— Случилось, учитель? — нежно прошептала Эми.

— Да, — ответил старик хриплым, каркающим голосом. — Он идет к нам.

— Нирах?

— Да, — сказал старик. — Человек из пустыни. Он уже близко.

Они замолчали, вслушиваясь в дыхание ночи. Эми сидела на корточках, и луна играла на блестящей смуглой коже ее круглых коленей. Когда-то старик не мог смотреть на эти колени без вожделения… но с тех пор прошло слишком много лет.

Внезапно тишина, повисшая над камышовой страной, раскололась. С жутким шумом, гортанными криками и хлопаньем крыльев взмыла в неподвижный воздух огромная колония птиц, устроившаяся спать в зарослях неподалеку от острова. Словно плащом гиганта накрыли небо, на минуту погасив даже луну. Стало холодно и тревожно, а когда птицы, собравшись в стаю, изогнутой линией ушли на юг, вновь открыв пылающий лик луны, старик и девушка увидели высокую черную фигуру, скользящую к ним по расплавленной дорожке серебряного света. Круглая плоскодонка зашуршала по песку, и фигура сошла на берег, отбросив в сторону длинный шест. Старик, кряхтя, поднялся навстречу гостю.

— Приветствую тебя, учитель, — громко сказал прибывший глубоким, полным скрытых оттенков голосом.

Он подошел к костру, и стало видно, что он почти вдвое превосходит старика ростом и шириной плеч. По-прежнему сидевшая на корточках Эми сжалась, когда на нее упала огромная тень гостя. Старик поднял левую руку ладонью вверх.

— И тебя приветствую, Нирах. Давно ты не навещал меня.

— Да, учитель. Я проходил последний круг посвящения… Старик прервал его взмахом ладони.

— Позже. Садись к огню. Ты голоден?

Темный взгляд, сверкнувший из-под костлявого лба, уперся в переносицу старика.

— Благодарю, учитель, я принял пищу.

— Ты устал? — продолжал допытываться старик. — Не поспишь ли с дороги? Может быть, хочешь Эми?

Что-то похожее на улыбку промелькнуло на бесстрастном лице гостя.

— Ты же знаешь, учитель: Итеру, прошедший все круги посвящения, становится свободным от желаний…

Старик хмыкнул. Подобрал с земли сухую веточку и бросил в костер.

— Ты стал нетерпелив, Нирах, сын мой… Я предлагаю тебе отдохнуть и успокоиться. В твоих глазах явно читается жадное нетерпение, это слабость. А слабым нельзя спускаться в Храм.

Гость опустился на корточки у огня и прикрыл веки. Мышцы на его костлявом лице напряглись.

— Я два месяца добирался сюда из Александрии. Я носил одежду воина и жил как воин… Я спал в солдатских палатках и в шалашах пастухов… Я дрался с наемниками и убивал диких зверей… Я пил соленую воду и ел плесневелый хлеб… Когда я увидел твой сигнал, мне показалось, что сердце выскочит из моей груди… А теперь ты говоришь мне, чтобы я успокоился! Старик рассмеялся неприятным клокочущим смехом.

— Какой же ты, к демонам, Итеру! Хвалишься тем, что не хочешь девку, а с возбуждением своим ничего поделать не можешь! Что с того, что возбуждение это вызвано не бедрами Эми, а лоном Эрешкигаль? Чем девка отличается от богини? Ничем — для воистину мудрого. А ты уподобился тому богачу, что завидует лишней мере золота в закромах у соседа, и считает себя выше крестьянина, вздыхающего о миске бобов на столе старосты!

Он протянул руку и неожиданно схватил гостя за ухо.

— Для тебя не должно быть разницы между водой болота и водой океана! Между городской стеной и Стеной Мира! Между смертью одного и гибелью всех! Ты понял, несчастный?

Нирах терпеливо мотал головой, только узлы мышц на его скулах вздувались и опадали. Когда старик закончил свою экзекуцию, он сказал:

— Я понял, учитель. Я был глуп. Мне действительно следует успокоиться. Но сегодня ночь полнолуния, и я боюсь, что, пропустив ее, я не смогу войти в Храм до следующей полной луны…

— В этом не было бы ничего страшного, — возразил старик сварливо.

— Мне не очень-то весело на острове, и ты составил бы мне неплохую компанию… Во всяком случае, было бы кого таскать за уши… Ты что, слышишь голос?

Нирах молча кивнул и коснулся пальцем сверкающего под луной черепа.

— Голос, — по-прежнему ворчливо говорил старик, шаря узловатыми пальцами в складках набедренной повязки, — голос… Да неужели Мертвые так хотят видеть тебя, Нирах? Неужели они тоже стали нетерпеливы?

Нирах почувствовал знакомую пульсацию в уголках висков и быстро взглянул на старика. Тот, занятый поисками, ничего не заметил, но Нираху, вошедшему в состояние повышенного восприятия — «хара» на языке Итеру, — оказалось достаточно мгновения, чтобы понять, какие чувства обуревают учителя. Учитель боялся. Он смертельно боялся решиться на то, к чему готовился много лет — готовился сам и готовил его, Нираха. И в то же время старик хотел увидеть, что получится из выношенного ими великого плана.

— Учитель, — начал Нирах, — я не…

Старик вытащил откуда-то из-за пояса каменный флакончик и протянул через костер гостю.

— На, — сказал он. — Выпей.

Длинные подвижные пальцы сомкнулись вокруг флакона. Нирах осторожно откупорил сосуд и понюхал.

— Эфедра, — произнес он задумчиво, — трава Пта… какие-то коренья… что еще?

— Пей! — рявкнул старик.

Нирах бесстрастно поднес флакон к губам и сделал глоток. Глаза его заблестели.

— Ложись на землю! — приказал учитель. — Эми, сними с него доспехи. Легкая, как тень, девушка проворно освободила гостя от куртки и штанов. Нирах растянулся на земле, подставив лицо серебряному свету.

Старик отдал Эми несколько коротких распоряжений и встал у Нираха в головах. Девушка принесла из хижины несколько горшочков с краской, поставила рядом с гостем и опустилась на колени. Под монотонные причитания учителя, читавшего древние заклинания, Эми окунула тонкие пальчики в горшок с кроваво-красной субстанцией и принялась осторожно выписывать на закованном в непробиваемую мышечную броню теле Нираха защитные знаки.

Часом позже гость поднялся с земли. Он был полностью обнажен, и с ног до головы покрыт узорами и надписями. Старик закончил читать и стоял неподвижно. Луна тяжело висела над самой верхушкой холма. Время остановилось.

— Я готов, Учитель! — торжественно сказал Нирах. Старик закряхтел и почесал под мышкой.

— Ты по-прежнему слышишь Голос? — со странной интонацией спросил он.

— Голос сильнее, чем когда-либо, Учитель. Мертвые зовут меня.

— Ты помнишь путь, который прошел?

— Я не помню ничего, кроме пути, Учитель.

— Ты готов принести жертву?

— Я сам и есть моя жертва, Учитель.

Старик закрыл глаза. Он отчетливо вспомнил тот далекий день много лет назад, когда изможденный, худой, как палка, юнец полуживым выполз на черный песок острова. Как выяснилось позже, он две недели плутал в дебрях камышовой страны, пока случайно не наткнулся на убежище старика. Случайно? Теперь старик не был уверен в этом…

Тогда он подошел к чужаку — первому человеку, попавшему на остров после того, как старик поселился здесь, — и занес над его худой шеей ногу, обутую в деревянную сандалию. Старик в те годы был еще крепок и без труда справился бы с похожим на груду костей пришельцем. Но тот открыл огромный черный рот и на последнем дыхании вымолвил: «Погоди, Нингишзида…» После чего потерял сознание и пребывал между нижним и средним мирами пять дней.

Старик готовил снадобья и заставлял Эми отпаивать незнакомца отваром целебных трав. Он отгонял от юноши мелких, но зловредных духов болот и возжигал священные костры. К исходу пятого дня скелетоподобный юнец открыл глаза и увидел над собою сверкающее лезвие ножа. И услышал вопрос:

— Откуда ты знаешь, кто я?

Нингишзида было тайное имя старика. Оно означало «Прислужник Далекой Земли» и передавалось по наследству в клане жрецов древнего культа мертвых. Но никто во всем мире не мог знать об этом имени. Никто, кроме учителя старика, который отправился в Далекую Землю еще тогда, когда не были еще зачаты даже родители странного доходяги из болот. Ибо Далекая Земля означает Страну Мертвых, и те, кто уходит туда, обратно не возвращаются. Поэтому старик оставил щенку жизнь. Оставил, чтобы узнать, какой тропкой выбралась в мир людей тайна, принадлежащая Мертвым.