Идея абдикирования

Через всю сознательную жизнь Александра – с юных лет и до самой его кончины в 1825 году – одним из важнейших и постоянных мотивов проходит постоянное желание уйти от власти, отказаться от престола и жить вдали от двора совершенно частным человеком.

Впервые это желание зафиксировано им в письме к Лагарпу от 21 февраля 1796 года. В предыдущей книге серии «Неофициальная история России» уже говорилось о том исключительном влиянии, какое оказывал на Александра швейцарский республиканец и демократ Фредерик Сезар де Лагарп.

В 1814 году, находясь в Париже, Александр сказал: «Никто более Лагарпа не имел влияния на мой образ мыслей. Не было бы Лагарпа, не было бы Александра».

Лагарп служил воспитателем Александра с 1783 года, когда мальчику было шесть лет, и оставался в этой должности до января 1795 года, когда его воспитаннику исполнилось семнадцать.

Таким образом, в самый важный возраст для формирования личности будущий российский император испытывал на себе почти ежедневное влияние своего воспитателя, ставшего для него подлинным образцом человека и гражданина.

От блестяще образованного Лагарпа Александр впервые узнал о римском императоре Диоклетиане, который, процарствовав двадцать один год, добровольно отрекся от престола и восемь лет прожил в уединении в Черногории, отклоняя просьбы вернуться к власти. Он умер в возрасте семидесяти двух лет.

Лагарп рассказал Александру и об императоре Священной Римской империи Карле V, который с 1519 по 1556 год носил этот титул, а перед тем три года (1516-1519) был королем Испании. Как императору ему подчинялись Австрия, Нидерланды, Неаполь и Сицилия, а как королю Испании не только эта страна, но и недавно открытые за океаном необъятные южноамериканские территории. Это позволило говорить о нем как о властелине половины мира, в чьих владениях никогда не заходит солнце. Став императором, он остался и королем Испании и, таким образом, оказался реальным претендентом на мировое господство, на чьем пути встали два врага – Франция и Турция.

Долголетняя борьба за гегемонию в Европе успехом не увенчалась, и его стремление к универсальной монархии потерпело крах. Рухнула и его мечта о всемирном христианском союзе, так как именно в первой половине XVI века возник протестантизм, ставший врагом католицизма, а православие еще более отдалилось от Рима, чем в прежние времена. Измученный всем этим, Карл V в 1556 году отказался от трона и ушел простым монахом в испанский монастырь Святого Юста в городе Эстермадура.

Там скончался он через два года. Ему было 58 лет.

Лагарп привил Александру твердое убеждение, что монархическая власть сродни деспотизму и что только республика (по-латыни «рее публика» – «общественное дело»), когда власть передается не по наследству, но вручается избранным народным представителям, есть единственная справедливая форма государства.

В середине жизни, когда было Александру 35 лет, превратился он в чрезвычайно набожного человека, любимой книгой которого стала Библия. Особенно сильно религиозное чувство овладело им после пожара Москвы в сентябре 1812 года. Александр воспринял это грандиозное бедствие как Господнюю кару за его великие грехи, самым страшным из которых почитал он свое соучастие в отцеубийстве. «Пожар Москвы, – говорил Александр, – осветил мою душу».

В дальнейшем, до самой его смерти, религиозное чувство усиливалось все более, и он, ищущий в своей вере истинное и единственное утешение, старался стать рабом Божьим, таким же, как и миллионы окружавших его простых смертных.

Идея превращения грешного помазанника Божьего, недостойного своего сына, требовала отречения от престола и начала новой, безгрешной жизни.

О том, как сумел он добиться осуществления задуманного и какие этапы прошла идея отречения от престола в XIX веке, называемая «абдикирование», вам, уважаемые читатели, и предстоит узнать на страницах этого раздела нашей книги.

Письмо Александра I Лагарпу от 21 февраля 1796 года

Как уже сообщалось ранее, Лагарп, получив десять тысяч рублей, чин полковника русской службы и пожизненную пенсию в две тысячи рублей в год, 9 мая 1795 года уехал из Петербурга, получив в подарок от своего воспитанника два портрета в рамках, осыпанных бриллиантами, – цесаревича Александра и его жены Елизаветы Алексеевны.

Лагарп уехал, но прежние от-ношения остались неизменными. У Александра не было секрета, какого бы не знал Лагарп. Не было тайной для швейцарца и желание Александра абдикировать. И, как вам уже известно, наиболее определенно Александр высказал это Лагарпу в письме от 21 февраля 1796 года, когда любимого наставника уже не было вместе с ним: «Как часто я вспоминаю о вас и обо всем, что вы мне говорили, когда мы были все вместе! Но это не могло изменить принятого мною решения отказаться со временем от занимаемого мною звания. Оно с каждым днем становится для меня все более невыносимым по всему тому, что делается вокруг меня. Непостижимо, что происходит: все грабят, почти не встречаешь честного человека, это ужасно…» Он заканчивает это письмо словами: «Я же, хотя и военный, жажду мира и спокойствия и охотно уступлю свое звание за ферму подле вашей или по крайней мере в окрестностях. Жена разделяет мои чувства, и я в восхищении, что она держится моих правил».

Письмо Александра I Кочубею от 10 мая 1796 года

Через два с половиной месяца, 10 мая, в другом письме – Виктору Павловичу Кочубею, тоже одному из ближайших и наиболее доверенных друзей, – Александр писал: «Я знаю, что не рожден для того высокого сана, который ношу теперь, и еще менее для предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем или другим способом… В наших делах господствует неимоверный беспорядок, грабеж со всех сторон, все части управляются дурно, порядок, кажется, изгнан отовсюду, и империя, несмотря на то, стремится лишь к расширению своих пределов. При таком ходе вещей возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправлять укоренившиеся в нем злоупотребления. Это выше сил не только человека одаренного, подобного мне, обыкновенными способностями, но даже и гения».

Характеризуя приближенных Екатерины, Александр писал: «Придворная жизнь создана не для меня. Каждый день, когда должен являться на придворную сцену, я страдаю. И кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых другими на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах и медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями, а между тем они занимают здесь высшие места». Все это уже в девятнадцать лет привело Александра к мысли отречься от престола и, уехав на берега Рейна, жить там в качестве частного лица с женой и детьми. В течение жизни эта мысль не раз будет приходить к Александру, меняя обличье, но оставаясь неизменной по существу. Станут иными места задуманного пребывания, форма ухода от власти, поводы, однако мысль о смене участи, предначертанной ему самим фактом рождения, никогда не оставит Александра.

И здесь, в самом начале его сознательной взрослой жизни, нежелание занимать трон, принадлежащий ему по праву рождения, Александр станет обосновывать всеми возможными способами – логическими, историческими, правовыми и нравственными.

Доверительные беседы с Адамом Чарторыйским

Мысль о своем отказе от царствования Александр развивал в беседе и с другим близким ему человеком – князем Адамом Чарторыйским.

Князья Адам и Константин Чарторыйские приехали в Петербург из Польши в 1795 году, были приняты при дворе и вскоре подружились с Александром. После отъезда Лагарпа Александр особенно сблизился с Адамом Чарторыйским и как-то весной 1796 года высказал ему то, что прежде доверял лишь одному Лагарпу.

Александр сказал, что он порицает основные начала политики своей бабки как в России, так и в недавно расчлененной и покоренной Польше. Он сказал, что все его симпатии на стороне поляков и он оплакивал падение их государства, ибо любит свободу и ненавидит деспотизм во всех его проявлениях. Даже французская революция вызывала у него чувство симпатии и участия.