Его тон смягчился, и она уже смотрела на него более доброжелательно. Его одежда и обувь были покрыты толстым слоем дорожной пыли, его черные волосы, свисавшие на лоб, были мокры от пота. Далеко же ему, подумала она в этот миг, до элегантности Луи, но тем не менее все это было таким знакомым и даже родным для нее. Она никогда не могла, глядя на Джереми, не вспомнить первые годы в Кинтайре — счастливейшие во всей ее жизни.
— Скажи мне, Джереми, — произнесла она мягко, — скажи, почему ты считаешь, что мне не следует выходить за Луи де Бурже?
После этих слов напряжение Джереми как-то спало; рука, в которой он держал скомканную газету, опустилась. Он на миг показался обескураженным. Он медленно приблизился к ее письменному столу, оперся на него и наклонился к Саре.
— Разве можно содержать в одной клетке двух животных разного вида? Разве можно пытаться сделать счастливым брак людей, у которых совершенно разные характеры, цели и мысли? У Луи де Бурже и мышление, и взгляды европейца. Для тебя эта колония — родной дом, и эта жизнь, какой бы неустроенной и грубой она ни казалась, обещает тебе более светлые времена впереди. Для де Бурже колония — всего лишь убежище от того, что он не приемлет в старом мире. Может быть, он сам этого так не видит, но здешние ссыльные — это те же французские крестьяне. От земли можно добиться больших богатств ценой их труда. Это как новорожденная Франция — вот как он ее видит. Это страна, где превалирует закон привилегий и богатства, где вся власть принадлежит немногочисленной группке, и где существуют люди, на социальной лестнице находящиеся ниже даже французского крестьянина.
— Поостерегись, Джереми! — сказала она. — Не за подобные ли чувства ты получил бесплатный проезд в Ботани-Бей?
Он сердито отмахнулся от ее слов.
— Не будем говорить о моих политических симпатиях! Послушай меня, Сара! Как можешь ты выходить за де Бурже, которому неизвестна и тысячная доля того, что тебе пришлось здесь испытать? Как может он знать, какой ты когда-то была? Он не знаком с той девушкой, которую Эндрю привез в Кинтайр. И разве ты смеешь, ради его положения и его представлений о том, как должна себя вести его жена, бросить все, что вы создавали вместе с Эндрю? Ты готова продать лавку, фермы, корабли? Разве ты будешь счастлива, если просидишь целый день за вышиванием? Ибо, насколько я себе представляю Луи де Бурже, это именно то, чего он будет от тебя ожидать!
— Как же ты слеп! — ответила Сара сердито. — Ведь именно для того, чтобы сохранить лавку, фермы и все прочее, что у меня есть, я на это и иду! Ты об этом подумал, Джереми Хоган? Ты уже не помнишь, как тяжело женщине одной тащить все это? Каждый раз, когда я отдаю приказ или заключаю сделку, это вызывает неприятие, потому что за моей спиной нет авторитета моего мужа.
Она набрала в грудь побольше воздуха, потому что чувствовала, как краска бросилась ей в лицо. Ее гнев по силе уже не уступал его.
— Мои дети. Что с ними будет? Ты же знаешь проблемы помилованных не хуже меня. Со смертью Эндрю я превратилась в бывшую ссыльную. С моими сыновьями обращались соответственно. Что же, я должна поставить их перед лицом этих проблем, объявив им, что они не смеют общаться с теми людьми, с которыми им хочется?
— Твои сыновья — это и сыновья Эндрю, — сказал Джереми твердо. — Ни один из троих не будет слабаком, который не смог бы постоять за себя. Они добьются своего, и никакое препятствие их не остановит. Дай им самим найти свою дорогу, не навязывай им худшей ноши в лице отчима, который не вписывается в окружение, который будет насмехаться над торговлей и коммерцией, на которую Эндрю их приучил смотреть как на их собственный мир. Ты дашь им породистых лошадей и изнеженные ручки, ты позволишь им вырасти не способными отличить лопату от плуга?
— Моим сыновья нужен отец, — сказала она подавленно. — А мне… мне нужен муж.
У него на лбу выступил пот, руки, ухватившиеся за конторку, слегка дрожали.
— Если тебе нужен муж, Сара, выходи за меня! Уж я-то, конечно, больше подхожу для этой роли, чем де Бурже.
Она раскрыла рот от удивления, лицо ее снова быстро залилось краской, и щеки превратились в два красных пятна.
— Ты! — она поперхнулась.
Он несколько минут твердо смотрел на нее, глаза его сузились. На лбу выступили капли пота, он поднял руку и нетерпеливо смахнул их, не сводя с нее глаз. Потом внезапно нагнулся к ней, так что лицо его оказалось совсем рядом.
— Нет! Это ведь тебе не подойдет, Сара? Я ведь тоже из ссыльных. Выйдя за меня, ты потеряешь все свои шансы на признание в обществе и шансы своих детей тоже. Так ты лучше выйдешь замуж за этого француза, не считаясь с тем, любит он тебя или нет — или с тем, любишь ли его сама. Если ты обыщешь весь мир, вряд ли ты найдешь человека, менее похожего на Эндрю во всех смыслах, и тем не менее — именно с этим человеком ты готова провести всю остальную жизнь. Этим браком ты намерена купить себе доступ на все помпезные приемы в правительственной резиденции? Ты предпочитаешь, чтобы твои сыновья купались в улыбках губернатора тому, чтобы они стали людьми, похожими на Эндрю? — Он хлопнул ладонью по конторке. — Черт побери твою меркантильную душонку, Сара! Ты не заслуживаешь уважения!
Он отшатнулся с мрачным и грозным выражением на лице.
— Ну что ж, давай, выходи за своего француза, но учти, что управляющего ты потеряла! Будь я проклят, если стану надрывать кишки, чтобы у мадам де Бурже было в чем ходить на приемы в резиденцию! Дальше уже сама обрабатывай свою землю! Делай с ней что хочешь — мне теперь наплевать. В тот день, когда ты выйдешь за де Бурже, можешь мне уже не присылать распоряжений — их некому будет выполнять.
— Джереми! — сказала она обескураженно. — Ты ведь не уйдешь! Что же ты будешь делать?.. Куда ты подашься?..
— Я найду чем заняться, — сказал он резко. — Хватит тебе пользоваться моей жизнью — с этого времени она будет принадлежать мне самому.
Она вскочила. Бумаги на столе взметнулись.
— Подожди! — сказала она хрипло. — Подожди, Джереми! Ты не можешь меня так просто бросить!
Он отступил от конторки. Скомканная газета упала на пол.
— Пора бы уже осознать, что ты не можешь больше командовать мною и ждать повиновения. Ты, кажется, забыла, что я свободен. Я теперь делаю то, что я хочу. Между нами все кончено. Я подобью счета и перешлю их в Гленбарр. И нам больше не нужно будет встречаться.
Он повернулся и зашагал к двери, открыл ее и замешкался на пороге, отпустив ручку. Он повернулся к ней, шаря в кармане.
— Я забыл… Я по дороге заехал на ферму Райдеров. Миссис Райдер просила меня передать тебе записку.
Он пересек комнату и положил письмо на стол. Больше он не обращал внимания на Сару и даже не хлопнул дверью, уходя. Она услышала, как он попросил у Энни свою шляпу. Вслушиваясь, она уловила четкий цокот копыт на дорожке.
Только тогда она потянулась за письмом Джулии. Она пыталась совладать со своим гневом, ломая сургучную печать.
Моя дорогая Сара, Я полагаю, что со временем ты сможешь простить мне, что я сейчас пишу. Поверь, я пишу это лишь в надежде, что ты сможешь остановиться и снова все обдумать, прежде чем решиться на брак с Луи де Бурже.
Моя дорогая, может ли в этом быть действительно истинное счастье для тебя или для него? Готова ли ты пожертвовать всем, что вы с Эндрю создали с самого начала основания колонии, чтобы уединиться в Баноне? Или Луи де Бурже готов отказаться от Банона, чтобы угодить тебе? Я искренне надеюсь, что ты не собираешься добиваться компромисса между этими двумя образами жизни — ибо результат мне представляется как хаос и несчастье…
Еле сдерживая гнев, Сара дочитала до конца. Все письмо состояло из повторения сказанного Джереми, но в более мягкой форме. Дойдя до подписи Джулии, она смяла письмо в тугой бумажный шар и уронила на стол. Ну их всех к черту! — подумала она. Им всем кажется, что они знают, что для нее лучше — они бы хотели, чтобы она продолжала жить так же, как жила этот последний год, и что она покорно будет делать что ей говорят. Они усиленно пытаются увидеть в натуре Луи то, что будет резко противоречить ее характеру: разницу в жизненных целях, которая не позволит им мирно сосуществовать.