Одну из пациенток доктора Петье, лотерейную кассиршу Дебуавэ, нашли задушенной в ее собственной квартире.

После убийства кассирши по Вилльневу поползли слухи. Один мужчина по имени Фраскот в бистро за стаканчиком вина высказал сомнение в тщательности полицейского расследования. Почему бы, скажем, не сравнить отпечатки пальцев, оставленные убийцей в доме кассирши, с отпечатками пальцев доктора Петье?

Через несколько дней этот Фраскот обратился к доктору Петье по поводу своего ревматизма. Врач предложил ему новейшую терапию пчелиным ядом, и Фраскот согласился попробовать. Три часа спустя он умер. Полиция и общественность ничего особо трагического в этом не усмотрели.

Так и процветал бы неприкосновенный доктор и ждала бы его большая карьера, не споткнись он однажды о бензиновую канистру, стоявшую на погрузочной платформе товарной станции. Преуспевающий врач и уважаемый мэр попытался под покровом ночи сделать эту канистру своей собственностью, на чем и попался. Суд приговорил его к тюремному заключению на 14 суток и к минимальному денежному штрафу. И без того весьма непродолжительное заключение было в конце концов объявлено условной мерой наказания, однако карьера Петье как мэра и политического деятеля была, окончена.

Жить в маленьком Вилльневе после всего этого доктор Марсель Петье не захотел и перебрался в Париж, где начал в 1933 г. на рю Шомартэн врачебную практику.

За весьма непродолжительное время он стяжал у своих пациентов громкую славу, а проститутки, сутенеры и наркоманы просто боготворили его за доброту в выдаче рецептов и лояльность, проявляемую им при заполнении официальных донесений о венерических заболеваниях.

Один осведомитель (и где их только не было!) навел-таки на него бригаду парижской уголовной полиции по борьбе с наркоманией. Доктора Петье снова призвали к ответу и на сей раз приговорили к году тюрьмы и штрафу в 10 тыс. франков. Наказание лишением свободы на кассационном процессе удалось свести к условному, а сумму денежного штрафа уменьшить до 2 тыс. 400 франков.

Вторично попался он на сущем пустяке — книге, которую незаметно сунул в карман в книжной лавочке букиниста Жибера на бульваре Сен-Мишель. Доктор Петье, как сорока, крал все, что попадалось под руку, крал даже в квартирах больных, куда его вызывали, и в большинстве случаев это сходило ему с рук. На сей раз за книжку его поместили в психиатрическую клинику, покинуть которую удалось лишь после того, как разразилась война.

Человеческая жизнь ничего больше не стоила. Местные нацисты и парижские уголовники за обещанную награду вовсю выдавали немцам адреса «левых» и евреев; за «левых» платили больше, за евреев — меньше.

Тогда-то Петье и пришла в голову «светлая» идея. В мае 1941 г. за полмиллиона франков он купил у одного румынского князя дом № 21 по рю Лезер с прилегающим к нему земельным участком и нанял двух каменщиков и столяра. Каменщики должны были увеличить выгребную яму, расчистить и побелить известью бывшую конюшню, приладить к потолку блок и на несколько кирпичей поднять стену, опоясывающую участок. Столяру было поручено привести в божеский вид "ординаторский кабинет" и треугольную комнату, обить двери звуконепроницаемыми пробковыми щитами, соорудить бутафорскую дверь и проделать в стене глазок.

Закончив все приготовления, доктор Петье вышел на "охоту за евреями". Его пациент — меховщик Иоахим Гушинов оказался, предположительно, самым первым из всех, кто исчез после посещения дома. № 21 по рю Лезер.

Позднее, во время следствия по делу Петье, полиция кропотливо по крохам собирала любые сведения о пропавших без вести. Родственникам исчезнувших людей предъявляли для опознания "коллекцию вещей", «собранных» Петье, в прессе публиковали описание обнаруженных предметов одежды. Так постепенно, шаг за шагом, на Кэ д'Орфевр установили 27 жертв, имена которых затем фигурировали в процессе.

20 июля 1942 г. телефонным звонком был вызван из дома врач-еврей доктор Поль Браунбергер. С тех пор он исчез. Следы его последних шагов вели в доктору Петье. В «собрании» Петье брат и горничная пропавшего опознали его шляпу и рубашку.

В конце августа 1944 г., когда миновала опасность быть арестованным за укрывательство евреев, в уголовную полицию на Кэ д'Орфевр позвонила некая мадам Эрьян Кан. Она назвала полиции имена доброго десятка еврейских эмигрантов, которым посредничала в установлении связей с доктором Петье.

Правда, человека, столь самоотверженно помогавшего преследуемым евреям, мадам Кан знала под именем Эжена. Большинство евреев, которым мадам Кан рекомендовала Петье в полной уверенности, что тот поможет им спастись от преследований и страхов, уже имели за плечами опыт ухода от нацистов.

Были среди них, например, супруги Вольф, которые вместе со старой, полуглухой тещей переселились в 1933 г. в Париж из Франкфурта, и очень состоятельная чета лесоторговцев Баш, совсем недавно ускользнувшая из Амстердама от еврейского погрома вместе со своими родственниками Аренсбергами, Шонкерами, Эренрайхаами и Холландерами.

Кнеллеры были евреями-эмигрантами из Германии — маленькие люди, с грехом пополам пробивавшиеся по жизни, единственной гордостью которых был 8-летний сынишка Ренэ. Ренэ родился в Исси-ле-Мулене и являлся, таким образом, в отличие от своих родителей, французским гражданином. Однако это нимало не помогло ни самому веселому, рыжеватому мальчугану, ни его родителям: для нацистов они прежде всего были евреями. Многие еврейские семьи уже забрали немцы, поэтому Кнеллеры со дня на день с трепетом ждали своей очереди. И тут вдруг Курт Кнеллер вспомнил о докторе Петье, с которым однажды советовался по поводу какой-то болезни, но до сих пор еще за это не расплатился.

О Петье поговаривали, что у него есть знакомые контрабандисты, которые нелегально переправляют преследуемых в неоккупированную зону. Кнеллер верил этому человеку: добрый и великодушный, он и не напоминал ему о плате за лечение. Полный надежд Курт Кнеллер отправился к доктору.

Ночью, незадолго перед Троицей 1942 г., доктор Петье увел семейство Кнеллер из их квартиры. Ни один человек с тех пор ничего о них не слышал. Детская пижамка и зубная щеточка — все, что осталось в «коллекции» доктора Петье от маленького французского гражданина Ренэ Кнеллер.

Вскоре полиция разузнала, что жертвами доктора Петье пали в оккупированном Париже не одни только евреи.

Первый сигнал об этом поступил из полицейского участка маленького провинциального местечка Гарнье. В феврале 1942 г. оттуда отправилась в Париж молодая женщина по имени Дениз Колин. Она ехала к доктору Петье, которого знала раньше, чтобы освободиться от нежелательной беременности. Врач уже прежде помогал ей в подобных случаях. В последний раз Дениз Колин видели в Париже неподалеку от рю Шомартэн.

От первоначального предположения, что доктор Петье специализировался исключительно на евреях, пришлось отказаться, хотя, вне всякого сомнения, им он отдавал явное предпочтение: здесь ему не приходилось опасаться, что встревоженные родственники заявят о пропавшем без вести в полицию.

Там же, на рю Лезер, исчезло большое число его пациентов, которые слишком много знали и могли стать для него опасными. Так случилось 22 марта 1942 г. с наркоманом Марком ван Бевером. В последний раз его видели вместе с доктором Петье. По всей вероятности, как считает полиция, он попытался шантажировать врача.

Через три дня после Бевера исчезла женщина, которая могла бы стать для Петье опасной. Звали ее Марта Форсин-Кайт и она была замужем за евреем портным. От первого своего брака мадам Форсин-Кайт имела дочь, которая в середине марта 1942 г. угодила в полицейскую облаву и при обыске у нес нашли большую дозу морфия. Девушку подвергли строгому допросу. Загнанная в угол, она призналась, что морфий ей достал доктор Петье. Ее мать, мадам Форсин-Кайт, желая уберечь врача от неприятностей, немедленно известила его обо всем. И Петье нашел выход.

Мадам Форсин-Кайт вошла к доктору Петье на минутку, как была — в фартуке, в домашних шлепанцах. Больше никто ее никогда не видел. 28 марта 1942 г. ее муж нашел над дверью нацарапанную неразборчивыми каракулями записку: "Мне необходимо уехать в неоккупированную зону. М.". Несколько дней спустя портной Кайт был отправлен нацистами в Освенцим.