Марина сидела над собранным рюкзаком и всё ещё ждала. Лицо было мокрым от слёз, а губы сухими, будто её терзала лихорадка. Акихито подошёл и взял её за руки, поднял на ноги, легонько встряхнул.

– Я вернулся.

Он говорил на языке, которого она не знала. Она и так все поняла, без перевода. Разведчик взял её руки в свои, прижал к губам усталые, холодные пальцы.

– Пошли со мной. Машина ждёт.

Конвертоплан удалялся от Надежды и навсегда покидал окрестности Ниххона. Акихито сидел в кресле пилота, и рядом была Марина. Она прижалась щекой к его плечу и как зачарованная смотрела на волны под крыльями конвертоплана.

Если повезет, они найдут приют в Союзе Юга. Теперь он сможет защитить и её и ребенка.

– Я знаю, как ты назовёшь его, если родится мальчик.

Девушка вздохнула и шмыгнула носом.

– Прости, больше не буду. Но если будет девочка, можно я придумаю ей имя?

Акихито замер в ожидании ответа. Наконец он его получил:

– Я не против. Дай-ка угадаю, ты хочешь назвать её Суги?

– Нет, пусть Суги будет Суги. А ты знаешь, что символом Императорского дома Японии была красная Астра?

– Нет, но теперь буду знать.

Разведчик замер, словно пытался услышать далёкий звук, доступный ему одному. Вздохнул и тихо сказал:

– В память о прошлом, хорошо? Давай назовём её Астрой. А то, что я Хирохито, тут не при чём. Мне хочется забыть о том, что однажды меня назвали Императором.

– Как скажешь, мой разведчик, – с улыбкой пообещала Марина.

Синтез полураспада (пятая новелла)

Синтез полураспада, 71 год после Утра Смерти

остров Ниххон

Она была древней, утонченной и красивой.

Она рассыпалась, как тонкий витраж под ударом молота.

Родная страна.

А он так мало успел о ней узнать.

В детстве он мечтал увидеть ее всю, побывать во множестве неповторимых уголков. На севере, где вершины гор украшают снежные шапки. На юге, где розовым огнём пылает невесомый аромат нежных вишен. На побережье, где красным и белым золотом переливаются в морской синеве жемчужные раковины. В долинах, где под летучей тенью облаков стелются густые зеленые травы, они поют песню теплого ветра. В тишине и сумраке храмов, где акварель и чернила оживают на тонкой бумаге.

Его мечте не суждено было сбыться. Мир опрокинул на родную страну Утро Смерти.

За время, проведённое в замкнутой подземной лаборатории, он успел передумать и перечувствовать многое. Такие же вещи переживает приговоренный к смерти.

– Война. Там война, – сказал доктор, – Если мы уцелеем, за нами придут. Но надежды мало. Доктор прав: надо было успеть что-то сделать. Хоть как-то занять руки, разум, лишь бы не сойти с ума от страшных мыслей.

Учёный вернулся к своему микроскопу.

А он, подросток, студент, в оцепенении сидел за спиной своего научного руководителя. Он снова и снова смотрел наверх, в потолок. Ждал: вот-вот моргнут лампы, а еще через миг погаснут.

Едва ли они услышат резкий звук удара. Атомный огонь поглотит их раньше.

Она сжала его руку холодными пальцами.

– Мне страшно.

Он сглотнул и промолчал. Не знал, как утешить себя и однокурсницу. Всё что он смог – это обнять её за плечи и попытаться согреть её руки своими руками. Но он так и не мог понять, кто из них кого греет.

Прошли часы. Он заметил, как её дыхание стало глубже. Теперь ему показалось, что все это время она не дышала, он слышал только стук ее пульса. Или так стучало его собственное сердце?

Он поднялся с дивана. От долгого сидения все тело занемело – он с наслаждением потянулся. Доктор продолжал просматривать ткани на срезе. Электронный микроскоп питался от подземного реактора, потому и продолжал работать.

– Если ты думаешь, что вот-вот начнётся, угомонись. Всё кончено. Ракетам лететь полчаса, а то и меньше. В лаборатории счетчик молчит, но ты попробуй поднести его к лифту.

– Ладно, – он сделал вид, что согласен.

Он не хотел поддаваться настрою доктора.

Однокурсница тихо спала на диване в неудобной позе. Потом у нее будет болеть тело, а на лице останутся следы от жёстких складок белого халата. Спутанные девичьи волосы лежали бессильными волнами, всё ещё мокрые от слёз.

Он прикоснулся к рукаву халата – ткань была мокрой, и отдёрнул руку.

– Пойду возьму счётчик и проверю.

Счетчик может быть не исправен, решил подросток, но в лифт вошел. Подъемный механизм продолжал работать.

Его изумлённым глазам предстал изувеченный мир.

Лаборатория выглядела так, словно её смяли неведомой силой. Взломанные стены наземной постройки обнажили неровную внутренность бетона, оголили арматуру.

Под ногами подростка хлюпала грязь, полная бесформенного мусора. Воздух пропитался солёным запахом моря и мертвых водорослей. До горизонта простерлось пространство, омытое гневом стихии.

Он побоялся представить, что стало с теми, кто оказался в низинах или прямо на пути волн. Вдалеке чередой серых выступов лежали остатки разрушенного городка.

Наверное, бомбы упали в другие места, но смерть придёт и сюда, не сейчас так позже: или радиоактивные осадки, или новые цунами.

Впервые он порадовался, что близлежащие холмы скрывают от взгляда далёкое море. Волны сгладили вершины, расчистили горизонт. Но где-то там, за горизонтом притаилась беспощадная стихия, чьи порождения обратили окрестность в пустыню. Выходит, смерть все еще рядом, подумал подросток и задохнулся от ужаса.

Он вернулся к лифту и спустился в лабораторию. Там однокурсница безучастно смотрела на тело доктора: ученый решил не ждать мучительной смерти и застрелился из пистолета.

Подросток аккуратно переступил через кровавые подтеки, подошел к девушке, взял руками за плечи и встряхнул.

– Очнись! Мы живы. Пока ещё живы.

Она вела себя так, словно с трудом понимала, что происходит. Пошевелила носком кроссовка обрывок водоросли между кирпичей, пробормотала что-то невнятное и закрыла лицо руками. Она опустилась на мокрый изломанный бетон с таким усталым видом, словно подъём на лифте высосал все её силы. А ведь она не сделала и сотни шагов.

Когда серое небо, перечёркнутое рваными полосами облаков, наполнил гул турбин конвертоплана, она безучастно проследила взглядом, как тёмная тень скользнула к мокрой и мёртвой земле.

Из машины выбежали люди, одетые в защитную форму. Подростки смотрели в утомленные лица спасателей, слышали живую речь, они и не ждали, что кто-то прилетит к ним на помощь.

– Ты живой, парень?

– Да. Только вот…

– С твоей девушкой будет всё в порядке. Нам повезло, что мы вас нашли. Мало кто выжил.

Подросток согласился: действительно, повезло. Хорошо, что документы с собой. А то он не помнил фамилии «своей девушки».

На документы никто не смотрел – проверить-то все равно не получится. Родные города были стёрты с лица земли, вместе с ним умерло прошлое.

Пролетали часы, наполненные ужасом. Тянулись дни, недели и месяцы, скомканные хаосом. Теснота конвертопланов, холод походных палаток, едва обогреваемых примусами. Отрешенная девушка была рядом, и он не оставлял ее ни на минуту, боялся потерять. Он пытался расшевелить ее, согреть, не допустить, чтобы душа умерла.

Их бросали, словно кукол, из одной местности в другую. Собирали всех, кто выжил, кого удавалось найти, выдавали новые документы, становились лагерем. Потом хоронили тех, кто умирал от нечеловеческих условий. Встречали новых людей, подобранных военными и снова снимались с места.

Казалось, никому нет дела до двух подростков-студентов.

Однажды он понял, что это не так.

Ему дали стопку компьютерных дисков.

– Насколько вы успели продвинуться в своей работе?

Под внимательным взглядом полковника ему было не по себе. У человека в форме было волевое лицо, покрытое шрамами, отмеченное свежим ожогом. Лицо внушало страх. Этот человек подавлял своим видом и точным, скупыми словами.