Кое-каким коррективом тяжелому общественному положению служило отношение к людям наследника, великого князя Александра Павловича, который по мере возможности старался облегчить впавших в немилость императора. Это не могло не дойти до Павла, что озлобляло его и против своего сына, и против наследника престола. Случайное обстоятельство едва не причинило много беды. В Россию приехал племянник императрицы Евгений Виртембергский. Он так очаровал Павла, что последний не только хотел усыновить его, но и оставить своим заместителем.

Существует, однако, и иное мнение об Александре. Саблуков говорит: оба великие князья смертельно боялись своего отца, и, когда он смотрел сколько-нибудь сердито, они бледнели и дрожали, как осиновый лист. При этом всегда искали покровительства у других вместо того, чтобы иметь возможность самим его оказывать, как это можно было ожидать, судя по высокому их положению. Вот почему они мало внушали уважения и были непопулярны.

С каждым днем мрачное настроение и подозрительность Павла усиливались. Никто не мог поручиться за свою целость даже на день. Лучшие служилые люди отставлялись от должностей и ссылались в имения, а то и далее. Князь Оболенский пишет об этом моменте: не хочется из дому выйти, да и небезопасно… кажется, и Бог от нас отступился. Столица приняла небывалый, своеобразный вид: в 9 ч вечера, после пробития зари, по большим улицам перекладывались рогатки и пропускались только врачи и повивальные бабки. Все сознавали, что так долго тянуться не может.

За последний год подозрительность императора достигла чудовищных размеров. Простейшие случаи вырастали в его глазах в огромные заговоры, он гнал людей в отставку и ссылку по произволу. За последние шесть недель царствования свыше 100 офицеров гвардии были посажены в тюрьму. Подозрительность не пощадила и великих князей. Как-то после обеда император, никогда не бывавший у своего сына, Александра, вошел к нему и, осмотрев все столы, нашел перевод книги «Смерть Цезаря». Этого оказалось достаточно, чтобы утвердить подозрение Павла. Поднявшись в свои апартаменты, он розыскал историю Петра Великого и раскрыл ее на странице, описывавшей смерть Алексея. Развернутую книгу Павел приказал графу Кутайсову отнести великому князю и предложить прочесть эту страницу…

Над головою Павла собиралась гроза. Против него были все, за него – никто. Во главе движения был всемогущий граф Пален, обязанный своим всемогуществом именно Павлу. Почему он восстал против Павла? Боялся за свою целость.

Пален был человек очень умный, ловкий, хитрый, хладнокровный, мстительный и без всяких начал честности и порядочности. Получив оскорбление в начале царствования Павла, Пален затаил это оскорбление и решил жестоко отмстить за него. Честолюбивый, энергичный и скрытный, он своею исполнительностью, наружным добродушием и фальшивою искренностью успел обворожить Павла и взять его в свои руки. Он именно создал планы повести Павла так, чтобы тот сам своими действиями погубил себя. Наталкивая Павла на жестокие и несправедливые поступки, Пален являлся не только точным, но и чересчур аккуратным их исполнителем. Мало того, Пален, желая возможно больше возбудить общество против Павла, всеми способами старался преувеличивать и извращать и без того резкие и странные выходки Павла. «Замечательно то, что самое спокойное время в 1800 г. в Петербурге было в сентябре и октябре, когда граф Пален был назначен командовать армией на прусской границе, а должность петербургского военного губернатора с 14 августа исполнял генерал Свечин». Весьма естественно, почему не было главного злодея заговора, ненавидевшего своею грязною душою сколько Россию, столько же и Павла… Составив план низвержения и убийства Павла, он вовлек в него Панина, многих других высокопоставленных лиц и даже сыновей императора, Александра и Константина, дав заведомо и предумышленно ложную клятву последним, что Павел не будет умерщвлен, а только вынужден дать отречение от престола. Пален успел вооружить Павла против жены и сыновей так, что Павел дал ему приказ, в случае необходимости, арестовать последних, причем немедленно довел об этом до сведения великих князей, желая еще более вооружить их против отца. Пален сумел так воздействовать на Павла, что тот сам выслал из Петербурга таких преданных ему людей, как Аракчеев, Саблуков и др. Пален составил партию убийц-заговорщиков из гвардии, сам подготовил их и послал на преступление, лично выступил с ними на грязное и позорное убийство императора, но обставил дело так, чтобы в случае неудачного выполнения преступного плана захватить посланных им же убийц и явиться спасителем императора, не щадя при том своих соучастников даже в лице наследника престола Александра и Константина. Когда же император был убит и его супруга императрица предъявила свои права на занятие престола и противилась воцарению Александра, то Пален не постеснялся указать ей на то, что если Павел не удержал своей венценосной головы, то некоторым другим и того легче лишиться ее. Наконец, когда он увидел, что возведенный на престол и опутанный им Александр не желает быть послушною марионеткою в его руках, то Пален дошел до дерзости пригрозить и последнему, что если не трудно возводить на престол людей, то еще легче бывает иногда и низводить их… Но тут Пален прогадал и проиграл партию в своей бесконечно наглой, позорной и преступной игре. Пален был необыкновенно умный, наглый и подлый государственный интриган, заслуживший вполне приличное ему искреннее глубокое презрение в глазах каждого честного человека.

Интересно то, что и в этом подлом поступке, по-видимому, английское золото играло не малую роль…

Так как это было время самых распространенных доносов, то, естественно, что и об этом заговоре Павел проведал, а равно и об участии в нем Палена. Вот разговор императора с Паленом, переданный последним.

– Граф Пален, вы были здесь в 1762 году.

– Да, ваше величество, но что вам угодно сказать этим?

– Вы участвовали в заговоре, лишившем моего отца престола?

– Ваше величество, я был свидетелем переворота, а не действующим лицом; я был очень молод, я служил в низших офицерских чинах в конном полку, ничего не подозревая, что происходит. Но почему, ваше величество, задаете мне эти вопросы?

– Почему? Вот почему: потому что хотят повторить 1762 год.

Я затрепетал при этих словах, но тотчас оправился и отвечал:

– Да, ваше величество, хотят. Это я знаю и участвую в заговоре.

– Как, вы это знаете и участвуете в заговоре? Что вы мне такое говорите?

– Сущую правду, ваше величество, я участвую в нем или должен показать вид, что участвую, ввиду моей должности, ибо как бы я мог узнать, что намерены они делать, если бы не притворился, что хочу способствовать их замыслам. Но не беспокойтесь, вам нечего бояться: я держу в руках все нити заговора и скоро все станет вам известно. Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими вашему отцу. Он был иностранец, а вы русский, он ненавидел русских, презирал их и удалил от себя; а вы любите их, уважаете и пользуетесь их любовью; – он не был коронован, а вы коронованы; он раздражил и даже ожесточил против себя гвардию, а вам она предана. Он преследовал духовенство, а вы почитаете его; в его время не было никакой полиции в Петербурге, а ныне она так усовершенствована, что не делается ни шага, не говорится ни слова помимо моего ведома; каковы бы ни были намерения императрицы, она не обладает ни гениальностью, ни умом вашей матери, у нее двадцатилетние дети, а в 1762 году вам было только семь лет…

– Все это правда, – отвечал он, – но, конечно, не надо дремать.

Одновременно с тем Пален исходатайствовал себе чрезвычайные полномочия на случай всяких возможных происшествий. Этими полномочиями он и воспользовался в свое время.

Я позволю себе привести мнения близких людей о Павле в последнее время его царствования.

«Современники замечали, что в течение четырехлетнего царствования Павла стало заметно ухудшение характера государя. Усиление цезарского безумия до крайних пределов увеличивало опасность, грозящую государству, подданным и лицам, окружавшим государя… К тому же окружающие Павла, которым была выгодна всякая перемена, так как за нею следовали повышения, потакали странным прихотям государя. Давным-давно уже возникли бы сомнения в умственной нормальности Павла, если бы от времени до времени не наступали такие периоды, когда он становился проницательным и начинал судить обо всем правильно и справедливо. В 1804 г. Пален после убийства говорит Ланжерону: в последнее время сумасшествие Павла стало кровожадным; никто из нас не был уверен хотя бы за один день своей жизни, скоро бы везде стали воздвигать плахи и вся Сибирь была бы населена несчастными…