Вал, вращаясь, приводит в движение весь механизм — и стрелку и балансир. Для передачи движения поставлены две пары зубчатых колес. Слева одна пара передает движение стрелке, а справа другая пара заставляет вертеться ось спускного колесика.
Первые часы по сравнению с теперешними были очень просто и грубо сделаны и показывали поэтому время очень неточно. У них была только одна стрелка- часовая. Заводить их приходилось по нескольку раз в день. Потому-то Генрих де Вик и должен был жить в башне с часами, что они были капризны и приходилось за ними следить в оба. Цифры на циферблате показывали от 1 до 24, а не так, как у нас — до 12. Один час они били после захода солнца, а 24 — на заходе следующего дня.
В старину началом суток считалась не полночь, как теперь, а время захода солнца.
Позже стали размечать циферблат, повторяя цифры от 1 до 12 два раза — для ночи и для дня. Но через некоторое время стали делать часы с нашим счетом.
Интересно, что теперь опять стали считать часы от 0 до 24. На железных дорогах этот счет принят уже давно, Правда, большинство все еще предпочитает говорить: "половина первого ночи", вместо того чтобы сказать: "ноль тридцать", или: "одиннадцать часов вечера" вместо: "двадцать три часа".
Шутка Большого Тома
Стенные часы, которые висят в моей комнате, не прочь иногда пошалить. Сегодня, например, они пробили в полдень не двенадцать, а четырнадцать.
Если это случается с нашими искусно сделанными часами, то что же остается сказать о тех, которые служили нашим предкам?
Такую шалость выкинул однажды Большой Том Вестминстера, который, вероятно, на этот раз забыл, что он не маленький Том. Правда, эта шалость спасла жизнь человеку.
Дело было так. У королевского дворца в Лондоне стоял часовой. Опершись о мушкет, он думал о том, что ночь холодна и туманна и что сменят его еще не скоро. Вдруг ему послышались приглушенные голоса. Он поднял голову и стал прислушиваться, пристально вглядываясь в темноту.
Улицы тогда не освещались, и разглядеть что-либо было трудно. Часовой сделал несколько шагов вдоль дворца, но шум больше не повторялся. В это время раздался бой часов на Вестминстерской башне.
Большой Том был другом нашего мушкетера. Удары его колокола, казалось, сокращали время, которое тянулось томительно медленно. Часовой принялся высчитывать удары, отстукивая их прикладом.
На этот раз Большой Том был в шутливом настроении — к двенадцати ударам он прибавил еще тринадцатый.
На другой день часовой был арестован. Оказалось, что накануне в полночь из покоев королевы было похищено драгоценное ожерелье.
Нашего приятеля обвинили в том, что он спал на посту и потому не слышал, как воры проникли с улицы во дворец.
Плохо пришлось бы бедняге, если бы ему не удалось доказать, что в полночь он не спал. Но, к счастью, он вовремя вспомнил тринадцать ударов Большого Тома.
Послали за часовщиком, который жил в Вестминстерской башне. Тот подтвердил, что действительно в полночь часы пробили тринадцать раз. Против такого доказательства ничего нельзя было возразить, и мушкетера освободили.
Так Большой Том спас своего друга.
Диковинные часы
В старой Москве тоже был свой Большой Том — часы на Спасской башне в Кремле.
Часы эти были устроены совсем особенным образом. Обыкновенно в часах вращается стрелка, а циферблат остается неподвижным. Тут было наоборот: циферблат вращался, а неподвижной оставалась стрелка. Да и стрелка была диковинная: в виде маленького солнца с лучами, которое было укреплено на стене над циферблатом.
В довершение всего, на циферблате было обозначено не двенадцать часов, как обычно, а целых семнадцать.
Как же это москвичи считали время по таким странным часам?
Ответ на это мы находим в записках путешественников. Вот что пишет о часах Спасской башни путешественник Мей-ерберг:
"Они показывают часы дня от восхождения до заката солнечного… Русские разделяют сутки на двадцать четыре часа, но считают часы по присутствию или отсутствию солнца, так что при восхождении оного часы бьют один, потом продолжают бить до самого заката. После этого начинают
счет с первого ночного часа вплоть до наступления дня… Когда бывают самые долгие дни, часы показывают и бьют до семнадцати, и тогда ночь продолжается семь часов".
Вот какой сложный был тогда счет времени! Не мудрено, что за часами требовался постоянный присмотр. Когда часовщик, живший в башне, бывал навеселе, часы принимались куролесить, сбивая с толку купцов в торговых рядах и писарей в приказных канцеляриях.
По ночам, когда на Спасской башне били часы, по всему городу начинался стук и трезвон.
"На всякой улице, — говорит Мейерберг, — поставлены сторожа, которые каждую ночь, узнавая время по бою часов, столько же раз колотят в сточные желоба или в доски, чтобы стук этот давал знать об их бдительности шатающимся по ночам негодяям",
Что стало со старыми часами Спасской башни, неизвестно. В XVIII веке на башне были уже установлены другие часы, выписанные по приказу Петра из Голландии.
Великаны и карлики
Обратили ли вы внимание на то, что вещи растут?
Двести лет тому назад трехэтажный дом был редкостью, а сейчас в Америке строят дома в сто этажей и больше. Первый пароходик был карликом по сравнению с теперешними океанскими гигантами. Примеров можно найти сколько угодно.
С часами было наоборот. Первые механические часы были огромными башенными часами, гири которых весили несколько десятков пудов.
Прошло много лет, прежде чем часы уменьшились до размеров стенных, настольных и карманных.
Большому Тому было уже двести лет, когда по повелению короля Франции Людовика XI были изготовлены первые переносные часы. Были они все же не очень маленькими, во всяком случае не карманными. Во время путешествий короля ящик, в котором помещались часы, навьючивался на спину лошади. Особый конюх, Мартин Герье, должен был за пять су в день ухаживать за лошадью и за часами. По-видимому, он был мастер и по той и по другой части. Любопытно, не путал ли он своих обязанностей и не пробовал ли иногда кормить часы овсом или заводить лошадь.
Около 1500 года появились наконец карманные часы. Изобрел их часовой мастер немецкого города Нюрнберга Петер Генлейн. Говорили, что он еще мальчиком удивлял всех своими способностями. И в самом деле, задача была под силу только очень способному человеку.
Самая большая трудность была в том, чтобы заменить гирю каким-нибудь другим двигателем. Петер Генлейн приспособил для этого пружину. Главное свойство пружины — упрямство. Как бы ее ни скручивали, она всегда будет стремиться раскрутиться. Вот этим-то свойством и решил воспользоваться Петер Генлейн.
В глубине механизма карманных часов спрятана круглая плоская коробочка, сделанная из латуни.
Это «барабан», домик, в котором помещается двигатель часов — пружина. Один конец пружины — внутренний — неподвижен; он прикреплен к оси, на которой сидит барабан. Другой — наружный — прикреплен к стенке барабана.
Чтобы завести часы, мы вращаем барабан и тем самым закручиваем пружину, а наружный кончик заставляем описывать круги. Но только мы предоставили пружину самой себе, она начинает разворачиваться, наружный кончик ее возвращается на прежнее место, а вместе с ним и барабан делает столько же оборотов назад, сколько раньше сделал вперед. Вот и весь фокус. Несколько зубчатых колесиков передают вращение барабана стрелкам- так же, как в часах с гирей. Для того чтобы замедлить раз-ворачивание пружины, Петер Генлейн воспользовался таким же балансиром, какой делали в больших часах.
На этой странице нарисованы железные часы, сделанные, вероятно, самим Генлейном. Задняя крышка часов снята, так что можно рассмотреть механизм. Справа — большое зубчатое колесо, которое сидит на той же оси, что и барабан. Барабан находится под ним. Это зубчатое колесо служит для завода. Ключ насаживают на четырехугольную ось маленького колесика и вращают его, а колесико, в свою очередь, вращает большое колесо и барабан. Другие колеса, передающие движение стрелке, спрятаны под пластинкой, закрывающей от нас внутреннюю часть механизма. Налево- маленький балансир с двумя грузиками, вроде того бруса с грузами, который был в больших часах.