Изменить стиль страницы

Бар-Аммон, затаив дыхание, ждал своего приговора. В том, что это будет именно приговор, он уже не сомневался.

— А раз так, то я должна как следует над этим поразмыслить, — решила наконец принцесса. — Что ж, повелитель духов, тебе везет. Ты останешься жить… пока. Я отпускаю тебя. Мои слуги покажут место, где ты сможешь переночевать.

Лэн почувствовал себя человеком, выбравшимся из пасти крокодила. Он глубоко вздохнул и поднялся, отчаянно балансируя на скользком полу.

— Кольцо пока побудет у меня, — пояснила Элия. — Возможно, я покажу его отцу…

— Кстати, об отце… — Бар-Аммону удалось добраться до стены, и это придало ему смелости. — Я ведь должен был с ним встретиться…

— Можно подумать, у него нет больше дел, — хмыкнула принцесса. — А если б и не было, зачем тебе с ним встречаться? Думаешь, все карлиеы такие же добрые и терпеливые, как я? Да отец тебя в первую минуту превратит в ледяную статую и украсит ею свой дворец… хотя дворец-то как раз вряд ли. Но для его охотничьего домика ты отлично сгодишься…

Лэн попятился к двери и попробовал потянуть ее на себя. К большому его облегчению, она подалась так же легко, как и час назад.

— Постарайся поспать, — посоветовала Элия на прощание. — Возможно, это твоя последняя ночь. Я найду тебя, когда буду готова…

Бар-Аммон слегка отворил дверь и, не оборачиваясь, протиснулся в щель. Застывшие на площади всадники на мгновение показались ему близкими, словно родные братья. Он приветливо помахал им и принялся спускаться по скользкой крутой лестнице.

8

Заснуть он так и не смог. В комнате, куда его привели, стоял лютый мороз. Ни камина, ни очага Лэн не обнаружил, как ни старался. Посередине комнаты громоздилась огромная глыба темно-красного камня, застеленная белой шкурой какого-то крупного животного. Предполагалось, видимо, что она послужит гостю ложем. Лэн сорвал шкуру, оказавшуюся, по счастью, толстой и мохнатой, завернулся в нее и до рассвета ходил от стены к стене, время от времени подпрыгивая и приседая.

Когда в узкие окна комнаты потянулись бледные пальцы рассвета, Бар-Аммон окоченел так, что не мог уже даже подпрыгивать. Он доковылял до тяжелой каменной двери и принялся скрести ее замерзшими пальцами. С тем же успехом можно было царапать скалу. Стражники, если они и стояли в коридоре, никак не реагировали на его слабые попытки привлечь к себе внимание. Да и чем коридор так уж отличался от той клетки, куда его поместили? Ясно же, что не наличием камина. «Ледяные демоны не любят огня, — тупо повторял про себя Бар-Аммон, — прав был Озимандия, когда говорил про единственный способ одолеть карлисов… Но откуда же мне взять огонь в этом проклятом городе? Положим, в тюках кое-что было… кое-что, годящееся для устройства небольшого магического фонтана пламени… но тюки забрали слуги Элии…»

Холод парализовал волю Лэна, мышцы одеревенели и перестали слушаться. Он медленно сполз по шершавой плите на пол и прислонился к двери. Засунул потерявшие чувствительность пальцы в полость меховой куртки, где было чуть-чуть теплее от обреченно продолжавшего биться сердца. Лэн слыхал о том, что смерть от холода считается одной из самых безболезненных — вроде бы просто засыпаешь, и все, — но теперь убедился в лживости этих рассказов. Сна не было ни в одном глазу, а тело ломило так, будто оно только что побывало под копытами табуна диких лошадей. Маленькие металлические молоточки изо всех сил колотили в виски, мочевой пузырь пронзало тонкой зазубренной иглой. «Хорош же я буду, — с бессильной злобой подумал Лэн, — когда слуги принцессы придут за мной: завернутый в дурацкую шкуру, плавающий в луже собственной мочи… Нет, нужно немедленно что-то придумать!»

Пальцы сами нашарили висевший на шее заветный кисет и вытянули его наверх из-под ворота накидки. Самым сложным оказалось растянуть шнурок, перетягивавший горлышко. С третьей или четвертой попытки это наконец удалось, и Бар-Аммон, неловко наклонившись, засунул нос прямо в мешочек. Содержимого в мешочке оставалось совсем немного, но на одну понюшку должно было хватить. Он зажмурился и изо всех оставшихся сил втянул в себя воздух.

Обычно порошок холодил ноздри и щекотал небо, но теперь Лэн ничего подобного не почувствовал. Он даже успел испугаться, не вышло ли какой ошибки, и в этот момент порошок подействовал. В голове у Бар-Аммона мягко взорвалось что-то. теплое и обволакивающее; вниз по позвоночнику пробежала приятнейшая вибрация. Боль мгновенно отпустила. Зрение невероятно обострилось; теперь он видел не только мельчайшие трещинки в каменной двери, но и посверкивающие в них крупинки слюды, и темные потеки каменной смолки, и мельчайшие сколы поверхности, обработанной каким-то грубым орудием. Потом он услышал свое дыхание — неглубокое, прерывистое дыхание больного, измученного человека — и ощутил, как слабо и вяло бежит по жилам холодная кровь. Он напрягся, представляя себе медленно пульсирующий в животе горячий, как солнце, шарик. От шарика во все стороны расходились живительные волны, разогревающие замерзшие мышцы и убыстряющие ток крови. Холод постепенно отпускал Бар-Аммона; он поерзал на полу, пытаясь устроиться поудобнее, и обнаружил, что вновь обрел способность двигать руками и ногами.

Потом в носу у Лэна засвербело, и он оглушительно чихнул. В то же мгновение дверь, к которой он прислонялся спиной, заскрежетала, открываясь, и маг выпал бы в коридор, если бы не чьи-то сильные руки, схватившие его за плечи. Высокий скрипучий голос произнес над ним несколько слов на незнакомом лающем языке. Бар-Аммона рывком поставили на ноги, и он увидел перед собою две закованные в черные доспехи фигуры. В отличие от вчерашних всадников, стоявшие перед ним не носили шлемов с плюмажами; головы их были упрятаны в странные конусы со срезанной верхушкой и узкими вертикальными прорезями для глаз. Мага пронзило мгновенное и донельзя неприятное чувство — будто бы там, под доспехами, скрывались не люди и даже не ледяные демоны, а какие-то вовсе непредставимые и чуждые человеку создания. В следующую минуту один из пришельцев грубо подтолкнул Лэна к выходу, а другой сорвал у него с плеч белую шкуру и кинул себе под ноги.

Что-то было не так. Все органы чувств Бар-Аммона, восприимчивость которого многократно возросла под действием порошка, вопили о том, что происходит какая-то непоправимая, роковая ошибка. «Я найду тебя, когда буду готова», — пообещала Лэну принцесса. Маг не особенно надеялся, что она явится за ним лично, но те, кто вел его по коридору, совсем не походили на ее слуг. В каждом их движении ощущалась непреклонная, жестокая властность. С Лэном они обращались с таким пренебрежением, будто он был безмозглым и грязным животным: стоило ему замедлить шаг, немедленно следовал короткий болезненный тычок в спину, но всякий раз после этого его конвоиры издавали брезгливое шипение, свидетельствовавшее о том, насколько им неприятно к нему прикасаться. В конце концов он приноровился к их мерной поступи и даже стал поглядывать по сторонам, пытаясь понять, куда же его ведут.

Лэн помнил, что накануне слуги Элии привели его к какому-то массивному ступенчатому строению, верхушка которого терялась в ночной тьме. Теперь стражи в черных доспехах вели его бесконечными свивающимися в спираль коридорами, постепенно поднимавшимися все выше под небольшим углом. Стены были облицованы полупрозрачным зеленоватым камнем, цветом напоминавшим изумруд, а фактурой яшму. Порой Лэну казалось, что узоры на стенах образуют сложные перетекающие друг в друга картины, а иногда он явственно различал вплавленные в камень фигуры каких-то существ. По мере того как коридор сужал свои петли, все туже закручиваясь вокруг оси загадочного здания, идти становилось все тяжелее; ноги Лэна заскользили на отшлифованном до зеркального блеска полу, и он тут же получил несколько брезгливых пинков от своих конвоиров. Неяркий свет, лившийся из спрятанных где-то под сводами коридора лампад, потускнел и сделался неживым. Сам воздух впереди как будто сгустился и превратился в плотный вязкий кисель, сковывающий движения. Замурованные в прозрачных стенах фигуры приобрели гротескные, угловатые очертания, их лица — или морды — растягивались в безмолвном крике, трагически чернели глубокие провалы глаз.