— Что ты делал в Греции? — спросила она чуть озабоченно. — А потом в Лондоне?

— Да так, смотрел, где что, — улыбнулся Том.

— Этого чокнутого искал, да? Ну и как, нашел? Как, кстати, твоя голова? — Она развернула его спиной к себе, чтобы осмотреть рану.

Том ее уже почти не ощущал. Он был очень рад, что за время его отсутствия Бернард не объявился в Бель-Омбр и не доставил Элоизе хлопот.

— Американка не звонила?

— Да-да, звонила. Миссис Мёрчисон. Она немного говорит по-французски, но очень забавно. Сегодня утром она была еще в Лондоне, но в три часа уже прибывает в Орли и хочет увидеть тебя. Слушай, что за merde [72], кто все эти люди?

Том взглянул на часы. Самолет миссис Мёрчисон должен был приземлиться через десять минут.

— Дорогой, хочешь чая? — Элоиза усадила его на желтый диван. — Так ты встретил где-нибудь своего Бернарда?

— Нет. Извини, мне нужно вымыть руки. Я на минуту. — Зайдя в туалет на первом этаже, Том вымыл руки и лицо. Он надеялся, что миссис Мёрчисон не изъявит желания посетить Бель-Омбр и согласится встретиться с ним где-нибудь в Париже, — хотя ехать в Париж сегодня ему смертельно не хотелось.

Когда Том вернулся в гостиную, мадам Аннет спускалась по лестнице.

— Мадам, как ваш многострадальный зуб? Лучше, я надеюсь?

— О да, мсье Тоом. Я была сегодня утром у врача в Фонтенбло, и он вытащил нерв — взял и вытащил. В понедельник пойду к нему снова.

— Ах, как было бы хорошо, если бы у всех нас взяли и вытащили все нервы! Мы бы не чувствовали никакой боли. — Том трепался, почти не отдавая себе отчета в том, что говорит. Он раздумывал, звонить Уэбстеру или нет. Ему казалось, что до отъезда лучше не звонить, потому что это выглядело бы как желание угодить полиции. Человек, не чувствующий за собой никакой вины, не стал бы звонить, рассуждал Том.

Они с Элоизой пили чай.

— Ноэль спрашивала, сможем ли мы быть у нее во вторник вечером, — сказала Элоиза. — У нее день рождения.

Сборища у Ноэль Хасслер, лучшей подруги Элоизы, жившей в Париже, всегда удавались на славу. Но у Тома на уме уже был Зальцбург — он решил, что должен ехать туда, не откладывая, так как Бернард, возможно, именно там. В Зальцбурге родился Моцарт — еще один жрец искусства, умерший молодым.

— Дорогая, — сказал Том, — ты, конечно, иди, но я, наверное, не смогу.

— Почему?

— Мне, возможно, придется поехать в Зальцбург.

— В Австрию”? Неужели опять на поиски этого чокнутого? В следующий раз ты отправишься за ним в Китай.

Том с беспокойством взглянул на телефон. В любой момент могла позвонить миссис Мёрчисон.

— Миссис Мёрчисон спрашивала номер моего парижского телефона?

— Да. Я дала ей ложный. — Элоиза говорила по-французски и начала проявлять признаки раздражения.

Том раздумывал, насколько откровенным он может быть с Элоизой.

— Ты сказала ей, когда я должен вернуться?

— Я сказала, что не знаю.

Раздался телефонный звонок. Если это была миссис Мёрчисон, то она звонила из Орли. Том встал.

— Запомни, — быстро сказал он Элоизе по-английски, так как в комнату входила мадам Аннет, — самое главное — я не был в Лондоне. Только в Париже. Это действительно очень важно, дорогая. Не упоминай Лондон при миссис Мёрчисон.

— Она собирается приехать сюда?

— Надеюсь, что нет. — Том снял трубку.

— Алло? Да. Здравствуйте, миссис Мёрчисон. — Она хотела-таки приехать в Бель-Омбр. — Ну конечно, конечно. Но, может быть, вам будет удобнее, если я встречусь с вами в Париже?.. Да, не совсем близко от Орли — дальше, чем Париж. — Но все было бесполезно. Возможно, ему удалось бы поколебать ее решимость, придумав какой-нибудь долгий и сложный маршрут, но он не хотел создавать дополнительных неудобств и без того пострадавшей женщине. — В таком случае проще всего взять такси. — Он сказал, какие указания дать шоферу.

Том попытался хоть как-то растолковать ситуацию Элоизе. Через час прибудет миссис Мёрчисон, которая хочет расспросить его о своем муже. Теперь Том мог говорить с Элоизой по-французски, так как мадам Аннет вышла из комнаты. Правда, она могла подслушивать под дверью, но тут уж ничего не поделаешь. Еще до звонка миссис Мёрчисон Том подумал, что лучше бы объяснить Элоизе, почему он дважды ездил в Лондон, выдавая себя за умершего художника Дерватта. Но сейчас был неподходящий момент, чтобы делать ей ошеломляющие признания. Лишь бы визит миссис Мёрчисон прошел успешно, — большего от Элоизы он не мог требовать.

— Но что все-таки случилось с ее мужем? — спросила она.

— Не знаю, дорогая. Она приехала во Францию и, естественно, хочет поговорить с человеком, который… — Том собирался сказать “который последним видел ее мужа живым”, но передумал: — …и хочет взглянуть на наш дом, потому что здесь ее муж был перед самым исчезновением. Отсюда я отвез его в Орли.

Элоиза раздраженно передернула плечами и резко поднялась на ноги. Однако ей хватило ума не устраивать сцен. Она владела собой и вела себя сдержанно. Характер она покажет потом.

— Я понимаю, тебе не хочется, чтобы она испортила нам вечер. Она и не испортит. Я не стану приглашать ее остаться на ужин — скажу, что мы идем в гости. Но чая или вина я не могу ей не предложить. Я буду очень корректен и вежлив с ней и не думаю, что она пробудет у нас больше часа.

Элоиза смирилась с неизбежным.

Том поднялся в свою комнату. Мадам Аннет распаковала его чемодан и убрала его, но некоторые вещи оказались не на своих привычных местах, и Том переложил их. Он принял душ, надел серые фланелевые брюки, чистую рубашку и свитер и достал из шкафа твидовый пиджак на случай, если миссис Мёрчисон захочет пройтись по саду.

Наконец, прибыла миссис Мёрчисон. Том вышел встретить ее и проследить за тем, чтобы таксист ее не обсчитал. У нее были с собой французские деньги, и она дала шоферу слишком большие чаевые, но тут уж Том не стал вмешиваться.

— Моя жена Элоиза, — представил ее Том. — Миссис Мёрчисон, из Америки.

— Здравствуйте, — произнесла миссис Мёрчисон.

— Здравствуйте, — ответила Элоиза. Миссис Мёрчисон согласилась выпить чашечку чая.

— Надеюсь, вы простите меня за столь внезапное вторжение, — обратилась она к хозяевам, — но это очень важное дело, и я хотела повидаться с вами как можно скорее.

Они расселись в гостиной — Миссис Мёрчисон на диване, Том и Элоиза на стульях. Элоиза приняла скучающий вид хозяйки, не слишком заинтересованной в разговоре и присутствующей лишь из вежливости. Том был этому очень рад, хотя прекрасно понимал, что на самом деле разговор чрезвычайно интересует ее.

— Мой муж… — начала миссис Мёрчисон.

— Том, как он велел называть его, — улыбнулся Том, поднимаясь на ноги. — Он видел мои картины — вот этого “Человека в кресле” и, позади вас, “Красные стулья”, более раннюю вещь. — Том говорил довольно резко. Он должен прорваться, и к черту всякие манеры, добросердечие, этику, истину, закон и даже судьбу — в смысле отдаленного будущего. Этот вопрос необходимо решить раз и навсегда. Если миссис Мёрчисон захочет осмотреть дом, — пожалуйста, он покажет его сверху донизу, включая даже погреб. Том ждал, когда она спросит, что сказал ее муж по поводу картин Тома.

— Вы приобрели картины в Бакмастерской галерее? — спросила она.

— Да, и ту, и другую. — Он взглянул на Элоизу, курившую непривычные для нее “Житан” из маисовой бумаги. — Моя жена понимает английскую речь.

— Вы были здесь, когда приезжал мой муж? — обратилась к ней миссис Мёрчисон.

— Нет, я была в Греции и не встречалась с ним.

Миссис Мёрчисон встала с намерением взглянуть на картины, и Том включил две дополнительные лампы, чтобы ей было лучше видно.

— Я особенно люблю “Человека в кресле”, — сказал Том. — Поэтому я и повесил его над камином.

Миссис Мёрчисон картина, судя по всему, тоже понравилась.

Том думал, что она заговорит о теории ее мужа насчет фальсификации работ Дерватта, но она не затронула эту тему, ничего не сказав ни о сиреневых, ни о фиолетовых тонах на какой-либо из картин. Вместо этого она задала те же вопросы, что и Уэбстер до нее, — хорошо ли чувствовал себя ее муж, когда уезжал от Тома, не договаривался ли он о встрече с кем-нибудь.