Гейвин между тем не испытывал никакого удовольствия от общения с присутствующими, хотя старательно делал вид, будто ему необыкновенно весело. Мысленно он то и дело возвращался к разговору с мистером Калпеппером, состоявшемуся часа за два до начала приема гостей, а также к решению, возникшему совершенно спонтанно. Когда ему стало известно, что дядя Эдмунд, благодаря удачному вложению капитала, многократно приумножил состояние, теперь перешедшее по наследству ему, первым побуждением явилось желание немедленно разорвать помолвку, все время казавшуюся бессмыслицей. Кристабель, да и он тоже могут отныне жить-поживать безбедно, рассуждал он, даже по-королевски, не завися никоим образом от денег мисс Честертон.

И тем не менее едва он об этом подумал, как сразу же ополчился на самого себя. Эгоист он! Нечестно так поступать, просто непорядочно… Разве можно, находясь в здравом уме, совершить столь бессовестный поступок? Хорош гусь, нечего сказать! Когда видел выгоду от женитьбы на мисс Честертон, готов был, не раздумывая, дать ей свое имя, титул. Свет подвергнет его осуждению, если только он хотя бы попытается расторгнуть помолвку, то есть, по сути, откажет теперь ей в праве получить то, на что она, безусловно, рассчитывала. Он богат. Его молитва, как говорится, услышана. И что же? А то, что это налагает на него еще большие обязательства. Если прежде он мог объяснить свой отказ от женитьбы на ней благородным порывом: мол, не может вступить в брак с мисс Честертон, так как финансовый мезальянс ему не по нутру, то сейчас он лишен права поступить так неблагородно.

Наблюдая за Черри, он видел, как она мило, с присущим ей изяществом, беседует с его друзьями. Возникло ощущение, будто какая-то его часть, корчась в конвульсиях, доживает последние минуты. В этот тягостный момент его жизни лорд Вильям – третий сын герцога Брентавенского, по мнению Гейвина, ловелас более, чем он сам, – повысил голос и приподнял бокал:

– Прошу внимания! Ти-ши-на… У меня созрел тост!

Дылда и щепка щепкой, лорд Вильям раскачивался, как тростинка на ветру. Количество выпитого шампанского, хоть и отличного качества, выполняло уже роль вихря, грозившего перерасти в бурю. Гейвин, не спуская с него глаз, мгновенно насторожился.

– Предлагаю выпить за нашего радушного хозяина и его невесту, которую он себе облюбовал! Гейвин, дружище, если мисс Честертон хотя бы наполовину такая же хорошенькая, как ее денежки, то ты должен ощущать себя счастливейшим из смертных. А уж если дурнушка, не вешай носа! В нашей славной столице не перевелись еще местечки, где можно, любуясь на прехорошенькие мордашки, получать массу удовольствий.

Он многозначительно подмигнул. В зале повисла гнетущая тишина Все, буквально все, кроме лорда Вильяма, разумеется, подумали об одном и том же: какая бестактность! В конце концов, здесь присутствует брат упомянутой леди…

Спустя мгновение лорд Гарвей – его подтолкнула жена – сделал шаг вперед и бесцеремонно отодвинул лорда Вильяма в сторону.

– Я согласен с первой частью предыдущего тоста, – сказал он. – За Гейвина и его невесту! Пусть их брак будет долгим и счастливым.

Все заулыбались и, конечно, осушили бокалы с шампанским. Лорд Вильям, хоть и с опозданием, сообразил, что допустил ляп. Запинаясь на каждом слове, он делал отчаянные попытки принести свои извинения лорду Сибруку и рассерженному сэру Томасу, а остальные, как ни в чем не бывало, шутили и смеялись.

Фредерика едва ли слышала слова лорда Гарвея. После тоста лорда Вильяма она застыла как соляной столб. Лицо пылало. Она была растерянна. Сказать о ней такое?! В присутствии людей, мнением многих – пусть не всех! – она дорожит… Боже, какая же она дура! Отчего бы лорду Сибруку не жениться по расчету, если для утех он всегда может завести себе любовницу?! Смазливая физиономия мисс Шихан привиделась как наяву. Теперь он не стеснен в средствах, значит, разрывать помолвку и вовсе нет никакого резона. На любовниц будет тратить собственные деньги, так что никаких угрызений совести, которые, безусловно, возникли бы, спускай он капиталы жены. Прелестно! Честный и благородный лорд Сибрук… Сплошное благородство! Фредерика презирала себя за то, что была так наивна. Нежный взгляд, видите ли, дружеское расположение… Идиотка! А может, он видит в ней временную замену мисс Шихан? О Господи! О чем она?

Захотелось немедленно остаться одной, разобраться в своих чувствах. Выдавив вымученную улыбку, Фредерика стала пробираться к двери, а когда выскользнула из зала, помчалась к лестнице. Она была уже на второй лестничной площадке, когда услыхала за спиной шаги. Обернувшись, увидела лорда Сибрука.

– За вами, Черри, не угонишься! – сказал он, настигая ее. – Может, вы себя неважно чувствуете? – добавил он с озабоченным видом.

– Я… все в порядке, милорд, – удалось ей произнести более-менее нормальным голосом, хотя от сознания, что вот он, рядом, перехватило горло. – Просто шампанское и такое количество гостей меня утомили. С непривычки. Да и время уже позднее…

Впрочем, она не лукавила.

– Простите меня великодушно, Черри! – произнес граф с самым искренним выражением лица. – Каюсь, об этом я и не подумал! Так хотелось доставить вам удовольствие. Вы этого заслуживаете.

Его улыбка, как всегда, распахнула ее сердце настежь, хотя она и старалась держать его за семью замками. И как бы в подтверждение сердечного радушия уголки губ непроизвольно дрогнули в улыбке.

Мысленно Фредерика только руками развела. Ну не дуреха ли? Никакого самолюбия…

– Да-да, заслуживаете! – успел ввернуть граф, пока она соображала, что бы такое сказать. – Прошу вас, примите от меня денежное вознаграждение сверх положенного вам жалованья. – Он протянул сложенные вчетверо кредитные билеты, которые достал из кармашка фрака.

Машинально Фредерика взяла деньги. Посмотрела. Пятьдесят фунтов…

– Милорд, пожалуйста, я не могу… – сделала она попытку вернуть деньги.

– Я настаиваю! – прервал он безапелляционным тоном и стиснул ладонью кисть ее руки с зажатыми в кулаке банкнотами. – По правде говоря, это сущий пустяк в сравнении с тем, что вы сделали для меня и Кристабель. Я бы очень хотел отплатить вам гораздо большим, как говорится, вернуть долг сторицей.

Их взгляды встретились. Его синие глаза излучали тепло и что-то еще – непонятное и заставившее ее перевести дыхание. Она ощущала жар и силу его длинных пальцев. Он продолжал сжимать кисть ее руки. Прилагая отчаянные усилия, чтобы не потерять самообладания, она разжала губы, собираясь что-то сказать, не зная, правда, что именно.

Неожиданно граф сжал руку сильнее и притянул Фредерику к себе. Другой рукой обвил ее талию и, склонив голову, закрыл поцелуем рот, лишив возможности высказать то, что она надумала. Приникнув к нему, она упивалась обжигающей сладостью его рта. Желание оставаться в объятиях, притягательных и властных, захватило дух.

Граф гладил ладонями плечи Фредерики, лаская ее через шелк платья. Это давало такое сладостное ощущение, что стремление слиться с ним воедино накрыло ее волной и потащило в пучину страсти.

Кажется, она сейчас себя потеряет… Ах, да пусть! Пусть даже погибнет!

Кажется, она совершенно позабыла о стыде…

Фредерика льнула к нему, а его руки становились все настойчивее. Трогали горло, ложбинку груди в вырезе платья.

Понимая, что должна каким-либо образом выразить протест, она ни словом, ни жестом не останавливала его. Прикосновения, нежные касания волновали ее сверх меры. Будь что будет! Ей все равно… Она запрокинула голову, а он покрывал поцелуями ее шею.

А потом его руки повели себя каждая по-своему: одна продолжала свои ласки, другая, умело расстегнув верхние пуговки на спинке лифа, скользнула в мгновенно ослабившийся вырез. Ладонь накрыла ее грудь. Большой палец тронул сосок, а тот моментально набух, точно почка в весенний день.

Фредерика издала горлом приглушенный стон, а может, даже крик. Во всяком случае, она отшатнулась. Скорее всего, ее одернул разум, очнувшийся от глубокого паралича чувств.