Старинные часы мелодично пробили пять раз, приглашая к обеду.

— К вам гость, сэр, — почтительно доложил дворецкий, когда Харст спустился по лестнице в гостиную.

— Проси.

Скрипнула дверь, пропуская высокого стройного джентльмена в светлом летнем костюме. Он кивнул головой в знак приветствия, по-армейски подчеркнуто вытянув руки по швам.

— Здравствуйте, господин полковник!

— Ну, зачем же гак официально? — направился ему навстречу Харст. — Рад видеть тебя, Нортон. Прошу к столу, — пожав гостю руку, широким жестом, пригласил он.

— Ну за твой успех! — дождавшись, пока слуга наполнит бокалы, произнес полковник.

— За наш успех, сэр, — скромно поправил тот, кого звали Нортоном.

— Жаль, конечно, что этот мальчишка струсил в последнюю минуту и не избавил нас еще от одного болтуна, — заметил хозяин дома, ловко подцепив вилкой кусочек рокфора. — Твоя недоработка, ну да ладно, думаю, это не помешает твоему отпуску. А вообще… хоть я скуп на похвалу, ты молодчага. Организация твоя… как ее… «Воины революции», пребудет у нас сто лет, как вожделенная мечта младых идиотов, стремящихся в тайные общества. Таких еще дел наворочаем… Но покуда руководитель должен на пару месяцев исчезнуть из страны. Извини, — он взял поднесенную лакеем трубку телефона. — А… Ты, Джонни? Привет, старина. А я уж хотел кого-то отругать за то, что отрывает от обеда…

— Нельзя ли у тебя получить копии материалов, связанных с этим убийством, Фрэд? — звучал в трубке голос Симмонса — Хочу дать один эпизод в фильме…

— О чем разговор! Завтра же все будет у тебя. К тому, что рыло в газетах, могу добавить фотографии отпечатков пальцев на винтовке, регистрационное удостоверение на оружие…

— И еще одна просьба, Фрэд: помоги мне проникнуть в больницу к Пат.

— Нельзя, Джонни, — несколько сокрушеннее, чем следовало бы, вздохнул полковник. — Поверь, и моих сотрудников не пускают врачи. У нее очень серьезно с психикой.

— Тогда последний вопрос, вы не нашли Гарри?

— Успел улизнуть, негодяй. — Фрэд повернулся к гостю и жестом показал, что пора, мол, снова наполнить пустые фужеры. — Очень хитрая бестия! Мы перекрыли все аэропорты и морские выезды из страны. Но, честно говоря, я не очень рассчитываю на успех. Ловок, мерзавец… Ну что ты, Джонни, не за что… Кто же нам поможет, если не старые друзья…

Харст положил трубку и повернулся к гостю:

— Так на чем мы остановились, Гарри?

XII

Симмонсу стоило немалых трудов уговорить студию, чтобы ему разрешили смонтировать фильм здесь, в Лондоне, и после премьеры показать его по английскому телевидению. Обычно такие вещи не практиковались, но, учитывая, что само имя Симмонса стало синонимом высокого профессионализма и мастерства, руководители студии убедили Би-би-си пойти навстречу талантливому режиссеру. Правда, Симмонс подозревал, что немалую роль тут сыграли и скрытые пружины, задействованные Харстом, проявившим изрядную заинтересованность в скорейшем завершении картины.

События, развернувшиеся в Соунси, и реакция прессы заставили Джонни перекроить весь материал. Если поначалу он собирался положить в основу сценария документы, полученные от Селины Кронин, а снятые в молодежном лагере кадры использовать лишь как эпизод, то в процессе работы понял, что именно в этих кадрах лежит ключ к успеху фильма в целом…

Стив, который, как и Джонни, последние полторы недели выходил из монтажной лишь для того, чтобы поесть и поспать, говорил, что в этой работе Симмонс превзошел самого себя.

Один за другим летели в корзину варианты текста, еще вчера казавшиеся Симмонсу чуть ли не гениальными. Несколько раз он будил Стива среди ночи, заставляя выслушать новую идею, но наутро уже был поглощен абсолютно иным поворотом материала. И вот наконец свершилось. Сегодня — премьера

В отличие от большинства своих коллег Джонни Симмонс не слишком-то заботился о паблисити Нет, нельзя сказать, чтобы он был против рекламы в принципе. Она, равно как и рецензии в печати, являлась неотъемлемой частью кинобизнеса, и железное правило «не расхвалишь — не продашь», как и в любом другом бизнесе, соблюдалось неукоснительно. Симмонс не раз становился свидетелем того, как по-настоящему талантливые и умные киноленты оставались не замеченными широкой аудиторией лишь потому, что их создатели либо поскупились на рекламу, либо не сумели вовремя организовать вокруг своего произведения шумные дебаты в печати.

Но все же где-то в глубине души он считал всю эту возню занятием недостойным, полагая, что хороший, злободневный, «настоящий», как он любил выражаться, фильм должен говорить сам за себя, не нуждаясь в том, чтобы вокруг него искусственно нагнетались страсти.

Стив Уиндем придерживался как раз прямо противоположной точки зрения. Для него вопросы репортеров, завистливые лица, а коллег, восхищенные улыбки поклонников и поклонниц являли цель и смысл всей жизни И хотя Симмонс наверняка знал, что вовсе не из-за всей этой ерунды Стив ложился под пули наемников в Африке и лез под полицейские дубинки у себя в Америке, Уиндем упорно стоял на том, что успех должен быть шумным.

— Ну, шеф, сегодня мы вставим им такой фитиль под хвост, который даже этому итальяшке Феллини не снился, — метался он по номеру, готовясь к предстоящей премьере. — Как я выгляжу, а? Может, лучше не в смокинге, а во фраке? Какой фитиль, а, шеф? Репортеры просто лопнут от зависти — я смотрел все, что шло по телевидению об этом пожаре на ракетной базе, и, отбросив ложную скромность, признаюсь — там нет и половины моего размаха. А главное — нет настроения, понимаешь, настроения! Когда меня спросят, каким образом удалось сделать такое, я скажу… Слушай, где моя бабочка? Я ведь точно помню, что брал ее…

Он опрометью кинулся в свой номер Симмонс несказанно обрадовался этому. Он вытащил галстук-бабочку Стива из кармана пиджака, куда спрятал ее еще с утра, и переложил в кармашек кофра. Стив наверняка побежит сейчас покупать новую, и у Джонни окажется в запасе по меньшей мере полчаса, чтобы спокойно обдумать, о чем будет говорить перед премьерой.

Темно-серый «бентли» мягко притормозил у кинотеатра. Шофер выскочил из кабины и предупредительно распахнул заднюю дверцу. Раскрыв большой черный зонт, он замер, ожидая, пока полковник выберется из машины Проводив его до входа в кинотеатр, поднес обтянутую кожаной перчаткой руку к фуражке:

— Я буду ждать на другой стороне улицы, сэр. Харст равнодушно кивнул.

Мелкая морось, зарядившая с утра, впитала запахи выхлопных газов, и поэтому здесь, в самом центре Лондона, сегодня дышалось на удивление легко. Сгущающиеся сумерки взбивали из дождя, света уличных фонарей и красок реклам невероятный цветной коктейль, в котором тонули, растворяясь, здания, контуры автомобилей, силуэты спешащих прохожих

Миновав стоящего у дверей служителя, напомнившего Харсту опереточного генерала, полковник вошел в фойе. В отличие от других премьер, проходивших почти каждую неделю в «Карлтоне» или «Лондонском павильоне» — самых фешенебельных кинотеатрах столицы, на сегодняшней не было изысканного парада фраков, мехов и бриллиантов. Честно говоря, Харст и не ожидал ничего подобного — представители лондонского «света» предпочитали не ходить на премьеры политических фильмов, даже если их режиссер сам Джонни Симмонс.

У стойки бара мирно беседовали несколько мужчин со значками коммерческой телекомпании «Ай-ти-ви». Полковник проследовал мимо шумной группы небрежно одетых молодых людей, чьи развязные манеры безошибочно свидетельствовали об их принадлежности к клану столичных репортеров не самого высокого пошиба. Поискал глазами Симмонса и, не обнаружив, направился в зрительный зал.

Сцена еще пустовала, но, когда Харст опустился в свое кресло в ряду для почетных гостей, прозвучал гонг, и приглашенные принялись заполнять зал.

Вышедший к микрофону Симмонс — подтянутый, в темно-синем смокинге и светлых брюках — какое-то время стоял молча, затем поднял руку, призывая к тишине.