— Ее бросили возле коттеджей, привязав к телефонной будке, — с возмущением сообщила сотрудница приюта. — Там ее покусали другие собаки, после чего представители санитарной службы доставили ее к нам.

— Эй, ты, — позвала Бетти. Собачка не ответила. Только мерно вздымающаяся грудь говорила о том, что она еще жива.

— Если можешь, — прошептала наша провожатая, — возьми ее… ради меня. В ней что-то есть. К тому же она такая маленькая. Возможно, ничего не получится, но здесь у нее вообще нет шансов. А вдруг…

На этот раз Бетти Джин не пришлось долго уговаривать.

— Я возьму ее себе и назову Безнадегой.

Поскольку малышка была признана «непригодной» для дальнейшего устройства, никакой бумажной волокиты не понадобилось. «Осведомительница» просто завернула Безнадегу в одеяло и через заднюю дверь вынесла ее к фургону Бетти Джин.

— Черт возьми, мне нечего терять. В любом случае я скоро ухожу отсюда, — прошептала она.

— Не исключено, что мы опоздали, — предупредила Бетти Джин, к которой вернулась ее обычная деловитость. — Я не умею творить чудеса.

Вместо ответа наша провожатая заключила ее в объятия, они тепло прощались, зная, что после трех лет конспиративной работы могли больше никогда не увидеться.

— И все же кое-что нам удалось, — заметила сотрудница приюта.

Бетти, всегда сдержанная в проявлении эмоций, молча похлопала сообщницу по спине. Слова были им ни к чему. Да и времени на сантименты совсем не оставалось.

Через пятнадцать минут Бетти Джин и Дениз в быстром темпе заполняли бланки на восемнадцать собак, — двенадцати уже ввели микрочипы и подготовили к отправке, — и восемь кошек. Часть животных была готова к отъезду, других предстояло забрать через два дня.

К делу подключились остальные члены группы: кошек нужно было рассадить в картонные коробки, собак взять на поводки, поместить в контейнеры и погрузить на машины. В ближайшие дни все они отправятся к ветеринарам: одних нужно стерилизовать, других осмотреть и сделать прививки, причем все это необходимо проделать перед знакомством с новыми хозяевами.

Через полчаса погрузка завершилась: кошки истошно вопили, собаки лаяли и царапали контейнеры, щенки скулили. Спасатели совершенно выдохлись — и физически и морально.

Бетти Джин выглядела усталой и бледной, даже говорливая Дениз напряженно молчала.

— Мы ненавидим это заведение и не любим приезжать сюда, хотя в этом и заключается наша работа, — призналась Дениз. — Так хочется взять с собой всех, но, к сожалению, это невозможно.

Бетти Джин кивнула:

— Нельзя не думать о тех, кто остался. Разве мы не понимаем, что, спасая одних собак, приговариваем других к смерти. Нужно просто делать все возможное…

— И еще чуть-чуть, — добавила Дениз.

Бетти Джин, держа на руках завернутую в одеяло Безнадегу, проверяла, как расставлены контейнеры, наполняла водой миски, насыпала сухой корм, успокаивала перепуганных кошек. Трех щенков и трех собак она забирала к себе.

Однако первую остановку группа сделала в закусочной через дорогу. Не выходя из машины, Бетти Джин заказала большой стакан кока-колы и полдюжины гамбургеров, — как выяснилось, она умирала с голоду.

— Я уже два дня не могу поесть по-человечески, — пояснила она, — поэтому сначала просто наемся, а потом буду есть про запас.

Дениз не удержалась от нравоучений:

— Ей вечно некогда поесть. Она кормит только собак, а о себе забывает.

Мне показалось, Бетти Джин немного смутилась:

— У меня нет времени готовить обеды, — отрезала она. — У меня нет времени даже на то, чтобы их есть.

Отъехав от кафе, Бетти проглотила один за другим два гамбургера, запив их солидной порцией колы. Через минуту она объявила, что готова повторить, и заказала еще одну гигантскую порцию колы, шесть бургеров и порцию жареной картошки. Запах готовой еды снес дополнительную ноту в и без того мощную гамму ароматов, заполнявших фургон. Спасатели возвращались в Нью-Джерси, их необычный груз, собранный на городских улицах, устремлялся к Новой жизни со всеми ее атрибутами — матрасиками, набитыми кедровыми опилками, игровыми площадками и лакомствами.

Что можно сказать о стране, где сложилась такая изощренная, сложная для понимания структура, нацеленная на спасение собак, зато полностью отсутствует какой-либо ее эквивалент, который занимался бы спасением людей, попавших в беду или подвергающихся опасности? Есть ли другие аспекты взаимоотношений человека с животными, которые порождали бы такое количество моральных проблем, как движение спасателей?

Почему в спасении нуждается такое количество собак и так мало находится людей, готовых избавить их от смерти и принять в свой дом? Не свидетельствует ли этот факт об оборотной стороне новой роли собак, становящихся жертвами душевной незрелости человека и его завышенных ожиданий? Или эти собаки представляют собой побочный продукт культуры, которая тиражирует идею любви к животным, но не берет на себя ответственности за перепроизводство этих животных неизбежно связанные с ним проблемы?

Многие могут возразить, что наше отношение к собакам не слишком отличается от отношения к старикам, психически больным людям, бездомным, часто даже к нашим спутникам жизни, друзьям или партнерам, а также прочим бесчисленным жертвам нашего вероломства. Возможно, собаки — всего лишь еще один из симптомов всеобщей неспособности отвечать за свои поступки.

Впрочем, положение с собаками разительно отличается от ситуации, в которой находятся представители рода человеческого. Старики, инвалиды и бездомные имеют права, охраняемые законом. Собаки лишены такой защиты. Люди — во всяком случае, теоретически — могут заявить о своих претензиях и желаниях. Собаки не умеют говорить, поэтому от них так просто избавиться, сдав в приют или позвонив в группу спасения.

Для решения проблемы «лишних» животных предлагалось множество вариантов, однако в эпоху экономии общественных ресурсов, когда финансовые вопросы стали предметом ожесточенных дебатов, местные власти не намерены увеличивать вложения в проекты, ориентированные на сдерживание численности животных, в частности на стерилизацию, обеспечение ветеринарной помощи или создание дополнительных, более гуманных приютов.

Немного найдется других объектов спасения, требующих — и получающих — помощь в таком объеме. Тем не менее, несмотря на все эти усилия и необыкновенную популярность спасательного движения, мы продолжаем ежегодно убивать до пяти миллионов «ненужных» собак.

Энергичные действия, предпринимаемые группой «Спасите животных», не делают погоды. Поданным «Нью-Йорк Таймс» за 2001 год в систему приютов Нью-Йорка попало около 50600 собак и кошек. 36500 (или 72 процента) было уничтожено, — то есть в среднем по сотне в день. Нужно ли удивляться тому, что у Бетти Джин все чаще опускаются руки?

— Дениз вечно твердит, что я слишком много работаю. Но я-то знаю, что работаю недостаточно. Сами видите, нам мало чего удалось добиться.

Постороннему человеку не понять, насколько точно спасатели оценивают состояние приютов. Эти люди, невольно ожесточившиеся, нередко работающие на пределе психических возможностей, обвиняют систему в том, что администрация прячет от них собак, рассчитывая на вознаграждение; лишает надлежащей ветеринарной помощи больных животных; не оставляет шансов агрессивным или запуганным, которых можно было бы спасти, проведя соответствующий курс реабилитации. У них складывается впечатление, что, пытаясь спасти животных от иглы палача, они ввязываются в бесконечную бессмысленную гонку.

В ответ представители приютов жалуются на нехватку денег, персонала и соответствующего оборудования; на то, что в списке приоритетов налогоплательщики отводят им нижнюю строку. Они задыхаются от множества брошенных, часто больных, иногда агрессивных собак. В довершение всего их осаждают адвокаты Общества защиты животных, агитирующие за бескровную политику, а также спасатели, пытаться угодить которым — пустая затея.