– Когда я давал вам свои советы, монсеньор, я не знал, с какой целью приехала ее величество королева-мать. Но теперь, убедившись, что она прибыла для вящей славы и счастья вашего высочества…

– Для моей вящей славы и моего счастья? – воскликнул герцог. – Что ты этим хочешь сказать?

– Разумеется, для славы и счастья, – ответил Бюсси. – Судите сами: чего желает ваше высочество? Одержать верх над своими врагами, не так ли? Ибо я не думаю, как некоторые, что вы мечтаете стать королем Франции.

Герцог искоса поглядел на Бюсси.

– Быть может, иные вам так и посоветуют, монсеньор, – сказал тот, – но это ваши злейшие враги, уж поверьте мне, и если они слишком упорствуют, если вы не знаете, как от них избавиться, отправьте их ко мне: я докажу им, что они ошибаются.

Герцог поморщился.

– А кроме того, – продолжал Бюсси, – подсчитайте ваши возможности, монсеньор, проверьте чресла свои, как говорится в Библии: есть у вас сто тысяч солдат, десять миллионов ливров, союзники за границей и, наконец, желаете ли вы пойти против вашего сеньора?

– Мой сеньор не стесняется идти против меня, – заявил герцог.

– А! С этой стороны вы правы. Тогда откройте свои намерения, заставьте возложить на вашу голову корону и присвойте себе титул короля Франции. Я ничего лучшего и не желаю, как видеть ваше возвышение! Ведь, если возвыситесь вы, с вами вместе возвышусь и я.

– Кто тебе сказал, что я хочу быть королем Франции? – с досадой возразил ему герцог. – Ты берешься решать вопросы, которые я никогда никому не предлагал решать, даже самому себе.

– В таком случае все ясно, монсеньор. Нам больше не о чем спорить, раз мы согласны в главном.

– Согласны?

– Так, по крайней мере, мне кажется. Пусть вам дадут роту гвардейцев и пятьсот тысяч ливров. Прежде чем подписать мир, потребуйте еще субсидию для Анжу, на случай войны. Получив субсидию, вы отложите ее про запас, это ни к чему не обязывает. Таким образом, у нас будут солдаты, деньги, сила, и мы сможем достигнуть… бог знает чего!

– Но как только я попаду в Париж, как только они вернут меня, как только я снова окажусь у них в руках, они надо мной надсмеются, – сказал герцог.

– Полноте, монсеньор, вы сами в это не верите. Надсмеются над вами? Разве вы не слышали, что предлагает королева-мать?

– Она мне очень много предложила.

– Я понимаю, это вас и беспокоит?

– Да.

– Но среди прочего она предложила вам роту гвардейцев и даже под командованием Бюсси, если вы пожелаете.

– Да, она это предложила.

– Ну так вот, соглашайтесь, говорю вам: назначьте капитаном Бюсси, лейтенантами Антрагэ и Ливаро, а Рибейрака – знаменщиком. Предоставьте нам четверым сформировать эту роту по нашему разумению, и когда вы пойдете с таким эскортом, то увидите, отважится ли кто-нибудь, пусть даже сам король, посмеяться над вами или не поприветствовать вас.

– По чести, – сказал герцог, – я полагаю, ты прав, Бюсси. Я над этим подумаю.

– Подумайте, монсеньор.

– Да, но что ты читал так прилежно, когда я вошел?

– А! Простите, я совсем забыл, – письмо.

– Письмо?

– Которое для вас представляет еще больший интерес, чем для меня. Почему я вам его сразу не показал? Где была моя голова, черт возьми?

– Какая-нибудь большая новость?

– О, бог мой, да, и даже печальная новость: граф Монсоро умер.

– Как вы сказали? – воскликнул герцог и вздрогнул от удивления.

Не спускавшему с него глаз Бюсси показалось, что за этим удивлением промелькнула странная радость.

– Умер, монсеньор.

– Умер граф Монсоро?

– Ах, боже мой, да! Разве мы все не смертны?

– Разумеется, но никто не умирает так вдруг.

– Когда как. А если вас убивают?

– Так его убили?

– Кажется, да.

– Кто?

– Сен-Люк, с которым он поссорился.

– А! Милый Сен-Люк, – воскликнул герцог.

– Вот как! – сказал Бюсси. – А я и не знал, что вы с ним такие закадычные друзья, с этим милым Сен-Люком.

– Он из друзей моего брата, – сказал герцог, – а с той минуты, как мы с братом заключаем мир, его друзья становятся моими друзьями.

– Что ж, монсеньор, в добрый час, рад вас видеть в подобном расположении духа.

– А ты уверен?..

– Проклятие! Это верней верного. Вот письмо от Сен-Люка, который сообщает мне о его смерти, а так как я, подобно вам, недоверчив, то послал моего хирурга Реми засвидетельствовать факт и принести мои соболезнования старому барону.

– Умер! Монсоро умер! – повторил герцог Анжуйский. – Умерсам по себе!

Эти слова вырвались у него так же, как прежде вырвались слова «милый Сен-Люк». И в тех и в других было пугающее простодушие.

– Он умер не сам по себе, – возразил Бюсси, – ведь его убил Сен-Люк.

– О! Понятно! – сказал герцог.

– Быть может, вы поручали кому-то другому убить его, монсеньор?

– Нет, даю слово, нет, а ты?

– О! Монсеньор, я же не принц, чтобы поручать такого рода дела другим, я вынужден сам этим заниматься.

– Ах, Монсоро, Монсоро, – произнес принц со своей ужасной улыбкой.

– О, монсеньор! Можно подумать, что вы питали неприязнь к бедняге графу.

– Нет, это ты питал к нему неприязнь.

– Что касается меня, то оно и понятно, – сказал Бюсси, невольно покраснев. – Разве не по его вине я был однажды жестоко унижен вашим высочеством?

– Ты все еще об этом вспоминаешь?

– О, бог мой, нет, монсеньор, вы прекрасно это знаете. Но вы? Вам он был слугой, другом, преданным рабом.

– Хорошо, хорошо, – сказал принц, прерывая разговор, который становился для него затруднительным, – прикажите седлать лошадей, Бюсси.

– Седлать лошадей, зачем?

– Затем, чтобы отправиться в Меридор. Я хочу принести мои соболезнования госпоже Диане. К тому же я давно собирался навестить Меридорский замок и сам не понимаю, как до сих пор не сделал этого. Больше откладывать я не буду. Дьявольщина! Не знаю почему, но сегодня я расположен к соболезнованиям.

«По чести, – сказал себе Бюсси, – сейчас, когда Монсоро мертв и когда я не боюсь больше, что он продаст свою жену герцогу, какое может иметь для меня значение, если герцог ее и увидит. Коли он станет ей докучать, я прекрасно смогу ее защитить. Что ж, раз нам предлагают возможность увидеться с Дианой, воспользуемся случаем».

И он вышел распорядиться насчет лошадей.

Спустя четверть часа, пока Екатерина спала или притворялась спящей, чтобы прийти в себя после утомительного путешествия, принц, Бюсси и десять дворян, на великолепных конях, направлялись к Меридору в том радостном настроении, которое всегда порождают как у людей, так и у лошадей прекрасная погода, цветущие луга и молодость.

При виде этой блестящей кавалькады привратник Меридорского замка подошел к краю рва и спросил, кто приехал.

– Герцог Анжуйский! – крикнул принц.

Привратник тотчас схватил рог и затрубил сигнал, на звуки которого к подъемному мосту сбежалась вся челядь. Тотчас же поднялась суета в комнатах, коридорах и на лестницах. Открылись окна башенок, послышался лязг железа по камню плит, и на пороге дома показался старый барон с ключами от замка в руке.

– Просто невероятно, как мало тут печалятся о Монсоро, – сказал герцог. – Погляди, Бюсси, какие у всех этих людей обычные лица.

На крыльцо дома вышла женщина.

– А! Вот и прекрасная Диана, – воскликнул герцог. – Ты видишь, Бюсси, видишь?

– Разумеется, я вижу ее, монсеньор, – ответил молодой человек, – однако, – добавил он тихо, – я не вижу Реми.

Диана действительно вышла из дома, но тут же вслед за ней появились носилки, на которых с глазами, горящими от жара или ревности, лежал Монсоро, напоминающий скорее индийского султана на паланкине, чем покойника на погребальном ложе.

– О! О! Что же это такое? – воскликнул герцог, обращаясь к своему спутнику, ставшему бледнее платка, с помощью которого он пытался сначала скрыть свое волнение.

– Да здравствует монсеньор герцог Анжуйский! – крикнул Монсоро, с огромным усилием подняв вверх руку.