День тридцать второй

4.20 вечера

Одну из стен в комнате, где расположилась группа, ведущая расследование, стали называть картой. На нее Триша прикрепила фотографии всех десяти «арестантов» и соединила их множеством пересекающихся лент, которые надежно прикнопила к пластику. На этих лентах она и ее коллеги писали короткие оценочные фразы: «Симпатизирует», «Недолюбливает», «Поссорились из-за сыра», «Подолгу сидит в туалете».

Хупер попытался воспроизвести эту карту в компьютере — использовал фотосканер и потратил немыслимое число гигабайт программы для работы с трехмерной графикой, но потерпел неудачу: на экране постоянно появлялась бомбочка и предлагала перезагрузить машину. Сержант плюнул и вернулся к булавкам и кнопкам, которыми пользовались все остальные.

Перед этой-то картой и застыл инспектор Колридж, мрачно изучая лица десяти подозреваемых и все более плотную паутину взаимоотношений «арестантов».

— Где-то здесь, — проговорил он, — в тесной сети разнородных связей таится мотив и катализатор преступления. — Инспектор словно бы обращался к уйме народа, но в комнате были только Хупер и Триша: все остальные давно отправились домой. А эти двое вместе с инспектором решили посвятить вечер обсуждению хиппующей Лейлы и актера по призванию Дэвида.

На одной из лент, которые соединяли их фотографии, Триша написала: «Пару дней дружили, а потом рассорились».

— Что это за дружба? — поинтересовался инспектор. — Видно, не очень основательная, если кончилась на второй день.

— Ну, у них достаточно общего, — отозвалась Триша. — Оба вегетарианцы, помешаны на диетах и, кажется, на этом сошлись. В первый же день долго беседовали о сочетаемости продуктов и желудочном соке. Я подготовила кассету.

Она нажала на «воспроизведение», и на экране возникли сидящие немного поодаль от других Лейла и Дэвид. Единение умов было потрясающим.

— Как это верно! — восклицала Лейла.

— Еще бы, — соглашался Дэвид.

— Удивительно, сколько людей до сих пор уверены, что молочные продукты полезны для здоровья!

— Роковая ошибка.

— Только представь, что яйца погубили в прошлом веке больше народа, чем Гитлер.

— Да, я слышал. А еще пшеница!

— Ух! Не заводи меня на пшеницу!

В их разговор вклинился распевный говорок Энди: «Дэвид и Лейла обнаружили, что у них много общего: оба страшно скучают по своим кошкам».

— Пандора — самое умное и красивое на свете существо, — рассказывал Дэвид. — Любому из людей даст фору.

— Я тебя так понимаю, — поддержала его Лейла.

Триша остановила пленку.

— Редактор Фогарти вспоминал, что в тот вечер в аппаратной навострили уши: ждали, что Лейла и Дэвид прямиком отправятся в специальную хижину и там все сразу случится. Но дело ограничилось массажем плеч.

— Однако они явно подружились, — заметил инспектор.

— Я бы сказала, нашли друг друга, потому что невзлюбили остальных. Сочли, что те недостойны их общества. Это заметно, когда просматриваешь запись: в первые два дня камеры часто перехватывали, с какой ухмылкой и с каким высокомерием эти двое переглядывались друг с другом. А «Любопытный Том» давал эти кадры в эфир. В результате Лейла и Дэвид не понравились зрителям и стали наименее популярными из всей десятки.

— Но сами об этом не подозревали.

— Естественно. У них не было никакой информации извне. Но посмотрите на них: такое впечатление, что они уверены, будто люди любят их так же, как они сами себя. Особенно отличается нарциссизмом Дэвид.

— Да, — согласился Колридж, — заносчивый тип. Без меры самонадеянный, но на свой особый вяло-агрессивный манер.

Хупер удивился, услышав из уст инспектора современный и такой затасканный термин, но должен был признать, что он точно характеризовал этого красавчика.

Все трое посмотрели на экран — в щенячьи, бархатистые глаза Дэвида. И одновременно подумали об одном и том же.

— Только очень самоуверенный человек мог рассчитывать, что ему сойдет с рук подобное убийство, — заметил Колридж. — Любой, кто мало-мальски в себе сомневается, никогда бы не решился на такое. Итак, — он вернулся к теме дружбы, — схожесть взглядов взяла свое. Но если дружба моментально вспыхивает, ей часто недостает надежности.

— Совершенно справедливо, — поддержала начальника Триша. — Их отношения сломались после истории с сыром и с того момента покатились вниз.

— Мне кажется, они слишком похожи, — вступил в разговор Хупер. — Претендовали в доме на одну и ту же роль — и перебежали друг другу дорогу. Дружба лопнула после случая со стихотворением Лейлы.

День пятый

4.00 вечера

Ссора началась с самых благих намерений. Дэвид решил укрепить отношения с Лейлой и таким образом избежать ее откровений в свой адрес. И поскольку его натаскивали в декламации, вызвался выучить и прочитать что-нибудь из ее стихов. Девушка была тронута и польщена. Ни ручки, ни бумаги в доме не было, поэтому Дэвиду пришлось учить текст прямо со слов автора.

— Лактация, — начала Лейла.

— Очень мило, — похвалил Дэвид.

— Это название.

— Я понял, — кивнул Дэвид с таким видом, словно, чтобы понять это, нужно было обладать необыкновенной остротой восприятия.

— Говорить по две строки сразу?

Вместо ответа он закрыл глаза, сложил ладони так, что коснулись друг друга подушечки пальцев, и указательными пальцами дотронулся до губ.

— Женщина... утроба — толстый, тугой живот. За упругим тоннелем вагины — чудо — девочка-плод.

Дэвид глубоко вздохнул и повторил первые две строки. По тому, как он их произнес, было очевидно: он считал, что Лейла должна обомлеть от восхищения, услышав, как ее слова обретают крылья в его гениальном исполнении. И придал голосу глубокие, мелодичные обертоны.

Но если Лейле и понравилось, она не показала вида.

— Эти первые строки очень энергичные и радостные. Я читаю их с широкой улыбкой. Особенно слова «девочка-плод». А ты декламируешь слишком мрачно. Разве тебе не хочется смеяться при мысли об одухотворенном надутом женском животе с красивой девочкой внутри?

— Ты меня учишь, Лейла? — ошеломленно спросил Дэвид.

— Ну что ты! Просто хочу, чтобы ты знал, как это надо читать.

— Работа актера заключается именно в том, чтобы привнести в произведение свою интерпретацию. Актер обнаруживает в словах такие смыслы, о которых не подозревает сам автор.

— Но я не хочу ничего такого, чего в стихотворении нет. Я хочу только то, что там есть.

— Тогда тебе лучше декламировать самой, — сорвался Дэвид и сердито вскочил на ноги. — Откровенно говоря, твое стихотворение — полная муть. Этот кошмарный раздутый живот — гадость, да еще придуман женщиной, на которой мяса меньше, чем на «Чупа-чупсе»! Я профессиональный актер и не потерплю наставлений. Тоже мне, поэтесса! Я сделал тебе огромное одолжение, согласившись прочитать этот блевотный стишок! — Дэвид резко повернулся и зашагал к бассейну.