Каждый, кто хотел стать человеком Мертвых Богов, годами тренировался для того, чтобы без запинки повторить сложные формулы в несколько секунд. Нингишзида произнес Заклинание вполголоса, не меняя выражения лица. Со стороны могло показаться, что заинтересованный слушатель повторяет про себя наиболее полюбившиеся ему моменты рассказа, чтобы лучше их запомнить. Но он еще не успел закончить, когда на него упала искаженная огромной луной черная тень Нираха.

И Нирах рассмеялся, и ужасен был его смех. Но Нингишзида не дрогнул. Он поднял глаза и спокойно договорил Заклинание, глядя в нечеловеческие глаза того, кто некогда был его учеником.

— Зачем тебе это, старик? — спокойным монотонным голосом спросил Нирах, внезапно оборвав смех. — Не в твоих силах бросить вызов Ночи, а Мертвые Боги, которых ты призываешь, не более как ничтожные слуги Ее. Ты хорошо начал, Нингишзида, но испугался и отступил перед самым важным испытанием. Тебе никогда не войти в царство Ночи, старик, в мое царство!

Он поднял руку, и лунный свет заструился по ней, облекая в подобие тонкого сверкающего доспеха.

— Ты учил меня, и ты старался быть добрым ко мне. Я не трону тебя, старик. Но я не оставляю свидетелей. Поэтому данной мне властью я стер сейчас пентаграмму, которую ты хранил в течение многих лет в тайном убежище Храма. Ты уйдешь к Нергалу, старик, но провожатый в Дальние Земли будет у тебя не из худших.

— Эми! — громовым голосом воскликнул он, и гибкая маленькая фигурка, повинуясь его зову, немедленно возникла из мрака. Нингишзида отпрянул в ужасе. Да, это была Эми, его любимая Эми, но что с ней стало, боги, какое страшное перевоплощение произошло с нежной пятнадцатилетней девочкой! В глазах играли кровавые отблески зависшей над островом луны, мелкие острые зубы жадно блестели за призывно полуоткрытыми губами. Маленькие острые груди напряглись, как в момент наибольшего возбуждения, скрюченные пальцы с длинными красными ногтями беспокойно хватали воздух. Эми медленно приближалась к старику, но что-то все еще мешало ей разорвать последние путы и броситься на него, подобно бешеному волку, мертвой хваткой вцепиться в горло и пить горячую пьянящую кровь… И вновь рассмеялся Нирах.

— Эми! Я отдаю его тебе властью Ночи! Он твой, твой до последней капли крови. В следующее полнолуние собака Эбих покинет Храм, и тогда ты свободна. Свободна навсегда!

— Нет, Эми, — прошептал старик, но шепот его утонул в хохоте Нираха.

Дикий, нечеловеческий крик, как в вате, увяз в мягком сумраке болот. Не обернувшись, Нирах направился к тому месту, где его ждала лодка. Полным честолюбивых планов ступил он на эту землю. Ступил еще человеком. Теперь же это было остро заточенное орудие, направленное в грудь Высших Итеру.

ПУТЬ БОГОВ

1

Ликвидацию я наметил на три часа утра. Наш лайнер находился милях в сорока к западу от Киклад — живописного средиземноморского захолустья. Профессионалов, которые могли бы заподозрить неладное, в зоне досягаемости не было. Судовой врач, обаятельный бонвиван с испанской бородкой, известный всему кораблю как прекрасный специалист в области желудочных расстройств и почечных колик, мог безошибочно диагностировать разве что абстинентный синдром. К тому же любой медик вам подтвердит, что сердечный приступ в предрассветные часы — вещь довольно обычная. Конечно, рано или поздно полицейские эксперты доберутся до трупа, но установить истинную причину смерти не смогут. Метацианид, как и многие другие синтетические псевдопептиды, бесследно растворяется в организме в течение суток.

Мы с моим клиентом сидели в «Тропикане», закрывавшейся в семь утра и потому особенно популярной среди корабельной публики. Наша случайная встреча была, разумеется, хорошо подготовлена: изучив привычки клиента, я зарезервировал здесь столик заранее, а потом дождался его появления в битком набитом баре и приветственно помахал ему рукой.

Мы были знакомы — в круизе все немного знакомы. Пару раз пили вместе в барах, однажды курили ночью на палубе, наблюдая, как наливается электрическим светом тяжелый шар луны в темно-фиолетовом небе. Тогда я едва справился с искушением ударить клиента в основание черепа и отправить в последний полет к дробящейся на маслянистых средиземноморских волнах луне. Хотя экспромты в нашей профессии иногда приносят успех, я остаюсь сторонником хорошо продуманных и безукоризненно выполненных комбинаций с двойной подстраховкой. Возможно, именно поэтому я до сих пор жив, а все мои клиенты — наоборот.

— Шумновато здесь сегодня, правда? — спросил я, глядя, как он сворачивает пробку с бутылки «Remy Martin», судя по этикетке — десятилетней выдержки.

— Не только здесь, — сказал он и плеснул в шарообразный бокал темно-коричневой жидкости. — В «Калипсо», в «Бульдоге», в «Амазонках» — абсолютно во всех приличных заведениях битком. Удачно, что вы сегодня один. Или я ошибаюсь?

— В точку, — ответил я. — Один как перст. Пью виски. А вы, я вижу, настроились на коньяк.

Он кивнул.

— Прекрасный напиток. Позволяет отпустить сознание в свободный полет и в то же время не дает телу забыть о его бренных обязанностях.

— Слушайте, вы, часом, не менеджер по рекламе?

— Я историк, — он нахмурился. — Кажется, я об этом уже упоминал.

Упоминал, естественно. Но вскользь, так что случайному знакомому помнить об этом вовсе не обязательно.

— Ах, да, — сказал я. — Конечно. Что-то такое, — я неопределенно покрутил пальцами в воздухе, — то ли индейцы, то ли индусы…

— Индейцы, мой друг, индейцы. Южная Америка, период Конкисты — знаете, было такое время, когда из-за моря вдруг явилась толпа фанатиков-христиан с аркебузами и стала устанавливать в Новом Свете новый порядок… Соборы вместо капищ, генерал-губернаторства вместо туземных империй, добрая паства Папы Римского вместо дикарей-язычников… Правда, под шумок уничтожили несколько миллионов местных жителей, но это так, издержки…

Я повертел в руках пустой бокал и глубокомысленно заметил:

— Бремя белого человека.

— Бремя глупого человека! Встретиться с неведомым и растоптать его — вот способ, которым европейцы познают мир. Упрощая его при этом до уровня детского конструктора. А те, кто стремится убежать от невыносимой ясности плоского мира, ищут спасения в алкоголе, психоделиках — в чем угодно, только бы увидеть скрытые его грани — пусть даже краем глаза.

— Сквозь наполненный стакан, — сказал я, поднимая свой бокал на уровень глаз. — Кстати, пора бы мне его наполнить.

— Правильное решение, — одобрил клиент. — И, кстати, дружище, раз уж вы все равно туда собрались, не сочтите за труд попросить у бармена лимон. Я как-то запамятовал, а к коньяку он очень хорош.

Что ж, лимон так лимон, в конце концов приговоренные к смерти имеют право на последнее желание — трубку доброго табаку да стаканчик виски.

Я никогда не задаюсь вопросом, за что приговорен тот или иной клиент. Во-первых, во многом знании многие печали. А во-вторых, никто не будет заказывать клиентов нашей конторе просто так, ради интереса. Услуги конторы стоят дорого, да и найти нас не просто.

Помимо виски я купил в баре коробочку с мятными драже. Хотя я терпеть не могу мяту, в течение ближайшего часа мне предстояло регулярно и довольно демонстративно кидать их в рот.

Я вернулся к столику с тарелочкой тонко нарезанного лимона и очередной порцией «Гленливета». Клиент задумчиво раскуривал трубку. Меня опять кольнуло неясное беспокойство — мысли он читает, что ли?

— Так на чем мы остановились? — спросил я, чтобы прогнать это наваждение. — Алкоголь как средство выбраться за пределы реальности?

— Нет, — сказал он решительно. — Алкоголь никуда не помогает выбраться. Но он отключает рацию, снимает с наших глаз шоры, не позволяющие даже присмотреться к необычному…