— Вот это удар! — восхитилась в аппаратной Джеральдина.

Дервла с одиннадцати лет занималась кикбоксингом и стала настоящим мастером. Но старалась об этом никому не рассказывать, потому что иначе все разговоры сводились исключительно к дракам. Знакомые требовали, чтобы она показала, на что способна, и задавали дурацкие вопросы: «А что, если трое, нет, четверо громил с бейсбольными битами нападут на тебя сзади, ты отобьешься?»

Поэтому она держала свои боевые доблести в тайне. Но теперь о них узнает весь мир. Ну и пусть, наплевать. Дервла почувствовала, что должна расквитаться. Однако ее месть не имела никакого отношения к Гарри.

В ней разом взорвались недели подавляемого страха и сдерживаемой ярости. Дервла знала, что в десяти футах от нее почти наверняка прятался соглядатай и виновник ее недавнего позора — Ларри Карлайл. Не обращая внимания на корчившегося на полу Гарри, она повернулась к стенному зеркалу.

— Слушай, Карлайл, если ты там, грязный, ничтожный извращенец: только попробуй подойди ко мне ближе, чем на сотню миль, когда я выйду из дома, и с тобой будет то же самое. Из-за тебя, подонок, меня подозревает полиция. Оставь меня в покое, иначе я сверну тебе шею и намотаю на нее твои яйца.

— Bay! — взвизгнула в бункере Джеральдина. — Интересно, что он скажет жене, когда вернется домой?

Так история подглядывающего оператора стала достоянием широкой публики и подарила «Любопытному Тому» еще один день истинно античного накала страстей. Карлайла немедленно вышибли, но Дервлу оставили, хотя, по справедливости, ее должна была постигнуть та же участь, потому что она сама попустительствовала обожателю.

— Дервла не просила его писать и не одобряла его действий, — уважительно отозвалась о ней Джеральдина, что было, естественно откровенным враньем, но пресса не спорила: никто не хотел, чтобы ирландку выдворили из компании — тем более теперь, когда она внезапно стала такой интересной. Особенно после того, как Тюремщица выдала в эфир некоторые банные сцены из личной коллекции Карлайла.

Но все эти волнения происходили несколько дней назад, и пора было снова подбросить зрителям парочку неожиданностей и сюрпризов. Чтобы заполнить часы до выселения, Джеральдина решила откопать пакет с предсказаниями.

— «Любопытный Том» просит «арестантов» вскрыть пакет с предсказаниями, которые они сделали в конце первой недели пребывания в доме, — объявил Энди. — Пакет лежит нетронутый за кухонным шкафом с тех самых пор, как его туда положили.

— Совсем о нем забыл, — признался Гарри, которому еще мешал говорить его распухший нос.

Он решил смириться с тем, что побит Дервлой, о чем сообщил и ей, и в исповедальне — всему миру, сказал, что не питает к обидчице недобрых чувств.

— Ну, вмазали, нечего теперь хныкать. Даже хорошо, что схлопотал от девчонки — заделаюсь еще большим феминистом.

Гарри прекрасно понимал, какая разница между сотней кусков, которую обещали следующему, кого попросят на выход, и миллионом победителя. Он собирался оставаться в игре как можно дольше и дать кушу подрасти. Значит, нечего строить кислую физиономию — пользы от этого мало. И как только врач подправил его едва не сломанный нос, пожал Дервле руку и под аплодисменты всей страны произнес:

— Проехали, крошка!

Но внутри, конечно, весь кипел. Его в прямом эфире побила девка, да такая крохотная. Не представить в кошмарном сне! В пабе не покажешься!

Хупер наблюдал эту сцену на экране полицейского компьютера и не верил ни одному слову Гарри.

— Он ее ненавидит. Она у него первая в списке врагов.

— На том самом месте, которое занимала Келли, — подхватила Триша. — А Келли убита.

«Арестанты» забыли о конверте с предсказаниями и теперь нетерпеливо ждали, когда Джаз торжественно раскроет пакет. Записки напомнили им о прежних, не столь безрадостных временах. Ради такого случая, «Любопытный Том» расщедрился на вино, и они громко смеялись, слушая написанные шесть недель назад абсурдные пророчества.

— Воггл считал, что останется один, — прочитал Джаз.

— Ну, потеха, Лейла написала, что победит она, — расхохоталась Мун.

— Послушайте, что придумал Дэвид, — прыснула Дервла. — «На седьмой неделе я стану целительным началом группы».

— Размечтался, Дэйв! — крикнул в камеру Джаз.

Но смех стих, когда из конверта извлекли предсказание Келли. «Мои товарищи — замечательные ребята, — писала она. — Я их очень люблю. И буду рада, если дотяну до седьмой недели. Но, скорее всего, вылечу раньше — на третьей или четвертой».

Все промолчали, но про себя подумали, что Келли угадала.

— А это чье? — спросила Мун, показывая на непрочитанное предсказание.

Хэмиш перевернул листок. Синяя паста — такие ручки раздали всем остальным. Но почерк — сплошные каракули, словно писали не глядя, левой рукой. Впоследствии полицейские эксперты подтвердили, что так оно и было.

— Что там? — спросила Мун.

— «Когда вы будете это читать, Келли уже умрет», — огласил Хэмиш.

До «арестантов» не сразу дошло, что говорилось в записке.

— Ну и дела! — прошептала Мун.

Кто-то в точности знал, что Келли предстояло умереть. И этот «кто-то» написал предсказание. Страшно представить!

— Тут есть еще, — проговорил Хэмиш. — Читать?

Остальные молча кивнули.

— «Я убью ее вечером двадцать седьмого дня».

— Боже мой, он знал! — задохнулась от страха Дервла.

Но Хэмиш еще не закончил. В записке было третье предсказание.

— «Один из последних троих тоже умрет».

— Господи! — выдохнула Мун. — Этот конверт никто не трогал все шесть долбаных недель. Написать мог каждый из нас.

День сорок девятый

00.05 ночи

Воггл укладывался спать прямо в тоннеле. Там он чувствовал себя в большей безопасности. В большей безопасности от людей, которые его не понимали. Мог спокойно пестовать свою ненависть. С каждым ударом лопаты глубже укоренять ее в землю. И орошать потом.

Иногда он выходил на поверхность, чтобы добыть воды и стащить немного еды. Но большую часть времени существовал под землей, в своем тоннеле.

В тоннеле, который копал во имя мести.

Шварк-шварк-шварк.

Он им покажет! Он покажет им всем!

Однажды вечером, когда приближалось время задуманного, Воггл взял пустой рюкзак и еще раз выбрался на поверхность. Но на этот раз не за едой. Он направился в лондонскую трущобу, где некогда жил сам. Там обитали анархисты — непримиримые и еще более чуждые обывателям, чем он. Воггл знал, что они располагали всем необходимым для изготовления бомбы.

Когда перед рассветом он возвращался к себе в тоннель, рюкзак оттягивал ему плечо.

День сорок девятый

7.30 вечера

Выселение Хэмиша проходило обычным порядком, но его никто особенно не заметил. Хлоя изо всех сил старалась взбудоражить у людей интерес, но все разговоры крутились вокруг сенсационной новости — в доме замышлялось новое убийство!

Весь мир гудел, обсуждая последние события, и гадал, кому из троих финалистов предстояло умереть.

— Любопытно, — проговорил Колридж, разглядывая убогие каракули на помещенном в полиэтиленовый пакет для улик листочке бумаги.

— Я бы сказала, охренительно жутко, — отозвалась Джеральдина. — Откуда ему было знать, что он сумеет укокошить Келли именно на двадцать седьмой день? Когда писали предсказания, у меня еще и в мыслях не было, что я устрою парилку. Преступника могли выселить до двадцать седьмого дня. И что это за чушь насчет убийства одного из оставшихся троих? Никто не знает, кто эти трое. Все зависит от зрителей.

— Да, — согласился Колридж. — Все это очень странно. Как вы полагаете, миссис Хеннесси, новое убийство может произойти?

— Не представляю, каким образом... Хотя... он же угадал насчет Келли. Я имею в виду пакет с предсказаниями. Его положили в кухонный шкаф в конце первой недели. За этим шкафом постоянно следили камеры, так что залезть туда было нельзя. Убийца откуда-то знал.