Эта непоколебимая позиция субстанциализма, проистекающая из логической аналогии, основанная на гармонизирующем единообразии природных законов и сил, образует бастион субстанциальной философии и согласно природе вещей должна навсегда установить неприступную башню системы этого учения. Если здание субстанциализма, построенное и укрепленное таким образом, будет захвачено и разграблено силами материализма, тогда наши труды за многие годы, очевидно, сведутся к нулю. Скажите, если вам угодно, что армии субстанциалистов таким образом сжигают за собой мосты. Это так. Мы предпочитаем смерть капитуляции или отступлению; ибо если эта фундаментальная позиция не может устоять против объединенных сил наших врагов, тогда все пропало, материализм одержал победу, и смерть – это полное уничтожение человеческой расы. Поэтому здесь, внутри этой главной цитадели принципов, мы должны закрепиться, чтобы спастись или погибнуть, и здесь, окруженные алмазной стеной, мы храним все свои сокровища и военные запасы, и если агностическая орда материалистической науки надеется овладеть ими, пусть они направят против нее огонь своей самой тяжелой артиллерии…

Как странно, что тогда, когда сами материалисты, понимая безнадежность своего положения, столь охотно используют истинные плоды аналогического аргумента, основанного на субстанциальной природе физических сил, мы обязаны убеждать мнимых субстанциалистов, предоставляя им аргумент за аргументом для того, чтобы доказать им, что они вовсе не являются субстанциалистами в истинном смысле этого слова, до тех пор, пока они оставляют одну-единственную природную силу или одну-единственную создающую феномены причину в природе за пределами всей категории субстанциальных сущностей!

Духовный отец нашего знакомого горячо говорит об окончательном успехе субстанциальной философии и гордо именует себя субстанциалистом, но отказывается включать звук в субстанциальные силы и сущности, признавая таким образом в действительности волновую теорию! Если исходить из логического постоянства, что мог бы сказать этот священник, отвечая другому «субстанциалисту», который настаивал бы на красоте и истинности субстанциализма, но не включал бы туда свет? И еще одному, кто не мог бы включить туда теплоту, или электричество, или магнетизм, или силу тяжести? И все же все они являются добрыми «субстанциалистами» по тому же самому принципу, как и тот, кто оставляет звук вне субстанциальной категории, все еще утверждая, что он правоверный субстанциалист! Почему бы им не оставить вне перечня этих сущностей жизненную силу, силу разума и духовную силу, представляя их, подобно силе звука (как настаивают материалисты), лишь вибрацией материальных частиц, и при этом претендовать на то, чтобы называть себя добрыми субстанциалистами? Гекель и Гексли, в таком случае, были бы готовыми кандидатами для крещения в церкви субстанциализма.

Истина состоит в том, что священник, который может принять хотя бы на один момент, что звук состоит из движения частиц воздуха, то есть не является субстанциальной сущностью, представляет собой материалиста в глубине души, хотя он может и не осознавать логического водоворота, который засасывает его в научную деструкцию. Все мы слышали о постановке «Гамлета», где был пропущен принц датский. Такой же была бы научная пьеса субстанциализма, в которой замалчивался бы вопрос о звуке, а теория акустики передавалась бы материализму (см. нашу статью «Значение дискуссии о звуке», «Микрокосм», том V, стр. 197).

Мы симпатизируем священнику, который отрицает включение звука в число «субстанциальных сущностей». Мы верим в ФОХАТ, но вряд ли признали его голос и эманации за «сущности», хотя они и создаются электрическим столкновением атомов и отражениями, производящими и свет, и звук. Наука не признала бы наш фохат в той же степени, как и звуковые или световые сущности «субстанциальной философии»(?). Но мы во всяком случае удовлетворены тем, что фохат, как только он будет правильным образом объяснен, окажется более философичным, чем материалистические или субстанциальные теории природных сил.

Как может кто-либо, претендующий и на научное, и на психологическое мышление, говорить о душе и о духе, и помещать их на том же самом уровне, что и физические явления природы, используя при этом язык, который может быть применен только по отношению к физическим фактам! Даже профессор Бейн, «монистический АННИГИЛЯЦИОНИСТ», как его называют, признает, что «ментальные и телесные состояния являются в высшей степени контрастными».[694]

Таким образом, прямое заключение, к которому в любом случае могут придти оккультисты и теософы на основании prima facie (на первый взгляд) достоверных свидетельств, полученных из письменных источников, и которые никакая философия не сможет теперь опровергнуть, состоит в том, что субстанциальная философия, пришедшая в этот мир для того, чтобы бороться с материалистической наукой и прикончить ее, неизмеримо превзошла последнюю в материализме. Ни Бейн, ни Гексли, ни даже Геккель, никогда не смешивали до такой степени ментальные и физические феномены. В то же самое время, «апостолы материализма» находятся на более высоком философском уровне, чем их оппоненты. Ибо обвинения, выдвинутые против них в том, что согласно их учению душа представляет собой «всего лишь движение частиц мозга и нервов», неверно, поскольку они никогда не высказывались таким образом. Но если даже предположить, что они бы имели такую теорию, то это соответствовало бы субстанциализму, поскольку он уверяет нас, что душа и дух, так же как все «создающие феномены причины»(?), физические, ментальные или духовные, – если они не рассматриваются как СУБСТАНЦИАЛЬНЫЕ СУЩНОСТИ, – «должны находиться внутри той же самой категории, что и не обладающие сущностью (?) формы движения материальных частиц».

Все это не только мучительно неясно, но и почти бессмысленно. Вывод о том, что признание научных теорий света, звука, теплоты и т. д., было бы равнозначно признанию душевного движения молекул – вряд ли заслуживает обсуждения. Совершенно верно, что около 30–40 лет назад Бюхнер и Молешотт пытались доказать, что ощущение и мысль являются неким движением материи. Но это было объявлено хорошо известным английским аннигиляционистом, «недостойным имени философа». Ни один человек с истинной научной репутацией или какой-либо известностью, как – Тиндаль, Гексли, Модсли, Бейн, Спенсер или Льюис в Англии, Вирхов или Геккель в Германии, никогда не заходили столь далеко, чтобы заявить: «Мысль есть движение молекул». Единственное их разногласие с теми, кто верит в душу, было и остается в том, что тогда как последние рассматривают душу как причину мысли, они (ученые) утверждают, что мысль сопутствует определенным физическим процессам в мозге. И они (истинные ученые и философы, хотя бы и материалистические) никогда не утверждали, что мысль и движение в нервной системе – это одно и то же, но утверждали, что они представляют собой «субъективную и объективную сторону одного и того же».

Джон Стюарт Милль – это хороший авторитет и пример для цитирования, чтобы таким образом опровергнуть эти обвинения. Ибо, говоря о грубом и приблизительном методе попыток разложить ощущение на нервные движения (беря в качестве примера случай нервных вибраций в мозгу, которые являются физической стороной светового восприятия), он утверждает, что «в основе всех этих движений находится нечто, что не является движением – это чувство или ощущение цвета». Следовательно, совершенно правильно говорить, что «субъективное чувство», о котором говорит здесь Милль, переживет даже принятие волновой теории света или тепла как вида движения. Ибо последняя базируется на физической спекуляции, а учение о первом построено на вечной философии – хотя оно и весьма несовершенно, поскольку в столь сильной степени заражено материализмом.