Александр родился в 1727 году, крестной матерью его стала восемнадцатилетняя Елизавета Петровна. Александр учился в академической гимназии, по окончании которой его зачислили в артиллерию, а через восемь лет, в ноябре 1748 года, перевели гренадером в лейб-гвардию. Александр Шванвич был того же поля ягодой, что и братья Орловы, – пьяницей, повесой и задирой.
В 1752 года произошло событие, заставившее говорить о Шванвиче, Алексее и Федоре Орловых весь светский Петербург. Бесконечные выяснения, кто из них троих самый сильный, сопутствующие тому драки, заставили наконец соперников найти выход из положения. Было решено, что если Шванвич встретит где-либо одного из братьев, то встреченный беспрекословно ему подчиняется. А если Шванвич встретит двух Орловых вместе, то будет во всем повиноваться им. Однажды Шванвич зашел в трактир, где сидел Федор Орлов. Шванвич приказал Федору отойти от бильярдного стола и отдать ему кий. Затем он велел уступить место за трапезным столом и отдать вино и понравившуюся ему девицу. Федор, выполняя условия соглашения, повиновался, как вдруг в трактир вошел Алексей, и ситуация сразу же переменилась: братья потребовали вернуть им вино и девицу. Шванвич заартачился, и Орловы вытолкали его за дверь.
Шванвич затаился, поджидая братьев. Первым вышел Алексей, Шванвич нанес ему палашом удар по лицу. Орлов упал, но рана оказалась не смертельной. (Впоследствии, когда Алексей Орлов вошел в историю как победитель турецкого флота в Чесменской бухте и стал графом Орловым-Чесменским, знаменитый скульптор Федот Иванович Шубин изваял из мрамора его бюст, запечатлев огромный шрам, идущий через всю щеку.)
Братья Орловы не стали мстить Шванвичу за бесчестный поступок.
Чтобы распрощаться с А. М. Шванвичем, скажем только, что потом он служил на Украине, в Торжке, а в феврале 1765 года был пожалован чином секунд-майора и умер в 1782 году командиром батальона в Кронштадте. Его сын, подпоручик Михаил Александрович Шванвич, оказался одним из ближайших помощников Пугачева. Именно он стал для А. С. Пушкина прототипом Швабрина из повести «Капитанская дочка» и действующим лицом в «Истории Пугачева» и «Замечаниях о бунте». Но об этом позже.
НАЧАЛО ПРАВЛЕНИЯ ЕКАТЕРИНЫ II
Похороны Петра Федоровича
Вспомните, уважаемые читатели, о том, как погиб в Ропше Петр III (об этом рассказывалось в предыдущей книге цикла «Занимательная история России»), и станет ясно, что пройти мимо его неожиданной и для многих загадочной смерти нельзя.
Похоронить усопшего нужно было тихо не привлекая к этой церемонии особого внимания.
Местом погребения был избран не Петропавловский собор, а Александро-Невская лавра, что непредвзятым современникам добавляло уверенности в насильственной смерти бывшего императора. По предположению Никиты Ивановича Панина, Сенат «рабски просил» Екатерину не участвовать в похоронах, так как «сия процедура была бы для нее невыносима». Екатерина согласилась.
Сохранилось немного свидетельств о траурной церемонии. Одно из них оставил флигель-адъютант Петра III – полковник Давид Рейнгольд Сивере, двоюродный брат близкого Елизавете Петровне Карла Сиверса. Сивере находился в момент ареста Петра III в Ораниенбауме и был арестован генералом Василием Ивановичем Суворовым. Благодаря заступничеству своего кузена перед Екатериной II он был освобожден и уехал в Петербург.
Давид Сивере сообщает: «Ночью с 7 на 8 июля тело его (Петра III. – В. Б.) было перевезено из места его заточения в Александро-Невский монастырь и стояло до 10-го в гробу, обитом в красный атлас с немногими золотыми украшениями. Он лежал в своем любимом гольштинском мундире, без всяких орденов, без шпаги и без караула. Стражею при нем были – малого чина офицер и несколько человек солдат». Руки покойного скрывали большие кожаные перчатки с крагами до локтей, какие носили шведские офицеры времен Карла XII.
Многие тысячи простых людей непрерывно шли к гробу императора. Они видели относительную бедность похоронного убранства, малочисленность караула, но более всего поражало их, что в гробу лежал человек с необычно темным лицом: от большой потери крови и удушения лицо покойного стало почти черным.
В Петербурге тотчас распространился слух, что Петр Федорович спасся, а в гроб положили убитого вместо него царского арапа.
В среду 10 июля в Александро-Невский монастырь прибыло множество военных и статских генералов. После краткой заупокойной литургии в Благовещенской церкви тело покойного без орудийного салюта и колокольного звона предали земле. Через тридцать три года, 18 декабря 1796 года, по распоряжению сына его, императора Павла I, Петра Федоровича похоронят вторично. На этот раз рядом с Екатериной II.
Вознаграждение заговорщиков и убийц
Как только Петр Федорович был предан земле, царских милостей, наград и почестей удостоились участ-ники благополучно для них завершившегося переворота.
Прослывший непосредственным душителем Энгельгардт сделал быструю карьеру, став к концу жизни генерал-поручиком и выборгским губернатором. И все же он не был принят при дворе, ибо его считали слишком одиозной фигурой.
Красноречива судьба и других участников. Алексей Орлов уже в Ропшу приехал генерал-майором и секунд-майором Преображенского полка. Затем он вместе с остальными братьями был возведен в графское достоинство, награжден орденом Александра Невского и осыпан дарами – деньгами, поместьями, драгоценностями, до конца екатерининского царствования оставаясь влиятельнейшим сановником империи. Когда Екатерина II умерла, Алексей Орлов являлся кавалером всех российских орденов, генерал-адмиралом и генерал-аншефом. За победу над турецким флотом в Чесменской бухте ему был присвоен титул графа Чесменского, вручены орден Георгия 1-й степени, осыпанная бриллиантами шпага, серебряный сервиз и шестьдесят тысяч рублей. В честь его побед выбили медаль, в Царском Селе поставили мраморный обелиск, а в Петербурге построили замок, названный «Чесменским».
Князь Федор Сергеевич Барятинский в день коронации был пожалован чином камер-юнкера, получил двадцать четыре тысячи рублей и всю жизнь находился при дворе, дослужившись в 1796 году до чина обер-гофмаршала, который по Табели о рангах соответствовал действительному тайному советнику или генерал-аншефу.
Петр Богданович Пассек, освобожденный из-под караула ранним утром 28 июня самой Екатериной, тотчас же стал капитаном гвардии, как и Барятинский, получил двадцать четыре тысячи рублей, а в придворном звании даже обошел его, будучи пожалован действительным камергером. Пассек получил село под Москвой, мызу в Эстляндии и сотни крепостных крестьян. Через четыре года он стал генерал-поручиком, а потом занимал посты генерал-губернатора в Могилевской и Полоцкой губерниях. В 1781 году достиг чина генераланшефа. Пользуясь покровительством императрицы, он запятнал себя мздоимством, незаконным отчуждением чужого имущества, присвоением ценностей, конфискованных в таможнях, и другими злоупотреблениями, но, пока была жива Екатерина II, все это сходило ему с рук.
Что стояло за указом Сенату от 3 августа 1762 года?
Не были обойдены благодарностью императрицы и другие участники переворота и ропшинской трагедии. В своем указе Сенату от 3 августа 1762 года Екатерина II повелевала: «За отличную и всем Нашим верноподданным известную службу, верность и усердие к Нам и Отечеству Нашему, для незабвенной памяти с Нашим к ним благоволении, всемилостивейше пожаловали Мы деревнями в вечное потомственное наследное владение, а некоторых из Кабинетной Нашей суммы денежного равномерного противу таковых деревень суммою…» И далее снова следовали знакомые фамилии Орловых, Пассека, Барятинских, Баскакова, Потемкина, Рославлевых, Ласунских, Бибикова, Мусина-Пушкина, Волковых и других.
Указ был опубликован в «Санкт-Петербургских новостях» и сопровождался следующей сентенцией: «Ее Императорское Величество нимало не сомневалось об истинном верных Своих подданных при всех бывших прежде обстоятельствах сокровенном к Себе усердии, однако же к тем особливо, которые по ревности для поспешения благополучия народного побудили самым делом Ее Величества сердце милосердное к скорейшему приятию престола российского и к спасению таким образом нашего Отечества от угрожавших оному бедствий, на сих днях оказать особливые знаки Своего благоволения и милости…»