Сам я не мог заснуть ни на одну минуту. В два часа приказал всех будить и строиться. Но не тут-то было! Разбросанные по многим хатам и сараям, крайне уставшие, мои воины, только что разбуженные, немедленно же засыпали опять мертвым сном, а многих и найти было невозможно среди темной ночи. Никаких сигналов, громких команд подавать было нельзя. Все приходилось делать шепотом и вполголоса.

Я уже начал приходить в отчаяние: ведь данная мне важная задача могла быть не исполнена, и всей Добровольческой армии грозила бы тогда большая опасность.

Наконец, после больших усилий, с помощью старых офицеров мне удалось собрать почти весь полк, кроме отряда есаула Лазарева, который еще не прибыл. Дожидаться его уже было невозможно, и я приказал полку выступать. Было уже около четырех часов утра, и ночная тьма начала редеть. Двинулись.

Тихое, холодное, морозное утро. Невыспавшиеся, голодные, полусонные партизаны сумрачно шагали по дороге. Орудия батареи шумом колес обнаруживали наше движение. Стало уже светло, когда мы подошли к цели. На горизонте начали вырисовываться постройки станции и Выселок.

Развернулись цепи: справа – чернецовцы, слева – краснянцы, и без выстрела двинулись вперед. Батарея стала на позицию и едва успела выпустить первую гранату по селению, как там в. утренней тишине удивительно отчетливо и звонко раздался звук кавалерийской трубы. Играли тревогу и сбор, и вслед за этим мои цепи были встречены жестоким ружейным огнем из крайних построек и окопов и пулеметным – во фланг – из обширного здания паровой мельницы.

В это время над горизонтом показалось солнце; его еще холодные, но уже яркие лучи били нам прямо в глаза, крайне затрудняя прицепку. Большевики расстреливали партизан на выбор… Один за другим падают убитые и раненые. Смертельно ранен сбоку в грудь полковник Краснянский в то время, когда он вышел из лощины к цепи. В командование его отрядом вступил войсковой старшина Ермолов, прекрасный храбрый офицер, который и довел бой до конца. После боя я назначил начальником краснянцев полковника Писарева, как старшего в чине. Убит есаул Власов. Легло много чернецовцев, которые вначале даже ворвались в селение, но потом вынуждены были отойти. Не выдержали поредевшие цепи, подались назад и залегли. Началась перестрелка в крайне невыгодных для нас условиях: на открытом поле, солнце в глаза, противник хорошо укрыт, а у нас за отсутствием лопат нет никаких укрытий. А в это же время против левого фланга краснянцев появился красный пулемет с прикрытием, который жестоким огнем начал осыпать всю нашу цепь. Часть партизан повернулась к нему и завязала с ним перестрелку.

В резерве у меня остался еще отряд есаула Лазарева, уже подошедший в это время к полю сражения. В случае контратаки противника этих сил не хватит для ее отражения.

Оглядываюсь назад со своего кургана, но помощь была уже близка: сзади по обе стороны дороги быстрым шагом, не ложась, двигались цепи Маркова; за ними вдали видна конная группа с трехцветным флагом над ней – то был Корнилов со штабом. На горизонте со стороны хутора Малеванного быстро идет густая цепь, заходя во фланг и тыл красным: очевидно, корниловцы. Большевики растерялись и стали разбрасывать свой огонь.

Посылаю приказание есаулу Лазареву усилить краснянцев слева и атаковать противника во фланг, а боевой части перейти в атаку одновременно с марковцами.

Стройно, как на учении, повел свой отряд Роман Лазарев. Через несколько минут его цепь уже ворвалась в селение. Сильный ружейный огонь, неистовая ругань и зычный голос Лазарева несутся оттуда. Одновременно с криком «ура» бросились в атаку все другие наши части.

Большевики не выдержали и, не ожидая общей атаки, быстро отступили. Наши преследовали их несколько верст.

Я присоединился к подъехавшей ко мне группе Корнилова, и мы вместе въехали в селение вдоль железной дороги. Кое-где валялись трупы красных, стонали раненые. В одном месте мы попали под сноп пуль, по-видимому, пулемета и вынуждены были переждать этот дождь за железнодорожной будкой. При этом легко был ранен в ногу мой начальник штаба ротмистр Чайковский.

Выселки взяли. Победа снова наша. Но как дорого обошлась она нам!

После небольшого отдыха, оставив заслон в Выселках, мы вернулись на хутор Журавский, чтобы привести себя в порядок и похоронить убитых.

Раненые были собраны в хуторской школе. Я зашел туда навестить тяжелораненого полковника Краснянского и своих партизан. Бедный Тихон Петрович умирал… Он с трудом дышал и мог сказать мне лишь несколько слов. Утром 4 марта он умер… Царство небесное прекрасному человеку и отличному офицеру! В первые дни борьбы с большевиками он играл выдающуюся роль среди казаков Донецкого округа, чудом избег расстрела и, собрав отряд, вошел в Ростов в составе Добровольческой армии. Его смерть была большим горем для донцов. Заботливый начальник, решительный и храбрый в бою, он пользовался искренней любовью и уважением всех, кто его знал. Его станичник и друг есаул И. П. Карташев добыл рессорный экипаж, надеясь довезти раненого до спокойного места, но привез в станицу Кореновскую только его труп.

Вместе с другими добровольцами, убитыми в бою 4 марта у этой станицы (36 человек), Т. П. был торжественно похоронен на местном кладбище в отдельной могиле и даже в гробу. Место погребения, без креста, было сравнено с землею, как это мы делали везде во время похода.

Перед заходом солнца хоронили мы наших павших героев. Мой полк в этом несчастном бою понес огромные потери: больше 80 человек выбыло из строя, среди них убитых было почти половина. Для меня это была пиррова победа…

На высоком, обрытом канавой с валом кладбище вырыли большую братскую могилу. Отслужили панихиду. Одетых в жалкое рубище покойников клали по семь в ряд, засыпали землей, потом снова 7 трупов поперек первых, и так четыре раза. Сделали так нарочно со слабой надеждой когда-нибудь дать возможность родным перенести дорогих им покойников в лучшее место успокоения… Всего похоронили 33 убитых. Гробы некогда было делать. Ни холма могильного, ни креста не оставили: напротив, чисто заровняли место погребения. Ведь наши враги беспощадны одинаково и к живым и к мертвым!

Особенно жалко было мне нескольких мальчиков – кадет Донского корпуса, погибших в этом бою… Какими молодцами шли они в бой! Для них не было опасности, точно эти дети не понимали ее. И не было сил оставить их в тылу, в обозе. Они все равно убегали оттуда в строй и бестрепетно шли в бой.

Глава IV

Станица Кореновская

Отдохнув в Журавском хуторе, утром 4 марта Добровольческая армия подошла к станице Кореновской. От нее до Екатеринодара было 70 верст.

Наша малочисленная конница на плохих лошадях не решалась выдвигаться далеко вперед, и поэтому наш авангард (в этот день в нем был Юнкерский батальон генерала Боровского) верстах в двух от станицы неожиданно попал под сильный ружейный и пулеметный огонь красных. Простым глазом с возвышенности видны были окопы, занятые сильными цепями большевиков.

Накануне они стянули к Кореновской до 10 000 человек с двумя бронепоездами и многочисленной артиллерией. Во главе красных войск стоял бывший фельдшер кубанский казак Сорокин.

Начался бой, и нешуточный. Нас было в четыре раза меньше большевиков, а станицу нужно было взять во что бы то ни стало: иначе мы не могли бы идти дальше к Екатеринодару.

В этом бою со стороны противника было проявлено некоторое управление боем, стойкость и даже известный порыв.

Юнкера на глазах Корнилова рассыпались в цепь, по своей малочисленности весьма жидкую для своего фронта, и спокойно, не ложась, начали наступление. Левее генерала Боровского наступали корниловцы и Офицерский полк. Задачей последнего было взятие железнодорожного моста через реку Бейсужек и затем железнодорожной– станции Станичной.

Одновременно с ружейным огнем большевики открыли и артиллерийский. Но мы вынуждены были на десяток их снарядов отвечать лишь одним своим…