Вновь закат оденет

Небо в багрянец.

Горе, кто обменит

На венок – венец.

Мраком мир не связан,

После ночи – свет.

Кто миропомазан,

Доли лучшей нет.

Утренние зори —

Блеск небесных крыл.

В этом вечном хоре

Бог вас возвестил.

Времени не будет,

Ночи и зари...

Горе, кто забудет,

Что они – цари!

Все жарче зной. Упав на камне,

Я отдаюсь огню лучей,

Но мука смертная легка мне

Под этот гимн, не знаю чей.

И вот все явственней, телесней

Ко мне, простершемуся ниц,

Клонятся, с умиленной песней,

Из волн воздушных сонмы лиц.

О, сколько близких и желанных,

И ты, забытая, и ты!

В чертах, огнями осиянных,

Как не узнать твои черты!

И молнии горят сапфиром,

Их синий отблеск – вечный свет.

Мой слабый дух пред лучшим миром

Уже заслышал свой привет!

Но вдруг подымаюсь я, вольный и дикий,

И тени сливаются, гаснут в огне.

Шатаясь, кричу я, – и хриплые крики

Лишь коршуны слышат в дневной тишине.

«Я жизни твоей не желаю, гробница,

Ты хочешь солгать, гробовая плита!

Так, значит, за гранью – вторая граница,

И смерть, как и жизнь, только тень и черта?

Так, значит, за смертью такой же бесплодный,

Такой же бесцельный, бессмысленный путь?

И то же мечтанье о воле свободной?

И та ж невозможность во мгле потонуть?

И нет нам исхода! и нет нам предела!

Исчезнуть, не быть, истребиться нельзя!

Для воли, для духа, для мысли, для тела

Единая, та же, все та же стезя!»

Кричу я. И коршуны носятся низко,

Из дали таинственной манит мираж.

Там пальмы, там влага, так ясно, так близко,

И дьяволы шепчут со смехом: «Ты – наш!»

Страна, измученная страстностью судьбы!

Любовница всех роковых столетий!

Тебя народы чтили, как рабы,

И императоры, как дети.

Ты с трона цезарей судила властно мир

И больший мир из Ватикана.

Былая власть твоя – низверженный кумир,

Но человечество твоим прошедшим пьяно.

Твои художники на зыбкости холста

Запечатлели сны, каких не будет дважды!

Они – к источникам открытые врата

Для всех, томящихся от безысходной жажды!

На все пути души ты простирала жезл,

Как знак владычества, – и люди были рады,

Ниц преклоненные у величавых чресл,

Лобзать края одежд, ловить слова и взгляды.

Италия! священная царица!

Где ныне скипетр твой и лавровый венец?

Разломана твоя златая колесница,

Раскрыты двери в твой дворец.

Италия! несчастная блудница,

И вот к чему пришла ты, наконец!

В лоскутьях мантии и в платье устарелом,

Улыбкой искривив надменно-строгий рот,

Ты вышла торговать еще прекрасным телом,

И в ложницу твою – открыт за деньги вход.

Мы смеем все вкусить от ласк, святых, бывало!

Мы можем все тебя увидеть в наготе!

Как женщина, ты всем доступной стала,

И стыдно нам тебя узнать в мечте!

Но еще ты прекрасна, Италия!

Под заемной краской румян,

И с наглостью робкой во взоре!

Прекраснее всех неуниженных стран,

К которым покорно ласкается пленное море.

В лагунах еще отражаются

Дворцы вознесенной Венеции —

Единственный город мечты,

И гордые замки вздымаются

В суровой и нежной Флоренции,

Где создан был сон красоты.

И Рим, чародатель единственный,

Ужасный в величье своем,

Лежит не живой, но таинственный,

Волшебным окованный сном.

Нетленные рощи лимонные

Под немыслимым небом цветут.

Горы, – в белых цветах новобрачные!

Воды, собой опьяненные,

Озаряя гроты прозрачные,

Говорят и живут!

Ты прекрасна, Италия,

От Альп крепковыйных до ясной Капреи

И далее,

До пустынь когда-то богатой Сицилии,

Где сирокко, устав и слабея,

Губит высокие лилии,

Цветы святого Антония, —

Ты прекрасна, Италия,

Как знакомая сердцу гармония!

Я пришел к тебе усталый,

Путь недавний потеряв,

Беспокойный, запоздалый,

Напрямик по влаге трав.

И случайные скитальцы

Мир нашли в твоем дворце...

О, как нежно эти пальцы

На моем легли лице!

Как прижавшееся тело

Ароматно и свежо!

Пусть притворство, что за дело!

Пусть обман, мне хорошо!

В этой нежности мгновенной,

Может, тайно, разлита,

Непритворна и чиста,

Ласка матери вселенной.