Я побоялся, как бы Оливер не сболтнул какой-нибудь глупости, и коротко ответил, что мы придем. Посланный ушел, а мы стали ждать, удивляясь тому, что такое могло случиться, что ей понадобилось срочно говорить с нами.

В назначенное время нас провели в малую приемную, и в дверях я шепнул Оливеру:

– Ради вашего и ее спасения и ради нас всех, умоляю вас, не будьте опрометчивы! За вашим лицом следят не меньше, чем за вашими словами.

– Ладно, дружище, – ответил он, слегка покраснев. – Можете положиться на меня.

– Если бы это было так, – пробормотал я.

Мы церемонно вошли в комнату и поклонились Македе, сидевшей на кресле и окруженной военачальниками и судьями (среди которых был и Джошуа). Она как раз в это время говорила с двумя воинами довольно грубого вида, одетыми в простое коричневое платье. Она поклонилась нам и после обмена традиционными приветствиями сказала:

– Друзья, вот зачем я вызвала вас. Сегодня утром, когда вот эти два воина (они судебные чиновники) повели предателя Шадраха на казнь, он попросил отсрочки казни. Его спросили, зачем он просит об этом, раз его прошение о пересмотре дела отвергнуто, и он ответил, что если его помилуют, он может указать, каким образом можно спасти вашего спутника, которого они называют Темными Окошками.

– Каким образом? – разом спросили Орм и я.

– Не знаю, – ответила она, – но они поступили разумно, оставив его в живых. Привести его сюда.

Распахнулась дверь, и вошел Шадрах. Руки у него были связаны за спиной, а на ногах были цепи. Вид у него был испуганный, глаза бегали, а зубы стучали от ужаса. Он распростерся ниц перед Вальдой Нагастой, потом обернулся и пытался поцеловать сапог Орма. Стражи снова поставили его на ноги, и Македа заговорила, обращаясь к нему:

– Что ты хочешь сказать нам, предатель, раньше, чем ты умрешь?

– Это тайна, о Бутон Розы. Должен ли я говорить перед всеми?

– Нет, – ответила она и приказала большинству присутствующих удалиться, включая сюда и стражу, и судейских чиновников.

– Этот человек в отчаянии, а ты удалила всю стражу, – сказал Джошуа, нервничая.

– Я буду сторожить его, ваша светлость, – ответил Квик на своем дурном арабском языке и добавил по-английски, подойдя к Шадраху: – Ну, кисанька моя, веди себя прилично, или для тебя же будет хуже.

Когда все удалились, Шадраху снова было отдано приказание говорить и сказать, каким образом можно спасти того чужестранца, которого он сам предал в руки Фэнгов.

– Вот как, о Дочь Царей, – ответил он. – Темные Окошки, как мне известно, содержатся в самом теле великого идола.

– Откуда ты знаешь это?

– О госпожа, я знаю это, и, кроме того, то же говорил и султан Барунг, не правда ли? Я могу указать потайную дорогу к идолу, по которой можно пробраться к нему и спасти чужестранца. Когда я был молод, меня прозвали кошкой за то, что я хорошо умею лазать, и я нашел тогда эту дорогу. Позднее Фэнги взяли меня в плен и бросили меня львам, где я получил эти шрамы на лице, и по этой дороге я бежал от них. Сохрани мне жизнь, и я укажу тебе эту дорогу.

– Указать дорогу мало, – сказала Македа. – Пес, ты должен спасти чужестранца, которого ты предал. Если ты не спасешь его, ты умрешь. Понял?

– Это трудное дело, госпожа, – ответил Шадрах. – Разве я бог, чтобы обещать тебе спасти чужестранца, которого, быть может, уже нет в живых? Все же я сделаю все, что в моих силах, зная, что если мне не удастся спасти его, ты убьешь меня, а если я спасу его, ты пощадишь мою жизнь. Как бы то ни было, я покажу вам дорогу к тому месту, где его содержат (или содержали), но предупреждаю, что дорога эта очень трудна и опасна.

– Там, где ты можешь пройти, пройдем и мы, – сказала Македа. – Скажи нам теперь, что мы должны сделать.

Он сказал ей это. Когда он кончил говорить, вмешался принц Джошуа, заявивший, что не подобает Дочери Царей предпринимать такое опасное путешествие.

Она выслушала все его доводы и поблагодарила его за заботы о ней.

– Все-таки я отправляюсь туда, – сказала она, – не ради чужестранца, которого прозвали Темные Окошки, а оттого, что я должна знать потайную дорогу из Мура и в Мур, раз такая дорога существует. Я готова согласиться с тобой, дядя, что во время такого путешествия мне не следует оставаться без защитника, и поэтому прошу тебя быть готовым выступить с нами в путь ровно в полдень.

Джошуа начал было изворачиваться, но она не желала слушать никаких отговорок.

– Нет, нет, – сказала она, – ты слишком скромен. В этом деле замешана честь всех Абати, оттого что Абати, увы, предал Темные Окошки, и поэтому Абати же, а именно ты сам, должен спасти его. Ты не раз говорил мне, дядя, о том, как хорошо ты умеешь лазать по скалам, и теперь тебе следует показать перед этими чужестранцами твою ловкость и отвагу. Это приказание, поэтому не возражай. – И она встала в знак того, что аудиенция окончена.

Вечером этого же дня Шадрах привел небольшой отряд к краю пропасти, ограничивавшей Мур с запада, привел по одному ему известным горным тропинкам. В полутора тысячах футов ниже нас расстилалась огромная равнина, на которой, на расстоянии многих миль от нас, можно было разглядеть город Хармак. Но идола в долине мы видеть не могли, так как мы находились прямо над ним и скалы скрывали его от наших глаз.

– Что же теперь? – спросила Македа, переодетая в костюм крестьянки, который очень шел к ней. – Вот утес, там равнина, но дороги между ними я не вижу, и мой мудрый дядя, принц Джошуа, утверждает, что он никогда не слыхал о такой дороге.

– Госпожа, – ответил Шадрах, – теперь я веду всех вас, и вы должны следовать за мной. Но раньше нужно посмотреть, все ли готово.

Он обошел отряд и сосчитал количество участников. Всего нас было шестнадцать человек: Македа и Джошуа, трое европейцев, вооруженных винтовками и револьверами, наш проводник Шадрах и несколько горцев, которых выбрали за их сметливость и храбрость. Эти последние несли веревки, лампы и длинные легкие лестницы, которые можно было связывать между собой.

Проверив всех участников экспедиции и осмотрев лестницы, Шадрах подошел к группе кустов, которые росли на самом краю пропасти. Там он разыскал и сдвинул с места большую каменную плиту и открыл таким образом начало лестницы, ступени которой теперь были почти совсем смыты и источены водой, в дождливое время года стекавшей по этому естественному желобу.

– Вот дорога, которой в древние времена пользовались обитатели Мура, – сказал Шадрах. – Я случайно открыл ее, будучи еще мальчиком. Но пусть тот, кто боится, не пытается спускаться по ней, оттого что она крута и трудна.

Джошуа, которого успели сильно утомить долгая поездка верхом и переход по горам, стал умолять Македу отказаться от мысли спуститься по этой ужасной лестнице, и Оливер поддерживал его немногими словами, которые он сопровождал чрезвычайно выразительными взглядами: в данном случае принц и он желали одного и того же, хотя поводы желать этого были у них разные.

Но она и слушать их не хотела.

– Дядя, – сказала она, – чего мне бояться, когда здесь ты, опытный путешественник по горам? Раз доктор, который по своим годам мог бы быть отцом любого из нас (поскольку речь шла о Джошуа, это можно было оспаривать), собирается идти, отчего не идти также и мне? Кроме того, если бы я осталась здесь, тебе пришлось бы тоже остаться подле меня, чтобы охранять меня, а я ни за что не простила бы себе, если из-за меня ты лишился бы возможности принять участие в столь замечательной экспедиции. Кроме того, я, подобно тебе, люблю лазать по скалам. Поэтому не будем терять времени.

Мы начали спускаться. Впереди всех был Шадрах, а непосредственно за ним следовал Квик, заявивший, что будет сторожить его. За Квиком шла группа горцев, которые несли лестницы, лампы, масло, съестные припасы и разные другие вещи. Затем следовала вторая партия в составе двух горцев, за которыми спускались Оливер, Македа и я, наконец Джошуа. Остальные горцы составляли арьергард и несли запасные веревки, лестницы и тому подобное. Так началось это необычайное путешествие.