Отправившись в поездку на Цейлон, мы обнаружили (заглянув в дневник), что наша группа выплыла из Бомбея 7 мая, а пароход запустил свои двигатели в 7 часов 7 минут утра. Мы прибыли в порт Галле 17-го числа. На первой цейлонской встрече кандидатов для инициации представлялась группа из семи человек. В Панадуре в Общество было принято только семь человек, поскольку вечером поднялся шторм, и остальные не смогли выйти из дома. В Коломбо в первую же ночь было принято четырнадцать (7 × 2) человек, в то время как на предварительной встрече для организации временного местного филиала Общества было инициировано двадцать семь человек. В Кэнди в состав первой основной группы кандидатов было включено семнадцать человек. Возвратившись в Коломбо, 17-го числа мы организовали «Теософическое общество Ланки», чисто научный филиал, а вечером, когда был сформирован панадурский филиал, было зарегистрировано тридцать пять (7 × 5) имен последователей. Во время нашего второго визита туда было инициировано семь жрецов, а в Бентоте, где мы задержались для организации филиала, снова было принято семь жрецов. Тридцать пять (7 × 5) членов организовали филиал в Матаре; и здесь снова в наше братство было принято семь жрецов. То же самое произошло и в Галле, где на организационной ночи присутствовали двадцать семь человек – остальные по уважительным причинам отсутствовали. В Велитаре – двадцать один человек, или трижды семь. Итак, подсчитывая всех светских буддистов, включенных в наши семь цейлонских филиалов, которые стали преданны интересам этой веры, мы обнаруживаем, что наше мистическое число семь имело место во всех филиалах, чему добавляет значительности тот факт, что подобное верно и в отношении количества жрецов, присоединившихся к нашему головному Обществу.

Этот семеричный рок преследовал нас во время обратной поездки в Бомбей. Из-за неотложных дел двое членов делегации сели на более ранний пароход, выходящий из Коломбо, и тем самым нас осталось семеро. Еще двоим срочно понадобилось домой, и они выплыли из Галле на судне, уходящем 7-го июля, но, как оказалось, судно так и не отправилось, и, волей-неволей, наша группа из семи человек выехала целиком 12 числа – на пятьдесят седьмой день после нашего прибытия. Морское путешествие из Цейлона в Бомбей, можно сказать, началось с того, что мы вышли из Коломбо, поскольку маршрут из Галле до этого порта проходит в цейлонских водах. От друзей – пятерых мирян и двоих священников (кстати, опять семерых человек), которые в Коломбо спустились на борт, чтобы попрощаться с нами, мы узнали, что июльский номер «Теософиста» уже добрался туда, и, будучи взволнованными от нетерпения ознакомиться с ним, мы настоятельно потребовали, чтобы кто-нибудь из них по возможности доставил журнал до 5 вечера, поскольку именно в пять мы должны были выйти из порта. Пообещав выполнить эту просьбу, наши друзья ушли, а мы наблюдали за всеми судами, отходящими от берега. Наступило пять часов, потом – шесть и половина седьмого, но ни посланника, ни журнала не было видно. Наконец, ровно в семь часов, мы заметили на тяжелых волнах моря крошечное каноэ. Оно приближалось, а когда подошло к борту нашего судна, то мы увидели на его носу нарисованную на белом фоне огромную цифру семь. Спустя несколько секунд какой-то человек быстро взобрался на борт, и мы увидели в его руке долгожданный журнал! Когда подняли якорь, и лоцман ударил в рынду, чтобы завели двигатели, двое из нашей группы, посмотрели на корабельные часы: стрелки стояли на семи часах семи минутах вечера.

В Тутикорине[804] один член нашей группы, мистер Падшах, сошел на берег, поскольку захотел добраться до Бомбея на поезде, чтобы полюбоваться Южной Индией. Маленькая лодочка, на которой он отправился к берегу, была хороша видна с идущих мимо нее судов, а на ее борту явственно проглядывался номер – сорок семь. Когда мы плыли в Индию, наш пароход заходил в четырнадцать (7 × 2) портов; на обратном же пути, из-за сильного муссона и мощного прибоя у Малабарского берега, он зашел только в семь. И наконец, словно для того, чтобы окончательно доказать нам, что нам никуда не деться от семеричного рока, ровно в семь часов – как показали солнечные часы «Чанды» – когда мы лоцмана, прибывающего из Бомбейской гавани, который в 7:27 ударил в рынду, чтобы снизили скорость двигателей; а в 7:47 лоцман вышел на капитанский мостик и повел судно, а в 9:37 наш якорь сбросили в порту Аполлона. Так наше путешествие подошло к концу 24 июля, через семьдесят семь дней после того дня, в который мы отправились на Цейлон. Так что приписать это необычное, если не беспрецедентное стечение обстоятельств простому совпадению, в котором число семь было «в господствующем положении» (как назвали бы это астрологи), было бы нелепостью. Самого поверхностного изучения теории вероятности будет вполне достаточно, чтобы это продемонстрировать. И если действительно мы должны допустить, что несколько таинственный закон числовых вероятностей самоутверждается в виде случайностей Теософического общества, то куда же нам обратиться за объяснениями, как не к тем древним восточным философским системам, которые формировались на основе оккультной науки?

Что в имени?

Почему журнал называется «Люцифер»

Что в имени? Очень часто в нем содержится больше, чем дано понять непосвященному, и может объяснить ученый мистик. Это невидимое, скрытое, но очень сильное воздействие, которое каждое имя несет с собой, «оставляя следы везде, где оно ни объявится». Карлейль полагал, что «в именах содержится многое, если не все».

Название или имя журнала, посвященного определенной теме, является, таким образом, наиболее важным фактором; ибо это, поистине, то невидимое зерно, из которого либо вырастет «дерево, дающее тень повсюду вокруг себя», по плодам которого до́лжно судить о проделанной работе, или это будет дерево, которое зачахнет и засохнет. Это соображение показывает, что имя данного журнала – весьма сомнительное на слух ортодоксального христианина – не плод легкомысленного выбора, но результат длительного обдумывания его пригодности, и было принято как лучший символ из всех возможных, чтобы наглядно отразить эту тему и ее ожидаемые последствия.

Первая и наиболее важная, на текущий момент, если не единственная цель нашего издания, выражена на его титульном листе словами «Первого послания к Коринфянам». Она заключается в том, чтобы пролить свет на «скрытое во мраке» (4:5); чтобы показать истинные свойства и подлинное первоначальное значение вещей и имен, людей и их поступков и обычаев. Наконец, наш журнал борется с предубеждением, лицемерием и обманом в любой нации, в любом классе общества, как и в любой области жизни. Эта задача является весьма трудоемкой, но она ни невыполнима, ни бесполезна, даже если это всего лишь эксперимент.

Поэтому, для попытки преодоления подобного первобытного состояния нельзя было найти лучшего названия, чем то, которому мы отдали предпочтение. «Люцифер» – это неяркая утренняя звезда, предвестник ослепительного сияния полуденного солнца, «Эосфор» греков. Он робко мерцает на закате, чтобы накопить силы и слепить глаза после захода солнца как свой собственный брат, «Геспер» – сияющая вечерняя звезда, или планета Венера. Нет более подходящего символа для предложенной работы – чем пролить луч истины на все то, что сокрыто во мраке предубеждения, социальных или религиозных заблуждений; особенно, вызванных тем идиотически рутинным образом жизни, который, как только некий поступок, вещь или имя были опозорены клеветническим измышлением, сколь бы несправедливо оно ни было, заставляет так называемых добропорядочных людей с содроганием отворачиваться от них и отказываться даже просто взглянуть на них с какой-нибудь другой стороны, кроме как с той, которая санкционирована общественным мнением. Поэтому такой попытке, заставить малодушных людей взглянуть правде в лицо, весьма эффективно помогает название, отнесенное к категории проклятых имен.