые земли травами, чтобы они, оставаясь под травой, отдохнули и потом сменили новые земли, когда те, пробыв известное время под хлебами, поступят под травы. На остальной же территории делается не так. Крестьяне, сняв в аренду новые земли, распахивают их и засевают льном, хлебом до тех пор, пока не истощат, а затем бросают. Все, что извлекается с этих земель, идет на удобрение крестьянских наделов, за исключением небольшого количества почвенных частиц, продаваемых с льном, семенем и отчасти хлебом. Таким образом, часть земель истощается и на счет ее удобряется другая часть, на которой ведется более интенсивное хозяйство. Следовательно, распахиваемые нови не поступают в культуру и, раз выпаханные, забрасываются, после чего надолго остаются непроизводительными, пока не придут в такое состояние, чтобы быть годными для новой распашки, старые же земли, хотя и удобряются на счет распахиваемых новей, но не приносят того, что они могли бы дать, не дают того, что дают у меня старые земли, оставаясь известное время под травами, пока распахивают нови. Пространство земли, состоящее из старой пахоты и новей, в течение нескольких лет у меня дает много более, чем такое же пространство, состоящее из крестьянских наделов, и арендуемых ими новей. Все это происходит оттого, что нови принадлежат одним лицам, а старые земли другим. Крестьяне не могут поступать так, как я, потому что арендуемые ими земли не их земли, даже не могут быть ими взяты в аренду на долгий срок, не могут быть присоединены ими к своим наделам для общей правильной систематической культуры, какой следую я. Естественно, что крестьяне истощают арендуемые чужие земли и на их счет удобряют, скажу переудобряют, свои наделы. Понятно, что это будет продолжаться до тех пор, пока земли так или иначе не попадут в руки крестьян. Крестьяне отлично понимают все безобразие такого хозяйства, всю невыгодность его для государства и по-своему выражают это, говоря: царю в убыток, что земли пустуют, царю в убыток такой непорядок.