Я остановился и почувствовал ужас. Мои колени начали подгибаться, но разум пришел на помощь. Зачем я, англичанин, буду ползать, подобно дикарю, в присутствии дикой королевы? Я не мог сделать подобного, пусть бы от этого и зависела моя жизнь!

Я смело пошел вперед и очутился в маленькой комнате, стены которой были завешаны богатыми тканями, – работой, как я узнал после, немых женщин. В комнате стояли стулья из черного дерева с украшениями из слоновой кости, пол покрывал ковер. В конце комнаты я заметил уединенный уютный уголок, завешенный занавесом, сквозь который пробивались лучи света.

Биллали не был специалистом по части ползания, и мы медленно двигались по комнате, так как я соразмерял свои шаги с его движениями.

Наконец мы добрались до занавеса, Биллали ткнулся в него, протянув вперед руки, словно собираясь умирать. Я, не зная, что делать, осматривал комнату и вдруг почувствовал, что кто-то смотрит на меня из-за занавеса.

Страх овладел мной. Кругом царила тишина, Биллали как труп лежал перед занавесом, комната, озаренная светом ламп, благоухала чудным ароматом. Минута шла за минутой. Все было тихо; ни признака жизни, ни одного движения! Я чувствовал на себе чей-то взгляд, пронизывавший меня насквозь, и был так испуган, что у меня перехватило дыхание.

Наконец занавес пошевелился. Кто был там?

Занавес снова пошевелился, и между складками его появилась прелестная, белая как снег рука, с длинными тонкими пальцами и изящными ногтями. Рука приподняла занавес, и я услышал удивительно нежный серебристый голос.

– Чужестранец, – сказал голос на чистейшем классическом арабском языке, – отчего ты так испугался?

Я настолько сохранил самообладание, что не выдал своего удивления. Но прежде чем я ответил, из-за занавеса вышла высокая фигура.

Вся она была закутана белым газом; это напомнило мне мумию в могильном одеянии.

Я перепугался еще больше при появлении призрачного существа, и волосы зашевелились на моей голове, хотя я мог ясно различить в этой мумии высокую и прекрасную женщину, обладающую удивительной, почти змеиной, гибкостью и грацией.

– Отчего ты испугался, чужестранец? – снова повторил нежный голос, звучавший как музыка, но проникавший до самого сердца. – Разве я так страшна, что могу испугать мужчину? Надо полагать, что мужчины сильно изменились!

С легким и кокетливым движением стана она обернулась, словно желая показать всю свою красоту и роскошные волны черных волос, спускавшихся до полу, до обутых в сандалии ног.

– Твоя красота поразила меня, о королева! – ответил я скромно, не зная, что сказать, и мне послышалось, – старый Биллали, лежавший на полу, пробормотал: «Хорошо, моя обезьяна, хорошо!»

– Я вижу, что мужчины умеют льстить женщинам! – ответила она со смехом, звеневшим, как серебряный колокольчик. – Ты испугался, чужестранец, потому что мой взгляд проник в твое сердце. Но так как я женщина, то прощаю тебе ложь, сказанную так любезно! Теперь скажи мне, как вы попали в эту страну – страну пещер, болот, злодеяний и теней смерти? Зачем вы пришли сюда? Как решились вы вручить свою жизнь в руки Хийя, или «Той, которой повинуется все»? Откуда ты знаешь мой язык? Это – древний язык, сладкозвучное дитя старой Сирии. Что делается в мире? Я живу в пещерах среди мертвецов, и ничего не знаю о людях и не забочусь об этом. Я живу, чужестранец, моими воспоминаниями, и воспоминания лежат в могиле, вырытой моими собственными руками!

Ее чудный голос дрогнул и зазвенел. Вдруг глаза ее упали на фигуру Биллали, и она вспомнила о нем.

– А, вот и ты, старик! Скажи мне, как случилось это безобразие в твоем хозяйстве? Кажется, мои гости были в опасности? Одного из них хотели убить и съесть твои дети, эти скоты, и если бы чужестранцы не дрались с такой смелостью, то были бы все убиты, и я не могла бы ничего поделать. Что это значит, старик? Не должна ли я наказать тебя?

Голос ее зазвучал гневно и холодно. Биллали, который вовсе не был трусом, замер от ужаса.

– О, Хийя, великая королева! – вопил он, лежа на полу. – Будь милостива, я твой верный слуга! Это не моя вина. Женщина, над которой посмеялся один из белых гостей, внушила им следовать старинному обычаю и съесть толстого черного молодца, который пришел с твоими гостями – Обезьяной и Львом, – бедный Лев очень болен, – зная, что ты не отдала никаких приказаний насчет него. Обезьяна и Лев убили женщину и черного слугу, чтобы спасти его от ужасной смерти. Тогда эти скоты, опьяненные жаждой крови, набросились на твоих гостей. Но белые храбро боролись с ними. О, Хийя! Они дрались как мужи и убили многих, и я пришел и спас их, а злодеев послал сюда, на равнину Кор, чтобы ты, великая, судила их! Они уже здесь!

– Да, старик, я знаю. Завтра я сяду в большом зале и буду судить их! А тебя я прощаю. Смотри, чтобы вперед этого не случалось у тебя! Иди!

Биллали поднялся с пола и, стоя на коленях, трижды поклонившись до земли, пополз из комнаты и исчез за занавесом, оставив меня одного с этой ужасной, но очаровательной женщиной.

XIII. АЭША

– Ушел! – произнесла «Она». – Ушел седобородый глупец! Как мало познаний приобретает человек в жизни. Подобно воде, жизнь проскальзывает у него между пальцев, и если пальцы его чуть-чуть мокры, как от росы, целое поколение глупцов кричит: вот истинно мудрый человек! Разве это не верно? Но скажи мне, как зовут тебя? «Обезьяна» – так называет тебя Биллали… – Она засмеялась. – Это манера дикарей – давать имена животных людям! Как называют тебя в твоей стране, чужестранец?

– Меня зовут Холли, королева! – отвечал я.

– Холли! – повторила она, с трудом выговорив слово, но произнося его с красивым акцентом. – Что такое «Холли»?

– «Холли» значит – колючее дерево! – ответил я.

– Так. Ты выглядишь действительно крепким и колючим деревом. Ты силен и безобразен, и если я не ошибаюсь, честен в сердце своем, на тебя можно положиться. Ты привык много думать. Но чего же ты стоишь, Холли? Войди и садись! Я не хотела бы видеть тебя ползающим, как раб! Мне противны их поклонение и страх передо мной!

Она откинула занавес своей прекрасной рукой, чтобы я смог войти.

Я вошел, содрогаясь. За занавесом находился уголок, где стояло ложе и стол, на столе были фрукты и прозрачная вода в вазе. В конце комнаты стоял каменный сосуд в виде купели, также наполненный водой. Освещенный мягким светом ламп, этот уголок комнаты был полон аромата.

Благоухание исходило также от блестящих волос и белого одеяния королевы.

Я сел в ногах ложа, «Она» опустилась на другой его конец.

– Теперь, Холли, – произнесла она, – каким образом ты научился говорить по-арабски? Я родилась в Аравии, это дорогой мне язык! Моя родина – древний и прекрасный Озал, я родилась от нашего отца Гараба, сына Катана. Ты не умеешь так говорить, как мы. Твой язык звучит музыкой сладкого наречия племен Хамиар… Некоторые слова изменены здесь, у народа Амахаггер, и я говорю с ними на другом наречии!

– Я изучал этот язык много лет, – отвечал я. – На этом языке говорят в Египте и еще во многих странах!

– На нем говорят в Египте и теперь? Фараоны все еще царствуют там? А персы?

– Персы ушли из Египта две тысячи лет тому назад. С тех пор владычествовали Птоломеи – римляне, и многие другие процветали на берегах Нила, пока не пришло время их падения!

– А Греция? – произнесла она. – Существует ли Греция? Я любила греков. Они были красивы, как ясный день, и умны, но жестоки и вероломны!

– Да, – сказал я, – Греция существует, существуют и греки. Но нынешние греки вовсе не похожи на древних греков, и теперешняя Греция кажется насмешкой над прежней богатой страной!

– Так! А евреи все еще в Иерусалиме? Существует ли храм, выстроенный мудрым королем? Какому Богу поклоняются они теперь? Пришел ли Мессия, о котором они громко пророчествовали? Он ли управляет землей теперь?

– Иудеи разбиты и ушли, остатки великого народа разошлись повсюду, и Иерусалима больше нет. Что касается храма, выстроенного Иродом…