«Глупец, — вновь подал голос Хранитель Темного Покоя, — а ты хоть раз пробовал обратить свою силу против камня или дерева? Почему ты так легко отказываешься от того, чего не испытал?»

Ори прислушался к себе. В голове по-прежнему царила гулкая пустота, ни малейшего намека на щекотку за переносицей. Впрочем, с того момента, как он выплеснул свою ненависть на светловолосого, прошло едва ли полчаса. Следовало подождать, успокоиться, проделать упражнения, которым учили его в Доме Орихалка. Одна беда — чтобы восстановить дыхание и прочистить невидимые каналы, по которым струится сила Водана, нужно сесть, скрестив ноги и выпрямив спину, а поди попробуй усядься так в тесной клетке, если локти твои вывернуты назад, а запястья приторочены к лодыжкам… «Ах, так, — неожиданно разозлился Ори, — ну, ничего, я и без этих хитростей обойдусь!»

Он стиснул зубы и попытался представить себе потное, искаженное злобной гримасой лицо младшего жреца Дагона. После Дагона его учили ненависти многие служители Дома Орихалка, но толстого послушника, первый раз показавшего ему боль и ужас крысиного подвала, Ори запомнил навсегда. Вот если бы он сидел сейчас рядом с клеткой, там, куда падает страшная угловатая тень караулящего врагов звероногого… Если бы можно было разорвать ремень, стягивающий запястья, незаметно просунуть руки сквозь прутья клетки и сомкнуть пальцы на жирном горле Дагона… Быстро, не давая ему опомниться, надавить на жилку, про которую рассказывал как-то мастер Кешер, — если сделать это четко и правильно, человек обмирает и перестает брыкаться. И давить, давить, пока под пальцами не хрустнет сломанный кадык, а мерзкие маслянистые глаза с поволокой не выкатятся из орбит…

Ори так глубоко погрузился в свои грезы, что не сразу почувствовал — рукам стало свободнее. Ладони закололо миллионами маленьких иголочек, подушечки пальцев, раздувшиеся от прилившей крови, жгло как огнем. Не веря своей удаче, мальчик попробовал вытащить из кожаной петли правую руку. Ремень пока не поддавался, но хватка его ощутимо ослабла. «Ну-ка, — мысленно прикрикнул на себя Ори, — неужели у тебя не хватит сил на какую-то паршивую кожаную ленточку? Представь, что ремень сделан из крысиной кожи — из кожи голохвостой, противной крысы, которую тебе ничего не стоило превратить в кашу из крови, костей и шерсти. Достаточно слегка напрячься, почувствовать ненависть, и ты свободен… Давай, давай, глупый, никчемный мальчишка, неужели годы страданий в Доме Орихалка потрачены зря?..»

Словно гусиным пером пощекотали ему голову изнутри. Ори не удержался и чихнул — так громко, что стоявший в десяти шагах звероногий уставился на него недобрым, подозрительным взглядом и глухо заворчал. Чих, впрочем, оказался очень кстати, заглушив треск лопнувшего кожаного ремня. «Свободен, — холодея от сознания собственного могущества, подумал Ори, — свободен!» Мертвая кожа оказалась так же уязвима перед даром Водана, как и живая плоть. Значит, не устоять и прутьям клетки — он выберется на свободу! Он спасет хозяина!..

Если еще не поздно.

Мысль была холодная, неприятная, словно выброшенная приливом дохлая рыба, но избавиться от нее Ори не мог. На мгновение мальчик испытал леденящую уверенность в том, что хозяин погиб и он остался в одиночестве на жутком, полном врагов острове. Рано или поздно ему, возможно, удастся отомстить за мастера Кешера, перебив весь пленивший их отряд, но что тогда? Возвращаться на береге сидеть на камне и смотреть на закрывающую горизонт водяную стену?..

Руки потихоньку оживали. Иголочки кололи уже не так остро, пальцы шевелились без особого напряжения. Ори осторожно, чтобы не привлекать внимания караульного, ослабил веревку, спутывавшую лодыжки, и едва удержался, чтобы не застонать от боли, когда затекшие ноги наконец распрямились. Тело ломило, как после хорошей порки, — в таком состоянии казалось немыслимым даже пробовать подняться. Но богатый опыт мальчика подсказывал, что через полчаса-час на боль можно будет уже не обращать внимания — она никуда не уйдет, но станет вполне терпимой. Серебряный шар Лилит стоял в зените, а значит, до рассвета оставалось еще часов пять — достаточно для того, чтобы отлежаться и восстановить силы. «Главное — не заснуть, — думал Ори, упираясь спиной в жесткие прутья клетки, — главное — не заснуть. Уходить надо, когда свет Лилит потускнеет, а Ианна еще не выберется из-за гор…»

Он все-таки заснул, потому что горы вдруг вздыбились перед ним, подобно вставшему на задние лапы дракону, и два красных огня, мерцавших на далеких уступах, превратились в огромные, налитые кровью глаза Подземного Змея. Водан поднялся во весь свой исполинский рост, и расплавленное серебро Лилит закипело на его переливающейся зеркальной чешуе. Взгляд его багровых, подернутых сетью пульсирующих сосудов глаз остановился на мальчике и пронзил того раскаленной иглой. Игла вошла Ори в грудь и устремилась к сердцу, прожигая кости и плоть. «За что, — хотел крикнуть Ори, но губы онемели, словно скованные лютым морозом, и крик прозвучал только в его сознании. — За что, Змей, я же посвящен тебе, я твой раб, я ничем не провинился перед тобой… Сожги лучше тех, кто поднял руку на моего хозяина, сожги их всех!» Боль за грудиной все усиливалась, но Водан и не думал отводить свой огненный взгляд. Ори показалось, что сердце стало биться медленнее. Больно, о боги, как же вытерпеть такое… Даже Дагон не умел причинять такую чудовищную боль! И почему, почему онемели губы?

По мере того как угасало сознание Ори, глаза Водана разгорались все ярче. От них тянулась к мальчику тонкая, кровавая нить… «Он пьет мою жизнь», — успел подумать Ори и вдруг почувствовал знакомое щекочущее ощущение внутри черепа. Потрясение оказалось настолько сильным, что на долю секунды Ори даже забыл о терзающей сердце игле. Он был готов ударить Подземного Змея! Его же собственной силой!

«Я должен спасти хозяина», — подумал Ори и выпустил силу на волю.

Словно сиреневая искра скользнула по связавшей их с Воданом нити и холодной молнией полыхнула между двух багровых огней. Жадные глаза Змея расширились в безмерном удивлении и стали медленно гаснуть. Опутавшая их паутина набухших от крови вен стремительно тускнела, превращаясь в серую, неживую, высохшую сеть. «Я победил, — удивленно подумал мальчик, чувствуя, как отступает боль и сердце вновь начинает биться в обычном ритме. — Я убил самого Водана, своего божественного покровителя!»

Голова Ори ударилась о твердое дерево, и он открыл глаза. Вокруг была почти полная темнота — Лилит спряталась за медленно ползущей по ночному небосводу тучей, и лишь слабый отблеск ее лучей падал на крутые уступы далеких гор. Огни на скалах, почудившиеся мальчику глазами Водана, действительно погасли, но в свете догорающего костра он увидел ничком лежащую у клетки маленькую, закутанную в тряпье фигурку — то ли карлика, то ли старуху.

От головы фигурки тянулось что-то длинное и тонкое, заканчивавшееся мясистым лепестком, застрявшим между прутьями клетки. Мальчик испуганно огляделся — сторожившие костер звероногие сидели на земле, обняв свои дубины и низко опустив головы. «Хороши караульщики, — подумал Ори с непонятной досадой, — кривой Руим с таких три шкуры спустил бы…» Он протянул руку и с опаской притронулся к мясистому лепестку. Пальцы наткнулись на что-то противное и влажное. Вздрогнув от внезапной догадки, Ори наклонил голову и похолодел — на груди у него синел здоровенный след от присоски.

От ужаса и гадливости ему хотелось завопить, но он, к счастью, сдержался. Карлик, едва не вытянувший из него жизнь через свое жуткое щупальце, лежал неподвижно — удар, который, как казалось Ори, предназначался Водану, достался ему. С головы до ног он был закутан в какой-то темный бесформенный балахон, из-под которого тускло блестела широкая металлическая полоса. Нож? Мальчик притиснулся к стенке своего узилища и просунул руку сквозь прутья, но дотянуться до металлического предмета не смог. Обидно, ох как обидно! Восстановившаяся за пару часов сна сила целиком ушла на отвратительного ночного гостя, так что клетку ломать было нечем. Будь у него нож, он мог бы перепилить два или три прута — не такие они толстые, если честно, — и змеей проскользнуть в отверстие. Только не зря всегда говорил мастер Кешер, что, если бы евнуху в детстве кое-что не отрезали, жизнь в гареме была бы куда веселее… Нет у него ножа, и дотянуться до той штуки, что торчит у карлика из-за пояса, он тоже не может — руки коротки. Но тот же мастер Кешер учил его: если любишь есть орехи, но не умеешь лазить по деревьям — попробуй найти топор. А что, если не тянуться за ножом, а подтащить поближе самого карлика?