Огонь впереди все разгорался, а человек, лежавший ничком, по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Теперь, правда, до него оставалось совсем немного.

Жара от зеленого костра становилась нестерпимой. Обжигающий воздух стоял плотной стеной. Маккиш зажмурился и шагнул сквозь эту обжигающую стену.

Он закашлялся, дыхание перехватило. Нагнувшись, осторожно поднял пилота, протащил его несколько метров по песку. Перевернул безжизненное тело на спину, но не успел рассмотреть лицо, потому что тут же каким-то чутьем понял, что вот сейчас, через мгновение, раздастся взрыв. Он упал на песок, прикрывая рукой лицо пилота, и в тот же миг раздался оглушительный грохот. Над головой пронесся обжигающий смерч.

Выждав немного, Маккиш приподнял голову, огляделся. Огня больше не было, взрыв уничтожил все, что могло дать ему пищу, Маккиш встал на колени и попробовал расстегнуть на человеке комбинезон. Но нигде не нашел никаких застежек. Однако биение сердца Маккиш ощутил и сквозь плотную серебристо-голубую ткань. Тогда он поднял тело незнакомца на руки и двинулся к форпосту.

Странное дело: стук сердца этого неизвестно откуда взявшегося пилота словно бы отдавался в нем самом. Сначала эти удары были сильными и частыми. Потом Маккиш почувствовал, как они стали замедляться. Несколько минут спустя кожа человека побледнела и стала серой. Тогда Маккиш побежал. Бежать было тяжело, неудобно. Купол форпоста сверкал в лучах красного солнца, как драгоценный камень. Но Маккишу было не до красот. Он думал о том, что бежать по этому вязкому песку не меньше пяти минут. Выдержит ли сердце умирающего человека? Выдержит ли его собственное сердце?

Они оба выдержали. Не дав себе отдышаться, Маккиш уложил человека на кровать и бросился к аптечке. И остановился: поможет ли неизвестному стимулирующая инъекция? Не убьет ли она его?

И тут он увидел, что у человека вдруг дрогнули губы. Лицо его начало розоветь, Затаив дыхание и боясь пошевелиться, Маккиш следил за ним. Вот блеснули черные зрачки. Глаза незнакомца остановились на Маккише, и лицо его тронула слабая улыбка…

И в тот же миг все исчезло. Маккиш увидел, что он стоит неподалеку от лабораторного стола. За прозрачными стенами форпоста все было как обычно: деревья, трава, песок, птицы. И ни обломков летательного аппарата, ни следов зеленого костра…

Он нервно потер ладонями лицо. Это была галлюцинация. Совсем другая, какие у Данилевского не случались…

— Ну, так что это все значит?

Маккиш резко обернулся: лицо командира на экране было явно встревоженным.

— Что именно? — отозвался Маккиш.

— Ты стоишь совершенно неподвижно, смотришь в одну точку, ничего не слышишь. Галлюцинация?

Маккиш кивнул.

— То же самое?

— Нет, другая.

Очень быстро, так, словно решение было принято им уже давно, Степанов сказал:

— Я буду у тебя через девять часов. Но… может быть, ты хочешь вернуться?

Маккиш покачал головой:

— Нет! Я тебя жду.

Экран погас. Маккиш записал обо всем случившемся в магнитный дневник. Потом, повинуясь странному желанию, надел скафандр и вышел из форпоста.

Ветер, заметно усилившийся, гнул ветки с голубыми листьями. Красное солнце поднималось в зенит, и тени деревьев заметно укорачивались. Тени были остроконечными, они, как стрелки компаса, указывали как раз на то место, где во время галлюцинации он видел решетчатый летательный аппарат. Маккиш знал, что там, куда указывает тень-стрелка, он не найдет ничего, и все-таки продолжал идти вперед. Он старался что-то понять и никак не мог. Мысль билась о невидимую преграду, как бьется о стекло случайно залетевшая в комнату бабочка. А где-то совсем рядом, может быть, всего в нескольких сантиметрах, открыта форточка.

Он дошел наконец до этого места и остановился. Все тут было точно такое же, как во время галлюцинации. Вот клочок голубой травы, запомнившийся потому, что он имел идеальную треугольную форму, вот упавшая с дерева ветка, вертикально воткнувшаяся в песок. Не было только загадочного аппарата, объятого пламенем, и лежащего навзничь человека.

Почему вторая галлюцинация так отличалась от первой? Почему у Данилевского они все были одинаковы? Данилевский проиграл сражения птицам.

А он с первого раза победил.

Маккиш резко остановился от неожиданной мысли.

Он победил, и галлюцинация изменилась. Данилевский терпел поражения, и это обрекало его без конца сражаться с птицами. Галлюцинации повторялись. Словно кто-то ждал, когда же он все-таки найдет оружие против птиц. Решение было таким простым, требовалось только немного воли, стойкости, мужества.

Значит, что же: галлюцинации искусственного происхождения?

Но кому это надо и зачем?

Зачем? Да просто затем, чтобы узнать цену существу, появившемуся вдруг на Лигейе. Для того чтобы определить, чего от него можно ждать, достоин ли он внимания. Вероятно, первая галлюцинация — бой с птицами — была испытанием на смелость и находчивость, вторая — проверка на доброту, сострадание, готовность помочь. И эти испытания он, надо полагать, выдержал. Какое же будет третье?

«Все это фантазии, — одернул он себя. — Лигейя пуста, автоматы не могли не заметить хоть каких-нибудь признаков разумной жизни. Две другие планеты системы тоже необитаемы, и, значит, некому проверять земных разведчиков галлюцинациями…»

Когда очередной восьмичасовой отрезок времени стал подходить к концу, Маккиш понял, что нервничает. До этого он работал: встретил вернувшихся «черепах» и выпустил на работу других, занимался микробиологическими исследованиями, внес собранную автоматами информацию в магнитный дневник. Но за полчаса до следующего сеанса наваждений Маккиш поймал себя на том, что третий раз диктует в дневник одну и ту же фразу. Он выключил запись, постарался успокоиться.

Лицо Степанова появилось на экране неожиданно. Оно было хмурым, озабоченным и в то же время каким-то оживленным, радостным. Маккиш понял: Степанов просто радуется, что летит на форпост, где его ждет загадка, с какой еще никто из разведчиков не встречался.

— Идеи есть? — спросил Степанов.

— Есть, — сказал Маккиш. — Планета населена, и галлюцинации — это не что иное, как попытка проверить нас, узнать, стоит ли вступать с нами в контакт. Есть, правда, одна загвоздка. Эти инопланетяне должны быть совершенно невидимы. Может, цивилизация невидимок?

Хмурое лицо Степанова разгладилось.

— Если ты можешь выдвигать такие гипотезы, — сказал он, — дело обстоит не так уж плохо.

— Да я не шучу, — сказал Маккиш.

Степанов улыбнулся широко и открыто:

— Ладно, еще немного, и мы с тобой во всем разберемся.

Экран погас. Маккишу вдруг стало легко и просто. Пришла уверенность, что все его предположения истинны. Откуда она взялась, эта уверенность? Может быть, кто-то следил за его рассуждениями, за его мыслями и в нужный момент помог выстроить логический ряд суждений?

Трижды в год на Лигейю обрушиваются ураганы, и потому никакое сооружение на поверхности невозможно. Но затихают ураганы, и вновь вырастают деревья и трава, снова появляются птицы, из каких-то потайных нор выползают животные. Так неужели разумное существо не приспособилось бы к местным условиям?..

Маккиш ходил взад-вперед под прозрачным куполом форпоста. Теперь ему казалось, что время тянется медленно. Хотелось поскорее окунуться в очередную галлюцинацию. Теперь он знал, что это контакт, и ждал его.