Корд коснулся ее руки в тот момент, когда она была совершенно беззащитна и очень уязвима. Ее мысли настолько заполнились горькими картинами и печальными звуками прошлого, что она не удержала своего «защитного покрова». Их руки соприкоснулись, кожа к коже, и Селин почувствовала, как на нее наваливается дурнота. Голова закружилась, ладони покрылись липким потом, в глазах сначала потемнело, а потом внезапно образы из прошлого, словно увиденные глазами Кордеро, замелькали в ее сознании.

Новый Орлеан много лет тому назад. На улицах гораздо меньше народа, чем сейчас. Но на причале бурлит жизнь. Толпа вокруг него то уменьшается, то увеличивается вновь. Рядом стоят Фостер и Эдвард. Они чего-то ждут. Появляется Генри Моро. Он и сопровождающие его четыре черных как ночь негра направляются прямо к Корду. Лицо деда сурово и неподвижно. В его глазах светится непреклонная решимость.

Ужас зарождается в самой глубине сердца Корда. Тревога. Одиночество. Ожидание. Потери и предательство. Полное отчаяние, которое только усиливает страх. Душу захлестывает водоворот этих переживаний.

Даже когда Кордеро отпустил ее руку, в глубине души Селин все продолжало содрогаться от отчаяния, которое проникло в нее за эти короткие мгновения. Она внимательно посмотрела на него, стараясь уловить в глазах тень глубоко затаившейся боли, которую он когда-то испытал, боли, которая со временем скрылась под маской цинизма и холодной отчужденности.

На сей раз, когда он снова положил ладонь ей на спину, она была к этому готова. Для того чтобы защититься, она создавала вокруг себя подобие завесы из розового света, именно так много лет назад ее научила поступать Перса. Теперь Селин чувствовала только прикосновение его руки, ее тепло, проникающее даже сквозь ткань платья, и властность.

– Похоже, ты действительно заболела, – сказал Корд.

– Нет. Просто мне немного грустно. Я буду скучать по этому городу.

– Я считал, что ты с отцом совсем недавно приехала из Бостона.

Селин вздохнула, слишком подавленная, чтобы спорить. К тому же, пока еще рано было вдаваться в объяснения.

– Как мы разместимся?

– У нас две каюты на корме.

– С окнами, – добавил Фостер.

Давно поднявшиеся на борт слуги до сих пор отдавали указания грузчикам, которые затаскивали на корабль сундуки и ящики, теперь же они присоединились к Корду и Селин.

– С окнами? – В голосе Эдварда отчетливо слышался испуг. – А что если они дадут течь? Если вода во время шторма начнет просачиваться через них? – Он нахмурился так, что его брови сошлись на переносице.

Ни Кордеро, ни Фостер даже не попытались его успокоить.

«Две каюты». Селин вновь начала с беспокойством обдумывать то, что так угнетало ее некоторое время назад: как избежать интимной близости с Кордеро во время этого путешествия. Отныне ей придется рассчитывать только на свою сообразительность. А может быть, ей удастся раздобыть что-нибудь из того, что Перса использовала для приготовления снотворных снадобий. От этих мыслей ей стало немного легче. Вся компания направилась к пассажирским каютам, в которых путешествуют те, кто может позволить себе роскошь оплатить наиболее комфортные условия плавания.

Во время своего плавания к берегам Америки из Англии она проводила большую часть дня, бегая по палубе с остальными детьми эмигрантов. Многочисленные пассажиры толпились на нижней палубе четвертого класса, спали на узких открытых койках, напоминающих ряды полок в кладовой, вынуждены были готовить пищу, есть, рожать, испражняться и даже умирать, как это случилось с ее матерью, на глазах у всех, в невообразимой тесноте, на крохотном пятачке, где и повернуться-то было невозможно. В лучшие дни их обед состоял из солонины. Селин вспомнила, как сначала мать, а потом Перса давали ей горсточку изюма в те дни, когда они получали немного муки, сала и сушеного винограда, чтобы приготовить некое подобие пудинга.

Как только они с Кордом вышли на корму, где располагались каюты первого класса, Селин поняла, что на сей раз ее путешествие будет во всем отличаться от предыдущего плавания. Они пересекли салон – просторное помещение, в центре которого стоял большой обеденный стол. Кордеро подошел к одной из выходящих в этот зал дверей, распахнул ее и сделал шаг в сторону, чтобы пропустить жену.

Селин вошла в тесную каюту, которая больше всего напоминала, пожалуй, солидный стенной шкаф. Двери и стены были обиты деревянными панелями и натерты до блеска. Взгляд девушки быстро нашел кровать, притиснутую к стене каюты. На ней с трудом могли поместиться два человека, но занимала она большую часть каморки. Сундук Джеммы О’Харли уже доставили, он стоял между двумя другими сундуками, один из которых был немного больше, а второй немного меньше. Селин указала на два сундука:

– Эти вещи принесли сюда по ошибке. Они ваши?

Кордеро подошел к маленькому окошечку, нагнулся и выглянул наружу.

– Отсюда хорошо видны низовья реки.

– Я сказала, что ваши сундуки по ошибке принесли в мою каюту. – Она направилась к двери, чтобы найти Фостера или Эдварда. – Я попрошу кого-нибудь из ваших людей вынести их.

– Зачем? Это ведь и моя каюта.

– Вы сказали, что у нас две каюты.

– Так и есть. Вторая для Эдварда и Фостера. Не позволю же я им путешествовать на палубе.

Селин и собаку бы не выгнала на эту нижнюю палубу, не говоря уж о двух замечательных людях, которые были так добры к ней. Она имела в виду вовсе не это.

– А почему вы втроем не можете разместиться в одной каюте? Наверняка можно договориться и поставить раскладную койку…

– Это невозможно. – Уголки его губ резко сжались.

– Почему?

Кордеро всплеснул руками и покачал головой:

– Почему? Почему? Потому что я так распорядился. Я еще и дня не женат, а ты уже запилила меня до смерти! Скажи, девушки учатся так брюзжать с малолетства, или какая-то загадочная метаморфоза происходит с ними сразу после того, как прозвучат свадебные клятвы?

– Я бы не назвала то, что произошло вчера, обменом свадебными клятвами. Вы едва ли сознавали, что делали.

– К счастью для тебя.

– Во всей этой истории даже речи не может быть о счастье, по-моему.

– Мы еще не подняли якорь. Есть время выпутаться.

Она поняла, что он имеет в виду. Это ее последний шанс. Если она пожелает, то может прямо сейчас покинуть его, сойти на берег и покончить с этой безумной комедией ошибок. Но, честно сказать, Селин мгновенно представила себе петлю виселицы.

Глубоко вздохнув, она еще раз посмотрела на корабельную койку: на ней едва-едва уместятся два человека. Как бы там ни было, у нее оставалось несколько часов до того момента, когда необходимо будет решить эту дилемму, попыталась успокоить себя Селин.

Она постаралась улыбнуться:

– Как бы вы ни хотели от меня отделаться, все-таки я останусь. Похоже, только что произошла наша первая супружеская размолвка.

– Первая из многих. – Он сложил руки на груди и прислонился к дверному косяку.

– Не сомневаюсь, – отпарировала она.

– Нам предстоит долгое путешествие, Джемма.

– Это верно, хотя вы и продолжаете настойчиво называть меня этим именем. Я уже говорила и повторяю снова: это не мое имя.

– Но ты не предложила мне выбора. Как же я должен тебя называть?

Без сомнения, он шутил. Она бросила взгляд на орудийный порт и снова глубоко вздохнула.

– Селин. Я не слишком о многом прошу, правда?

Он кивнул. Ей не нравилось то, как он смотрит на нее из-под прикрытых век. Совершенно не нравилось.

– Итак, Селин. Ну если ты настаиваешь. Интересный выбор.

– Это мое имя. Только не ворчи.

В его взгляде появилась решимость. Он так долго и внимательно рассматривал ее губы, что Селин даже занервничала.

Откуда-то доносились крики команды и скрежет цепей, сопровождающие подъем якоря. Селин подошла к окошку и засмотрелась на мутные воды Миссисипи, плещущиеся внизу. Корабль медленно начал выходить из порта, неуверенно пытаясь попасть в течение.