Наконец, русская армия решила дать сражение под Бородино. Наполеон обрадовался. Он уже видел всю армию в плену. Но не так легко далось ему это дело. Русская армия должна была отступить. Но чего стоило, каких жертв это стоило французской армии, почти вдвое превосходившей числом русскую армию. Этого мало. Наполеон, создавший замечательный план атаки, не мог воспользоваться плодами его. “Наполеон оставался мрачен и задумчив, мучимый физическими страданиями, которых он уже не мог скрывать, еле отвечал на вопросы и, при известии о смерти своих генералов, только сокрушенно качал головой. Это уныние и нерешительность не дали возможности окончить сражение к одиннадцати часам утра или, по крайней мере, к двум…” На просьбу – двинуть гвардию Наполеон с боязливостью, которая в нем раньше не замечалась, отвечал: “Если придется дать новое сражение, с кем же я начну?” Мюрат и Ней были в отчаянии. Последний с обычной своей горячностью воскликнул: “Если император остается позади армии – он больше не генерал, и если он желает остаться императором, то пусть возвращается к себе в Тюильри и предоставит нам быть настоящими генералами”. В десять часов вечера Мюрат, который дрался уже пятнадцать часов, высказывает желание вновь начать бой. Но Наполеон довольствуется лишь тем, что приказывает гвардии занять поле битвы (Пеэр, 622). Наполеон ждал, что император Александр будет просить о мире; но ничего подобного не было. Наполеон двинулся на Москву. Хотя после Бородино русская армия и отступила, это отступление, однако, очень дорого стоило французам. Тем не менее Наполеон стремился в Москву, ожидая там найти все и даже унижение Александра и России. Он нашел там свое падение… По пути от границы в глубь России Наполеон мечтал возбудить сепаратное национальное чувство у поляков, литовцев, малороссов и проч. против России, но ничего подобного и там он не увидел. Одни только евреи пользовались подачками за свои услуги, но и от этих услуг Наполеону не поздоровилось.
Итак, в Москву, в Москву!.. 15 сентября французская армия под звуки марсельезы шумно и весело вошла в Москву. Наполеон был счастлив. “Вот он наконец, этот знаменитый город… Да, пора!”
Увы! Москва была пуста и безлюдна. Жители Москвы бросили все и ушли. В ночь взвилась ракета, и Москва вспыхнула со всех сторон… Наполеон был удивлен, поражен и угнетен… Он послал офицера к Александру с предложением мира; но Александр не отвечал, как не отвечал на подобное предложение и раньше.
Быстро пожар разливается по всему пространству Москвы. Искры, вздымаемые ветром, долетают до Кремля. Наполеон подвергается опасности, так как вблизи его помещения пороховой погреб и артиллерийский склад. Гвардия охраняет императора. Наполеон просыпается от яркого пламени пожара. Уже пылают ставни его окон. “Какое ужасное зрелище! Сколько дворцов! Какое дикое упрямство! Что за люди!..”
Мюрат, принц Евгений и Бертье умоляют его на коленях уйти, но Наполеон стоит на своем и остается на месте. В это время раздается крик: “Кремль горит!” Император уходит. Он проходит по узкой улице, в дыму, среди искр и головешек, по земле, устланной горящими предметами и потрескавшейся от жара, под небом, заволокшимся дымом и пламенем. Всюду огонь, огонь и огонь!.. На другой день все тот же пожар, пожар и дальше. Наполеон невольно промолвил: “Это предсказывает нам большие бедствия…”
Чего же достиг Наполеон, заняв Москву? Ровно ничего. Он был в Москве и не видал москвичей. Он был в России и не видел русских. Все они куда-то ушли. Ему не с кем было вести даже переговоров. Кроме остатков от пожара, ему нечего было взять с Москвы и России. Положение более чем отчаянное. Что ему делать с Москвой и Россией? Он жил на земле, но не видел людей. Прийти за много тысяч верст, провести несметную армию и теперь остаться ни с чем… Положение почти глупое. Наполеон ждал неделю, другую, третью… Никого и ничего… С тоской он предался обжорству, кутежу и разврату… но это мало помогало его нравственному гнету. Явилась бессонница, и он целые ночи проводил в беседах с Дарго. “Отступить – значит признать себя побежденным. Возможно, что мой первый шаг назад может повлечь за собой целый ряд неудачных и гибельных войн. Раз сделал ошибку – нужно упорствовать, одно лишь это может ободрить”.
Фантазируя в безделье, Наполеон издал декрет об уничтожении крепостного права, о восстановлении татарского царства на Волге, о провозглашении себя польским королем, отделении западной России, восстановлении смоленского княжества и т. д., и т. д. Груды фальшивых бумажных денег ввозятся в Россию, но и это не оказывает никакого влияния. Наполеон омрачен, угнетен и впадает в отчаяние.
Он пишет Александру: “Я хочу мира, – мне нужен мир, он мне необходим, – спасите только честь”. Но Кутузов не пропускает посланного к императору.
Однако пришлось возвращаться назад без всякого выигрыша, без всякой прибыли, со страшными потерями, полным расстройством, крайним унижением и невероятным позором. Трудно представить себе, как Наполеон пережил этот момент.
Но как отступать? Русская армия, отступая перед неприятелем, делала это не страха ради, а осмысленно, в порядке, с определенною целью, завлекая неприятеля и губя его бескормицею и собственною беспорядочностью. Вместе с тем она загораживала все пути, где бы неприятель мог воспользоваться плодами и дарами русской житницы. Волей-неволей приходилось возвращаться по старой дороге, усеянной уже десятками тысяч трупов, жертв голода, бескормицы и беспорядочности.
“Наполеон созвал военный совет. Мюрат, как и всегда, предлагал начать бой, Бессиер отклонял от этого Наполеона, который и решился начать отступление. Даву полагал двинуться ближайшим путем через Медынь и Смоленск, в плодородную страну по новой дороге, благодатной, пищеобильной, в деревни еще спокойные”. Но вследствие известия о небольшой стычке с казаками и благодаря полному разногласию своих генералов Наполеон решился двинуться по можайской дороге, т. е. по северной дороге, и это решение было для него столь тяжело, что, отдавая это приказание, он упал в обморок”
Ужасы отступления французской армии, а также гибель войск от голода, холода, на переправах, от нападения казаков и крестьян – не поддаются описанию.
“Евреи, обогатившись при французской армии, оставив у себя больных и раненых, грабили их, выбрасывая голых и умирающих через окна на лютый мороз, на улицу, где жиденята били и толкали ногами победителей Европы… Этим путем они, должно быть, хотели загладить в глазах русских свое раболепство перед французами-победителями”
Сегюр говорит следующее: “Солдаты без пищи и теплой одежды шли дрожа от холода; если, изнемогая от усталости, они падали, то снег покрывал их моментально и только по маленькому бугорку можно было узнать их присутствие. Вся дорога была покрыта такими бугорками, как на кладбище. Самые хладнокровные и равнодушные с ужасом глядели на эти бугры и, отвернувшись, быстро проходили мимо. Но впереди них, вокруг них – всюду снег, взгляд теряется в этой бесконечной равнине”. Каждый шел сам по себе, говорит Соанье, ни малейшей человечности солдаты не выказывали друг к другу; никто не протянул бы руку помощи даже своему родному брату. За ночь снег настолько засыпал бивуаки, что место расположения их можно было узнать только по трупам солдат и лошадей…
С этими несчастными, голодными, оборванными, изнуренными и изможденными шел их император, угнетенный, подавленный и больной, неся на себе кару своей несчастной неосмотрительности.
“Все обгоняли Наполеона, все видели, как он шел пешком с палкой в руках, видно было, что движение это было для него затруднительно, и он останавливался каждые четверть часа, казалось, он не в силах был покинуть своих несчастных товарищей по оружию”
Французская армия гибла беспощадно. Из полумиллионного состава теперь осталось всего 15–20 тысяч. Весть о гибели армии дошла до Парижа. Наполеону нечего было делать в армии. Ему нужно было спешить в Париж спасать себя и империю. В Сморгони Наполеон издал следующий бюллетень: “Лошади кавалерии, артиллерии и обоза падали тысячами”. Об убыли людей не говорилось ничего, но многое могло быть читано между строк: “Те, кого природа создала более совершенными, сохранили свою обычную бодрость духа и энергию и в новых опасностях видели лишь повод к новой славе”. Но лучше всего было окончание бюллетеня: “Состояние здоровья его величества, императора и короля, лучше, чем когда-либо…”