Устройство дороги в Крыму через Кизикерман и Перекоп, по которой должен был проследовать царственный кортеж, поручено было полковнику Корсакову при таких инструкциях “светлейшего”: “Сделать богатой рукой, чтобы не уступала римским. Я назову ее Екатерининский путь”. На Днепре строились десятки роскошных галер в римском вкусе, на которых плыло потом 3 тысячи человек. Самая роскошная была для императрицы, “Днепр”, построенная с необычайной пышностью, и “Буг” – для самого виновника этой единственной в своем роде феерии. “Десна” предназначалась для громадной столовой, в которой императрица давала торжественные обеды. Вся история обновления “полуденного края” и приготовление его к встрече государыни напоминает по своей размашистости, великолепию и обилию принесенных жертв затеи римских царей, собиравших дани с целого мира для увековечения пышными затеями своего владычества и воздвигавших постройки, удивлявшие потомков. Мы уже говорили об отзыве императора Иосифа II о произведенных Потемкиным чудесах.
Императрица потому уже должна была прийти в восторг от всего виденного во владениях любимца, что в малороссийском генерал-губернаторстве Румянцева (которого императрица не особенно любила), лишенном колоссальных средств, бывших у Потемкина, видели только обыкновенную, печальную, скромную и серенькую Русь.
Потемкин встретил государыню в Киеве, где она пробыла довольно долго, частью задерживаемая князем, доканчивавшим приготовления к изумительному спектаклю, которого свидетелем был конец прошлого века. Князь ничего не забыл даже о самых небольших бутафорских вещах: он успевал прослушивать торжественную ораторию, приготовленную к приезду Екатерины известным итальянским капельмейстером Сарти. Сам же “светлейший” собственноручно написал тему, которую должен был развить в своем приветственном слове Екатерине вития, архиепископ Екатеринославский и Таврический Амвросий. На триумфальных воротах в Перекопе по приказанию князя красовалась надпись: “Предпослала страх и привнесла мир”.
Рассказывают, впрочем, что во время пребывания в Киеве на князя напал припадок страшной хандры, которая так часто его посещала даже на недосягаемой высоте власти. Он не все время жил во дворце, а пребывал в Печерском монастыре, где его окружала многочисленная толпа льстецов, жаждавшая милостей. Во время этих припадков хандры трудно было подступиться к князю. Он не стеснялся оказывать полное неуважение даже таким лицам, как граф Румянцев. А знатные и чванливые польские паны, прибывшие в Киев и составлявшие оплот русской партии в Польше, выносили от князя страшные грубости.
Но чуть только путешественники вступили в собственные владения князя – его хандра пропала: начался торжественный триумф “светлейшего” и единодушные рукоплескания знатного партнера.
Нужно сказать, что враги и завистники князя нашептывали Екатерине недобрые речи. Они говорили, что громадные суммы, взятые князем из казны, издержаны на личные его прихоти, что никакого флота, городов, крепостей в краю нет и что это приобретение, которым гордился князь, стоило мало и в государственном смысле. И тем приятнее государыне было убедиться, что все это оказалось напраслиной, возведенной на “дорогого ученика” Екатерины, как называла она князя.
Много есть в литературе рассказов о впечатлении, произведенном на современников чудесами Потемкина. Мы приведем только из записок Гарновского сообщение Черткова – человека, не способного к бесшабашной лести.
“Я был с его светлостью, – рассказывает Чертков, – в Тавриде, Херсоне и Кременчуге месяца за два до приезда туда Ее Величества. Нигде ничего там не было отменного; словом, я сожалел, что он позвал туда государыню по-пустому. Приехал с ней, Бог знает, что там за чудеса явились. Черт знает, откуда явились строения, войска, людство, татарва, одетая прекрасно, казаки, корабли... Какое изобилие в яствах, напитках, словом, во всем, – ну, знаешь, – так что придумать нельзя, чтобы пересказать порядочно. Я иногда ходил, как во сне, право, как сонный – сам себе не верил ни в чем, щупал себя: я ли? где я? не мечту ли, не привидение ли вижу? Ну, надобно правду сказать: ему, ему только одному можно такие дела делать, и когда он успел все это сделать?”
Только чародей Потемкин мог проделывать такие вещи.
Мы должны отметить некоторые подробности этого знаменитого путешествия, последствием которого был окончательный разрыв наш с Турцией.
Громадная флотилия галер двигалась торжественно по Днепру, окруженная со всех сторон шлюпками и челноками. В некоторых наиболее живописных местах путники останавливались. Осматривали берега, по которым толпился по-праздничному разодетый народ, где стреляли из пушек, происходили маневры казаков, фейерверки. В Каневе состоялось свидание Екатерины с польским королем, причем современники отметили интересный факт для гордого и могущественного Потемкина. При встрече со Станиславом Понятовским князь поцеловал у него руку! Это объясняли тем, что в то время у временщика, может быть, возникло неустойчивое желание получить польскую корону, а так как по законам польским королем мог быть только гражданин этого государства и подданный его, то целованием руки у Станислава Августа Потемкин торжественно свидетельствовал свои чувства к Польше. Как бы то ни было, но польский король и Потемкин расстались друзьями, и могущество временщика видно уже из того факта, что многие, посвященные в дела политические, современники приписывали добрым чувствам князя к Понятовскому то обстоятельство, что последний еще несколько лет продержался на троне.
С Кременчуга началось полное торжество Потемкина: с этого города сразу бросалась в глаза разница с только что оставленным малорусским наместничеством и, в особенности, в устройстве военной части. Сомнения, внушенные государыне насчет “легкоконных” полков, сформированных “светлейшим”, сразу рассеялись, когда Екатерина, высадившись в Кременчуге, увидела 60 или 70 блестящих эскадронов, мчавшихся в карьер навстречу своей повелительнице.
– О, как люди злы! – сказала она, указывая на бравую конницу, князю де Линю, сопровождавшему в числе других дипломатов государыню. – Как им хотелось обмануть меня!
Для императрицы в Кременчуге было приготовлено великолепное помещение с прекрасным садом. Письма Екатерины к невестке и другим лицам были восторженны: государыня очаровалась всем виденным уже на полдороге, между тем как дальше, в Крыму, ее ожидали еще большие чудеса. За Кременчугом Екатерина встретилась с императором Иосифом II, путешествовавшим под именем графа Фалькенштейна, и блестящий кортеж включил еще новую царственную особу. Хотя Иосиф II и был строгим критиком Екатерины и, в особенности, Потемкина, но и он был побежден многим из увиденного.
Мы не можем следить подробно за этой увеселительной поездкой Екатерины, но должны отметить ее наиболее интересные дальнейшие моменты. В Херсон Екатерина въехала в великолепной колеснице, в которой сидела с Иосифом II и Потемкиным. Крепость, арсенал с множеством пушек, три готовых на верфях корабля, несколько церквей, красивые здания, купеческие суда в порту – вот что увидели изумленные путники на месте, где 7 – 8 лет перед тем была лишь пустынная степь. Восторг государыни не знал пределов, хотя ее, так сказать, ввезли в этот город “парадным ходом”, между тем как Иосиф II и другие спутники ее, шныряя по закоулкам города и осматривая все, находили недостатки в исполнении фортификационных работ, в постройке кораблей и т. д.
Чудная природа Крыма, великолепное Черное море, ласкающий, нежащий воздух, роскошные горные панорамы еще сильнее подействовали на государыню. Ее письма отсюда к Гримму и другим лицам полны дифирамбов волшебнику Потемкину. В Бахчисарае она написала похвальные французские стихи в честь князя, рифмы и достоинства которых не соответствовали высокому положению автора. Со времени въезда в Тавриду экипаж Екатерины окружала блестящая татарская гвардия, составленная Потемкиным из родовитых мурз. Их яркие костюмы и джигитовка приводили в восторг даже скептика Иосифа П. Но, кажется, самое эффектное зрелище было в Инкермане. В специально построенном для императрицы дворце во время обеда вдруг отдернули занавес, закрывавший вид с балкона; как бы по мановению волшебного жезла мурзы и казаки рассыпались в стороны, и зрители увидели великолепную Севастопольскую гавань, где стояли десятки больших и малых кораблей, – зачаток славного Черноморского флота. Открылась пальба из всех пушек. Екатерина сияющая, с огненным взглядом провозглашала тосты. После обеда государыня вместе с Иосифом II поехала в Севастополь на особой шлюпке, заказанной специально Потемкиным в Константинополе и совершенно сходной с султанской. Иосиф II был в восхищении от гавани и пророчил ей великую будущность. И вот что он писал после этого: “Императрица в восторге от такого приращения сил России. Князь Потемкин в настоящее время всемогущ, и нельзя вообразить себе, как все за ним ухаживают”. В числе этих ухаживателей был и сам царственный корреспондент. Для проезда из Севастополя по Байдарской долине, тогда почти целиком принадлежавшей Потемкину, была также устроена новая дорога. Нужно сказать, что князь порой не особенно церемонился с гостями. Он непременно хотел показать им в одном из своих имений двух ангорских коз необычайной красоты и повез знатных путешественников по такой убийственной дороге, что придворные экипажи оказались значительно попорченными. В Акмечети (Симферополе) путники увидели сад в английском вкусе, который все-таки успел развести князь, а в Карасубазаре, где он имел прекрасный дворец, окруженный садом, с фонтанами и искусственными водопадами, и где успел также построить дворец и для императрицы, – все были изумлены сказочным фейерверком из 300 тысяч ракет.