– Вашим чистым губам, принцесса, не годится касаться женщины ассасинки.

– Я должна, – со слезами сказала Розамунда, – благодарить вас, потому что без вашей помощи сделалась бы сама женщиной ассасинкой или жительницей дома смерти.

Тогда Масуда поцеловала ее и, пододвинув девушку к Вульфу, сказала:

– Итак, пилигримы Петер и Джон, ваши святые до сих пор помогали вам; вы, Джон, сражались хорошо. Не прерывайте меня и не спрашивайте, что было с нами, если хотите, чтобы мы остались живы и могли после рассказать вам все. Да вы захватили и лошадей солдат? Очень хорошо! Ну, сэр Вульф, вы в силах идти? Тем лучше, это избавит вас от трудного спуска верхом; здесь круто, хотя и не такая крутизна, какую вы уже видели; посадите принцессу на Огня; нет кошки, которая отличалась бы большей ловкостью, чем этот конь. Его поведу я. Вы, Джон, ведите лошадей солдат; Петер последует за вами с Дымом. Идите, если кони станут пятиться, колите их мечом. Иди, Огонь, не бойся, где иду я, там пройдешь и ты. – И Масуда вышла на крутой спуск, время от времени ласково говоря с лошадью.

Через минуту все уже спускались по такой крутой гряде, что каждую минуту, казалось, можно было свалиться в пропасть. Но никто не падал: дорога была устроена именно для тайного бегства и оказалась безопаснее, чем можно было думать, глядя сверху; в самых трудных местах на ней высекли зарубки вроде ступеней. Ниже и ниже спускались беглецы, наконец, запыхавшиеся, но целые и невредимые, они остановились в темной глубине пропасти, освещенной только звездами, потому что лучи низко стоявшей луны не могли проникать в нее.

– На коней, – шепнула Масуда. – Принцесса, вы останьтесь на Огне; это самая верная, самая быстрая лошадь. Сэр Вульф, поезжайте на вашем Дыме, ваш брат и я сядем на лошадей воинов. Конечно, они не очень ходки, но все же славные животные и привыкли к здешним дорогам. – И она с ловкостью женщины, родившейся и выросшей в пустыне, вскочила в седло и поехала вперед.

С милю или больше они двигались по каменистому дну пропасти и из-за камней могли ехать только шагом; наконец с левой стороны показалось узкое ущелье, и беглецы стали подниматься по нему. Луна совершенно спряталась за горы; облака затемняли слабый свет звезд. Но путники ехали вперед до маленькой поляны, орошенной речкой и покрытой травой.

– Остановитесь, – сказала Масуда. – Тут мы должны подождать до зари, потому что в такой темноте лошади непременно споткнутся о камни. Кроме того, повсюду пропасти, в которые легко упасть.

– Но они погонятся за нами, – с мольбой сказала Розамунда.

– Только когда достаточно рассветет, – ответила Масуда. – Во всяком случае, нам надо подождать, потому что ехать безумие. Сядьте и отдохните. Напоим лошадей и дадим им пощипать траву, но будем держать их за поводья. И нам, и им, вероятно, понадобятся все силы до завтрашнего заката. Сэр Вульф, скажите, вы сильно ранены?

– Нет, слегка, – бодро ответил он, – несколько синяков под кольчугой, вот и все. Пожалуйста, расскажите нам теперь, что случилось после того, как мы уехали от моста.

– Вот что случилось, рыцари. Принцесса обессилела, и невольницы отнесли ее в ее помещение. Мне Сипан велел остаться с ней; он хотел поговорить с вами. Вы знаете, что он задумал? Убить вас обоих, так как Лозель сказал ему, что вы не братья принцессы. Он боялся только взволновать народ, которому понравился бой, а потому сдержался. Он пригласил вас к ужину, но вы не вернулись бы с этого пира; когда сэр Вульф сказал, что он ранен, я шепнула Сипану, что его намерения лучше отложить до следующего дня, что убить вас будет удобнее в его собственном замке, среди телохранителей. «Да, – ответил он. – Этим братьям придется драться с федаями, и мои воины не загонят их в ров; это будет хорошее зрелище для меня и моей королевы».

– Ужасно, ужасно, – сказала Розамунда.

А Годвин пробормотал:

– Клянусь, я дрался бы только с одним Сипаном.

– Вот почему он позволил вам уехать, – продолжала Масуда, – я тоже ушла, но он велел привести к нему принцессу после нашего ужина, желая поговорить с ней наедине о свадебном пиршестве и поднести ей дары. Я ответила, что его приказание будет исполнено, и побежала в замок для гостей. Госпожа Роза Мира уже оправилась от обморока, но была вне себя от страха, я принудила ее поесть и напиться. Остальное коротко.

Через два часа пришел гонец и сказал, что аль-Джебал ждет.

«Вернись, – ответила я, – принцесса одевается. Мы придем одни, как велел властитель…» Я накинула на нее плащ, посоветовала ей мужаться, взяла кольцо покойного аль-Джебала, показала его рабам, которые с поклоном пропустили нас. Мы пришли к воинам у дверей; также и им показала я перстень. Они поклонились, но, увидев, что мы повернули в левый коридор, а не в правый, который ведет к дверям внутреннего дворца, вздумали остановить нас. «Посмотрите на печать, – ответила я, – не все ли вам равно, какую дорогу избрал великий знак власти». Тогда они отступили. Мы вышли из дома гостей, и я привела принцессу к тюремной башне, оттуда идет тайный ход.

У дверей стояла стража; я от имени Сипана велела воинам пропустить нас. Они ответили: «Мы не повинуемся. Этот ход откроется только перед печатью». – «Вот она», – ответила я.

Начальник отряда посмотрел на перстень и сказал: «Да, это священная печать, и другой нет», – но все же колебался пропустить нас. «Значит, тебе надоела жизнь? – спросила я. – Безумец, сам аль-Джебал войдет сюда тайно из дворца. Горе тебе, если он не встретит принцессы». – «Значит, он сам прислал печать?» – спросил начальник отряда. Я ответила утвердительно. «Открой, открой». – зашептали его воины. Открыли дверь. Мы вошли в подземный коридор: я за собой закрыла дверь на засов. В темноте под фундаментом башни, ощупывая стену, мы проскользнули к началу хода, тайну которого я знала; прошли по всей длине галереи и через дверь в скале, которую я закрыла так, что ее не откроет никто, кроме искусных каменщиков; затем пробрались мы в пещеру, где вы уже ждали нас.

С печатью это было нетрудно, но без печати мы не бежали бы.

Сегодня все входы и выходы охраняются.

– Нетрудно! – сказала Розамунда. – О, Годвин и Вульф, если бы вы только знали, как она все подготовила; если бы вы только видели, как все эти жестокие люди смотрели на нас, точно заглядывая к нам в душу. Если бы вы слышали, как высокомерно она отвечала им, помахивая кольцом перед их глазами, говоря, чтобы они повиновались или готовились к смерти.

– А теперь они, вероятно, убиты, – прервала ее Масуда. – Но я не жалею их: это были злодеи. Нет, не благодарите меня; я только исполнила данное обещание, ни больше ни меньше; и кроме того, я ведь люблю опасности. Теперь расскажите мне вашу историю, сэр Годвин.

И он рассказал обо всем, что случилось с ними, благодаря небо за то, что они вышли из проклятых стен.

– Вы можете очутиться в Масиафе до заката, – мрачно сказала Масуда.

– Да, – ответил Вульф, – но живыми мы не дадимся. Скажите, Масуда, что вы придумали? Добраться до прибрежных приморских городов?

– Нет, – ответила Масуда, – нам пришлось бы ехать через страну ассасинов. Нет, мы пересечем пустынные горные страны и направимся к Эмессе, отстоящей на много миль отсюда, доедем до Баальбека, а потом вернемся в Бейрут.

– В Эмессу? – сказал Годвин. – Да ведь этим городом владеет Салахеддин, а леди Розамунда принцесса Баальбека.

– Что лучше, – спросила Масуда, – чтобы она попала в руки Салахеддина или вернулась к великому ассасину? Выбирайте…

– Я выбираю Салахеддина, – прервала ее Розамунда, – потому что он, по крайней мере, мой дядя. – И остальные не противоречили ей…

Уже начал заниматься летний день, но было все еще слишком темно, а потому Годвин и Розамунда дали лошадям пастись, держа их за поводья. Масуда, сняв кольчугу Вульфа, постаралась облегчить его раны размельченными листьями куста, который рос подле потока. И в короткое время сильно помогла юноше. Когда забрезжил серый свет, путники напились воды, поели кресс-салата, который рос подле реки, подтянули подпруги и пустились в путь. Едва отъехали они ярдов на сто, как из пропасти, закрытой серой дымкой тумана, до них донесся топот лошадиных копыт и звуки голосов.