Изменить стиль страницы

Все было в точности так, как мне привиделось, когда я потерял сознание во время снежного обвала.

– Его похитила Атене, – ответил я.

– Атене похитила его, а тебя оставила в живых.

– Не гневайся на меня, – сказал я. – Тут нет моей вины. Ты же предупредила нас, что можешь позвать ночью; вот мы и поддались на обман.

И я как можно короче описал случившееся. Выслушав меня, она подошла к нашим телохранителям, чьи копья даже не были обагрены кровью, и поглядела на них.

– Их счастье, что они мертвы! – воскликнула она. – Вот видишь, Холли, к чему приводит милосердие. Люди, которых я пощадила ради моего повелителя, подвели его в решительный час.

Она прошла вперед – к том месту, где схватили Лео. Здесь лежал его сломанный меч – тот самый, что принадлежал Хану Рассену, – и двое убитых. Оба – в облегающих черных одеждах с грубо нарисованными на них мелом скелетами и выбеленными – мелом же – лицами.

– Уловка для дураков, – презрительно сказала она. – И подумать только – Атене посмела играть роль Айши! Какова наглость! – Она сжала пальцы в кулачок. – Его захватили врасплох, врагов было много, – и все же он сражался отважно. Скажи, Холли, его ранили?.. Я вижу… нет, нет, я верно, ошибаюсь…

– Не совсем, – нерешительно произнес я, – у него шла кровь изо рта, немного. Вот ее пятна, на скале.

– За каждую каплю его крови я лишу жизни сто человек! Клянусь! – со стоном пробормотала Айша. И тотчас же звонко закричала:

– По коням! Сегодня у меня много дел. Нет, погоди, Холли; мы поскачем кратчайшим путем, пока армия будет обходить ущелье. Орос, накорми, напои и подлечи его. Это только ушиб: толстый капюшон и густые волосы смягчили удар.

Пока Орос втирал в мой скальп какую-то жидкую, жгучую мазь, я ел и пил; скоро голова моя прояснилась, хотя удар был тяжелый, черепная кость все же выдержала, не треснула. Когда я почувствовал себя лучше, к нам подвели коней, мы сели и медленно поехали вверх по крутому руслу ручья.

– Смотри, – сказала Айша, показывая на колеи и отпечатки копыт на равнине. – Для него была уже приготовлена колесница, запряженная четырьмя быстрыми лошадьми. Атене хорошо продумала и осуществила свой замысел, а я была слишком уверена в себе и беспечна – и все проспала.

На равнине уже выстраивалась армия племен, которая еще до рассвета снялась с лагеря; была тут и кавалерия, если можно ее так назвать: около пяти тысяч всадников, каждый с запасным конем. Айша созвала вождей и военачальников и обратилась к ним с такими словами:

– Слуги Хес! Моего чужеземного господина, жениха и гостя, заманили в хитроумную ловушку и захватили заложником. Необходимо вызволить его как можно скорее, пока ему не причинили никакого вреда. Мы спускаемся, чтобы атаковать армию Хании за рекой. Когда мы переправимся через реку, я поскачу дальше вместе с всадниками, ибо сегодня ночью я должна спать в городе Калун. Что ты говоришь, Орос? Что его стены обороняет вторая, более многочисленная армия? Я знаю и, если понадобится, уничтожу эту армию. Не смотри на меня удивленными глазами. Считай, что они уже мертвы… Всадники, вы будете сопровождать меня.

Вы последуете за нами, вожди племен, и горе тому, кто оставит поле сражения: его уделом будут смерть и вечный позор; смелых же ожидают богатство и честь. Да, говорю вам, им достанется вся прекрасная страна Калун. У вас есть приказ перейти через реку. Я с всадниками переправлюсь через центральный брод. Вы же наступайте на флангах.

Вожди откликнулись радостным кличем, ибо люди они были свирепые, с любовью к войне и крови. И каким безумным ни казался бы им поход, они верили в своего Оракула, Хесеа и, как все горные племена, легко воспламенялись в предвкушении богатой добычи.

Через час армия достигла края болот. Но в это время года они были совершенно сухими и не препятствовали нашему продвижению; не таким уж непроходимым препятствием оказалась и обмелевшая река. Но дно у нее было каменистое, противоположный берег, где располагались пешие и конные войска Атене, круг и обрывист, и это сильно затрудняло переправу.

Пока фланги наших пеших воинов продвигались вперед, кавалеристы задержались в болотах, чтобы их кони могли пощипать длинные, побуревшие от холода побеги травы, что росла на этой топкой почве, и утолить жажду.

Все это время Айша стояла молча: она тоже спешилась, чтобы ее кобыла и две запасные лошади могли попастись вместе с другими. Она обратилась ко мне всего один раз – и вот что она сказала:

– Не считаешь ли ты, мой Холли, что это безумная затея? Не страшно ли тебе? Говори.

– С таким военачальником, как ты, – нет, – ответил я. – И все же эта вторая армия…

– Растает, словно туман под ветром, – ответила она негромким возбужденным голосом. – Холли! Говорю тебе: ты увидишь то, что не видел еще ни один человек на земле. Вспомни мои слова, когда я высвобожу стихии и ты поскачешь следом за Айшей через остатки разметанных войск Калуна. Только… Неужто Атене посмеет его убить? Неужто посмеет?

– Успокойся, – сказал я, недоумевая, что она имеет в виду под словами «высвобожу стихии». – Она слишком сильно его любит.

– Спасибо за твое желание ободрить меня, Холли, но… я знаю, что он отвергнет ее, и тогда ненависть ко мне и неистовая ревность могут превозмочь ее любовь. Случись непоправимое, и какой прок будет от моего возмездия? Подкрепись еще, Холли. Нет, я не притронусь к еде, пока не окажусь во дворце Калуна; проверь подпругу и узду, ибо тебе предстоит долгий и опасный путь. Пересядь лучше на коня Лео: он быстрее твоего и более надежен; если он падет, телохранители дадут тебе другого.

Я повиновался ей, еще раз промыл голову в озерке и с помощью Ороса замотал ее повязкой с мазью, после чего почувствовал себя вполне сносно. Сумасшедшее волнение последних минут ожидания и смутное предчувствие грядущих ужасов окончательно заглушили всякую боль.

Айша стояла, глядя куда-то вверх, и, хотя под покрывалом я не видел ее лица, я догадывался, что смотрит она на небо над горной вершиной, и я понял, что она напрягает всю свою невероятную силу воли, ибо она вся дрожала, точно тростинка на ветру.

Утро было очень странное, холодное и ясное, поразительно тихое, но в воздухе чувствовалась тяжесть, предшествующая обычно снегопаду, хотя в эту пору обычно не бывает еще обильных снегопадов. В этом полном затишье мне почудилось, а может быть, и не почудилось, будто все кругом пронизывает дрожь; и это не землетрясение, ибо дрожь захватывала не только землю, но и воздух. Вся Природа вокруг нас как будто бы превратилась в одно живое, сильно испуганное существо.

Следуя за пристальным взглядом Айши, я заметил, что в ясном небе над вершиной одна за другой собираются густые дымчатые тучи с синенной каймой по краям. Наблюдая за этими зловещими, фантастическими тучами, я сказал Айше, что погода как будто бы меняется – замечание, хотя и банальное, но подсказанное обстоятельствами.

– Да, – отозвалась она, – еще до наступления ночи погода разбушуется сильнее, чем мое сердце. Обитателям Калуна уже не придется призывать дождь. На коня, Холли, на коня! Мы начинаем продвижение. – И без чьей-либо помощи она вскочила на кобылу, подведенную Оросом.

Вместе с пятью тысячами конников мы помчались к переправе. Когда мы достигли берега, я увидел, что два больших отряда горцев уже входят в реку в полумиле слева и справа от нас. Что было с ними дальше – я не видел, но слышал потом, что, хотя и с большими потерями, им удалось перейти через реку.

Перед нами, на том берегу, располагалось основное ядро армии Хании; сотни отборных воинов стояли по пояс в воде, готовые разить копьями наших коней или перерезать им сухожилия.

С диким гиком и свистом наши передовые отряды ринулись в воду, оставив нас на берегу, и вскоре уже отчаянно сражались в реке. Пока продолжалась эта стычка, Орос подошел к Айше и сказал, что по полученным им от лазутчика сведениям связанного Лео провезли ночью на одноосной колеснице через вражеский лагерь; его сопровождали Атене, Симбри и охрана, и направлялись они к городу Калун.