Мэриджой Шубридж

Полюбить незнакомца

1

Клэр Хэркорт взяла отца под руку, и они вышли из продуваемого всеми ветрами двора церкви, направляясь к своему расположенному неподалеку дому. Нудный дождь, оголенные деревья, завывания январской стужи лишь усугубляли безрадостную картину. Половину унесенных ветром слов священника так никто и не услыхал, намокшая ряса пузырилась и била его по ногам, а жалкая группа плакальщиц, глубоко зарывшись подбородками в ворот пальто, придерживала руками готовые сорваться с голов шляпки.

Миссис Хэркорт обрела наконец покой. Сейчас она, несомненно, возносила благодарность Богу за ниспосланное освобождение от бесчувственного и постоянно пребывавшего в дурном расположении духа супруга. Из-под темной вуали, прикрывающей половину лица, Клэр бросила на отца косой взгляд. Да, конечно, глаза ее увлажнились на могиле матери, но она была уверена, что слезы навернулись из-за стужи, а не от горя. Она не плакала, хотя, конечно, любила мать. Возможно, вскоре еще придется не раз пролить слезы, а сейчас ее просто раздирала ненависть к Джорджу Хэркорту, этому ничтожеству, принимавшему соболезнования так, словно кто-то умыкнул у него бесценную компаньонку.

Когда они приблизились к двери часовни, Клэр высвободила руку. Ее матери, этому несчастному, хрупкому созданию, от которого скоро останется лишь надпись на надгробном камне, едва исполнилось сорок, и вот смерть, взяв ее за вялую руку, увела за собой. Кто же отправил ее на кладбище? Можете спросить об этом самого себя, Джордж Хэркорт. Клэр стиснула зубы, пытаясь промолчать. Девять выкидышей – вот страшная цена торопливости этого высокомерного самодура, жаждавшего сыновей, но получившего только оставшуюся в живых дочь, – подорвали здоровье жены. Если все это и есть супружество, то оно не нужно Клэр ни за какие коврижки.

В свои семнадцать лет она была уверена, что отцу никогда не удастся выдать ее замуж. Избавиться от презираемой и откровенно не замечаемой дочери. Кто же в здравом уме возьмет девушку, у которой за душой ни гроша, дочь человека, обремененного по собственному недомыслию долгами? Владельца старого, запущенного, разваливавшегося по частям дома? Все слуги давно разбежались в поисках мест, где им бы платили деньгами, а не пустыми обещаниями. И теперь кров с ним делила лишь Клэр, на которую свалились все заботы – и домохозяйки, и прачки. Но ничего. Всего через четыре года она достигнет совершеннолетия… Срок для терпеливой девушки, живущей вот уже семнадцать лет в нищете, не такой уж большой… И в тот день, когда ей исполнится двадцать один, она наконец обретет свободу…

Теперь, когда все приличия были соблюдены, Джордж Хэркорт первым вошел в дом. Он сразу же направился к бутылке бренди, стоявшей на столе, опустился в потрепанное кресло возле камина и принялся задумчиво разглядывать Клэр, снимавшую в этот миг шляпку с вуалью.

– Ну, что скажешь об этой вдовушке Лоусон? Никогда прежде не приходилось видеть такой точеной фигурки.

Он осушил стаканчик, не заметив, как замерли руки Клэр.

Она глубоко вздохнула, пытаясь побороть в себе приступ гнева – подумать только, этот человек осмелился глазеть на другую женщину в то время, как его собственную жену опускали в могилу!

– Миссис Лоусон? – ровным тоном спросила она. – Я ее совсем не знаю. Мне и в голову не приходило, что она с таким уважением относится к матери… Даже сочла необходимым прийти на похороны. Насколько я знаю, они никогда не были подругами.

– Нет, не были. Она всегда считала твою мать излишне деликатной.

– Деликатной? Как это? У мамы не было столько сил…

– Не в том смысле, – нетерпеливо перебил ее Хэркорт. – Она всегда довольно высокомерно относилась к горожанам.

– Какая чепуха! – раздраженно воскликнула Клэр. – Мама была сама доброта! Хотя, кто знает, – горько продолжала она, – чего ей стоило играть роль прекраснодушной леди, если вспомнить, как ей доставалось…

Джордж Хэркорт вспыхнул.

– Я не нуждаюсь в твоих язвительных замечаниях, девчонка. У меня слишком много расходов, и я не могу тратить деньги на тех, кто должен трудиться больше, чтобы заработать на жизнь. Ты уже не ребенок, – сделав паузу, он уставился на раскрасневшееся миловидное личико, темные кудряшки и ясные серые глаза дочери. – Боже, нет, ты уже не ребенок!

Последние слова он произнес чуть слышно, и сердце Клэр неизвестно почему забилось сильнее.

– Ты говорил о миссис Лоусон. Какое отношение имеет она ко всему этому? – Подавив закипающий гнев, она постаралась говорить спокойно, без раздражения.

Лицо Джорджа Хэркорта обрело прежний, обычный цвет.

Клэр с отвращением смотрела на него, тщетно пытаясь скрыть свои чувства. Отец приканчивал уже второй стаканчик бренди – судя по наклейке, это был отличный напиток. Если бы он давал жене и дочери столько денег, сколько он тратил на выпивку, то им бы не приходилось чинить, перекраивать и латать свою одежду. Приданое матери – прекрасные шелковые платья, кружевные воротнички – давно износилось. Их так часто переделывали, что они давно превратились в ветхие реликвии далекого, более счастливого времени… Такого счастливого для матери… Да, ей было что припомнить – и балы, и званые вечера, и даже представление при дворе. Как-никак она-то была единственной наследницей богатого помещика.

Клэр вновь украдкой бросила на отца взгляд, пытаясь увидеть в нем того красавца, романтического героя, который когда-то очаровал мать, заставив после бурных и трепетных настойчивых ухаживаний выйти за себя замуж. Бедная мама! Она была так молода и совсем не знала жизни, ее подвохов. Если бы она только могла предвидеть, что через двадцать лет ее пылкий возлюбленный превратится в безбожного картежника, любителя выпивки, то, несомненно, она тут же выскользнула бы из его объятий.

Опрокинув стаканчик, Хэркорт вновь уставился на дочь. Его губы искривились в заговорщицкой ухмылке.

– Дора Лоусон – очень порядочная, услужливая дама…

Клэр отлично понимала, что он имеет в виду, так как до нее доходили разные слухи об уступчивости миссис Лоусон.

– На самом деле? Ну просто образец? – мягко осведомилась Клэр, надменно изогнув брови.

Глаза Джорджа Хэркорта злобно сузились.

– Хотелось бы попросить тебя воздерживаться от подобных намеков, когда разговариваешь со мной. Слишком уж много ты унаследовала от матери. – Он чуть помолчал. – Хотя, может быть, это и к лучшему.

Клэр вновь ощутила, как екнуло сердце. В его словах не было и намека на комплимент. Было ли это неуклюжим замечанием, или он вынашивал в своей голове некий зловещий замысел? Она, конечно, не могла вообразить, что он затевает, но инстинктивно чувствовала, что следует прикусить язычок. Прожив семнадцать лет под крышей его дома, она научилась осторожности и хитрости. Ради собственного благополучия.

– Прости, папа, за то, что перебила. Что ты хочешь сказать о миссис Лоусон? Да, она красива, я согласна с тобой. – Сбавив тон, она даже улыбнулась.

– Похоронила двух мужей, и всякий раз после их ухода она становилась все более зажиточной. – Хэркорт, сидя в кресле, расслабился.

– Это, конечно, сказывается на ее стиле жизни. – Клэр кивнула. – Я всегда восхищалась ее парой гнедых, да и славной каретой – обивка из красного бархата, золотистая краска, – все это, несомненно, производит неотразимое впечатление.

– Да и сама она неотразима, и довольно часто мы… – Тут он осекся и задумчиво уставился в свой стакан.

В задумчивости он пребывал долго, и Клэр, устав ждать, направилась было к двери. Судя по всему, он погрузился в глубокие раздумья, и, не желая мешать, она решила уйти. Но если он и раздумывал о чем-то, то, конечно, не о смерти жены.

Она уже взялась за круглую ручку двери, как вдруг услышала его шепот.

– Черт возьми, еще слишком рано. Нужно подождать, по крайней мере, шесть месяцев… – И он погрузился в молчание, не замечая присутствия дочери.