Упрек Шеппарду

Мне искренне жаль, что такое спиритуалистическое издание как «Религиозно-философский журнал», заявляющее своей целью учение и просвещение своих читателей, предлагает иногда вниманию публики вздор, подобный написанному м-ром Джессом Шеппардом. Не буду рассматривать здесь предыдущие опубликованные письма этой одаренной личности, хотя все, что он сообщает о России и Санкт-Петербургской жизни, не выдерживает никакой критики даже поверхностно знакомых со страной и людьми; также не обольстит меня аромат букета его якобы высокопоставленных знакомых – принцесса Булкова и принцы Тот и Этот, – которые являются столь же нелепым вымыслом, хотя и американцам никакого особого вреда не было бы, если бы какой-нибудь русский медиум с целью позабавить себя и читателей упомянул бы о своих друзьях принце Джоне, герцоге Брауне или герцоге Смите, существующих только в его воображении. Но то, что он говорит в письме, опубликованном в этом издании 3 июля – это уже нечто совсем другое. Он говорит о якобы исторических событиях – которых никогда не было. Он говорит о вещах, которые видел зрением ясновидца, и его история есть набор таких нелепых и гигантских анахронизмов, что не только показывает его полное невежество в русской истории, но и целенаправленно вредит спиритуализму, бросая тень сомнения на все описания истинных провидцев. По сравнению с этим менее важен тот факт, что такие фантазии уничтожают его репутацию честного человека, клеймят как обманщика и лживого писателя, а также бросают серьезную тень сомнения на утверждение, что он обладает способностями медиума.

Какой же мало-мальски сведущий в истории человек может верить медиуму, который видит мать (Екатерину II) отдающей приказ задушить своего сына (Павла I), когда хорошо известно, что император Павел взошел на престол после смерти матери, обвиненной этим изобретательным гением в детоубийстве?

Позвольте мне, о, молодой провидец и спиритуалист, немного освежить вашу память, – ведь я русская и немного знакома с историей своей страны. Над спиритуализмом совсем недавно смеялись из-за подобной же лжи во спасение, как ваша, но наша репутация не будет запятнана, когда русские всерьез займутся этой историей. Журнал, который любезно опубликовал вашу статью, и его интересы пострадают, если вам позволят беспрепятственно продолжать сочинять Историю по своему вкусу. Припомните, юный поэт-историк, что император Павел был дедушкой по отцовской линии нынешнего царя, и каждый, кто бывал в Санкт-Петербурге, знает, что «старый дворец», в котором вы усмотрели своим зрением ясновидца «запущенность и разрушение, как в средневековом замке», и где задушили вашего Павла, в действительности – современное, прекрасного вида здание, построенное после того, как покойный самодержец Николай снес старое. Это здание сейчас называют Павловский военный институт для «кадетов». А эти два убийцы, зачатые в ваших ясновидящих телесах, – Петрески и Ковски! Ну же, мистер Шеппард, убийцы-джентльмены будут очень признательны вам за эти прозвища!

Ваше счастье, уважаемый сэр, что вам не пришло в голову обсуждать в Санкт-Петербурге эту историю, плод вашего воображения, потому что в нашей автократичной стране запрещается обсуждать неприятные моменты в истории царской семьи и никаких поблажек не дадут ни испанскому гранду, ни лицу рангом повыше, например, американскому медиуму. Попытка сделать подобное наверняка навлекла бы на вас гнев имперского двора и привела бы к доставке вас к границам России в сопровождении вооруженного эскорта, как и подобает вашему высокому чину.

Участь оккультиста

С самого первого месяца моего прибытия в Америку, я, по загадочным, но, вероятно, объяснимым причинам, начала вызывать ненависть среди тех, кто претендовал на хорошие со мною отношения, если вообще не стремился стать лучшими друзьями. На меня изливались клеветнические измышления, гнусные инсинуации и грязные намеки, поскольку больше двух лет я хранила молчание, несмотря на то, что приписываемые мне и меньшие оскорбления были рассчитаны на то, чтобы возбудить ответную ненависть к людям. Я избавилась от большого количества сплетников, однако, обнаружив, что действительно пострадала в оценке моих друзей, чьим добрым мнением очень дорожила, в дальнейшем выбрала политику уединения. В течение двух лет всем моим миром были мои апартаменты, и в среднем по семнадцать часов в день я проводила за письменным столом со своими книгами и рукописями, в то время считая их своими единственными друзьями. В течение этого периода состоялось множество весьма ценных знакомств с некими леди и джентльменами, которые отыскали меня, не надеясь на то, что я сделаю им ответные визиты.

Я – пожилая женщина и испытываю необходимость в свежем воздухе, как и другие люди в возрасте, но мое отвращение к лживому, клеветническому миру, который я нахожу за пределами «языческих», нецивилизованных стран, достигло такой степени, что, в итоге, за семь месяцев я уезжала отсюда три раза. Однако эти «бегства» не смогли уберечь меня от анонимного клеветника, пользующегося почтой Соединенных Штатов. Письма, получаемые моим доверенным другом, содержали в себе самые отвратительные обо мне высказывания. В совершенно разные времена я обвинялась в: (1) пьянстве; (2) подделке документов; (3) том, что я российская шпионка; (4) что я антироссийская шпионка; (5) что я вовсе не русская, а французская авантюристка; (6) что я попала за решетку за воровство; (7) что я была любовницей польского графа на Юнион-сквер; (8) что я убила семерых мужей; также меня обвиняли в (9) двоебрачии; (10) том, что я любовница полковника Олькотта и (11) какого-то акробата. Можно было бы перечислять еще много обвинений, но я считаю, что их лучше опустить.

Со дня прибытия Вонга Чин Фу эта игра возобновилась с удвоенной силой. Мы получили анонимные письма и кое-что еще, а целые своры газетчиков рассказывали о нас самые неблаговидные истории. Со своей стороны, он получал о нас сведения, некоторые из которых я, с его позволения, включаю в настоящую статью.

Мне ничего не известно о заслугах или промашках Вонга Шин Фу, если не считать того, что со дня его прибытия его беседы и поведение действовали на меня самым благоприятным образом. Казалось, что он очень преданный делу и восторженный ученик. Тем не менее он – мужчина и способен позаботиться о себе сам, несмотря на то, что он, как и я, иностранец. Однако мне бы хотелось сказать именно так: что я бросаю вызов любому человеку в Америке, чтобы тот выступил вперед и доказал хотя бы какое-нибудь обвинение против моей чести. Я приглашаю любого, кто обладает подобным доказательством, представить эти доказательства в суде, и тогда я сама опубликую их в газетах. Я предоставлю любому список моих нескольких резиденций и оплачу услуги детективов, которые бы прослеживали каждый мой шаг. Настоящим я уведомляю, что если хотя бы еще одно клеветническое заявление дойдет до соответствующих источников, я призову на защиту закон, который, будучи одним из разделов американской национальной Конституции, был создан как для язычников, так и для христианского населения.