— Когда вы рассказывали о битве на Волге, — продолжал альпинист, — я сразу вспомнил город, в котором родился и живу.
— А где вы живете?
— В Магистральном.
— Давно собираюсь побывать в Магистральном, да вот не выберусь никак. Вот сдадим Тобора в серию — и нагрянем к вам с Иваном Васильевичем.
Суровцев услышал свое имя и кивнул, не отрываясь от калькулятора, хотя, быть может, и не расслышал толком, о чем идет речь.
— Примете? — спросил Петрашевский.
— По первому разряду! — оживился альпинист. — У Hag есть что посмотреть. Например, подлинную технику, которой пользовались строители Байкало-Амурской магистрали: самосвалы, экскаваторы, вертолеты. И еще у нас есть рубленые избы, даже палатки, в которых строители жили поначалу…
К их разговору начали прислушиваться. Пока испытание шло гладко, люди получили возможность на несколько минут расслабиться.
— Вы, наверно, всю магистраль знаете, Константин Дмитриевич? — вступил в беседу Коновницын.
— Как свои пять пальцев. Я пешком прошел ее несколько раз из конца в конец.
— А какое место на магистрали самое интересное? — спросил неразговорчивый усач.
— Трудно сказать… — задумался Костя. — У нас там каждый город имеет свое лицо: Пурикан, Силип, Штурм. Вся магистраль — живая история.
— Да, вернемся к началу нашего разговора, Костя, — сказал Петрашевский. — Какое отношение имеет ваш город к битве на Волге? Война ведь не докатывалась до Магистрального.
— Во время Отечественной войны этого города вообще-то на свете не было, — подтвердил альпинист.
— Вот видите.
— И все-таки мой город самым прямым образом связан с Волгоградом! — продолжал альпинист. — Тут ассоциация прослеживается четкая. Эти два города связывают… рельсы.
— Рельсы?
— Да, обычные стальные полосы, которыми пользовались транспортники до появления машин на воздушной подушке.
— Разве эти два места в то время были связаны рельсами? — удивился Петрашевский. — А я — то полагал, что достаточно знаю двадцатый век.
— Нет, было иначе, Аким Ксенофонтович. У нас в Музее БАМа хранятся рельсы. На них можно заметить следы пуль, осколков и пламени…
— Что же это за рельсы?
— О, это рельсы не простые… Это самые первые рельсы, которые уложили в тело магистрали. Ее начали строить задолго до вражеского нашествия. Ну а потом грянула война. Великая Отечественная… В битве на Волге решалась участь страны, судьбы всего мира. Нашим саперам рельсы срочно понадобились, чтобы навести переправу через Волгу, взамен разбомбленной. Рельсы сняли с магистрали и отправили их на Волгу… Через много лет после войны рельсы разыскали и вернули на берега Амура. Это был первый экспонат музея, посвященного Байкало-Амурской магистрали, — закончил Костя.
…Тобор преодолел Лабиринт. Сегодняшний цикл предполагал еще два испытания.
Перед Тобором выросла конструкция неизвестного ему назначения. Белковому предстояло исследовать ее. Не исключено ведь, что и такого рода задачи придется решать ему в экспедиции на Бета Лиры…
Теперь роль Тобора на время сменилась. Он перестал быть связным между группой космонавтов, попавших в беду, я материнским кораблем, который должен прислать помощь. Белковый стал разведчиком — испытателем новой планеты…
Металлические плоскости, пластиковые закругления поблескивали в лучах прожекторов. Конструкция поражала не столько размерами, сколько сложностью и необычностью.
Тобор произвел фотосъемку объекта с нескольких точек, затем сделал наружные замеры, взял пробу на радиацию, после чего открыл массивный люк и бесстрашно двинулся внутрь.
Вскоре на боковом экране начали выскакивать символы и цифры, которыми сыпал Тобор, приступивший к исследованию внутреннего строения объекта.
Монтажеры, сидевшие в зале, только кивали удовлетворенно, сверяя информацию робота со своими данными.
Вскоре Тобор решил общую задачу, определив, что установка предназначена для синтеза ядер тяжелых элементов.
— Двести штрафных очков долой! — воскликнул Суровцев.
Погасли прожекторы, растаяла вдали оставленная Тобором установка. На дальнем полигоне сгустились сумерки. И вскоре далеко перед белковым, там, на самом краю условного мира, сурового и странного, заполыхали малиновые зарницы.
— Вечерняя заря? — спросил Костя, невольно заражаясь общим волнением.
— Отблески лавы, — отвечал Суровцев.
Да, предстояло последнее испытание, венчающее сегодняшний цикл…
Тобор поднимался в гору, которая вновь напомнила Ивану холмы Греции.
Как только не старались Суровцев и его коллеги раскрыть секрет прыжка древних атлетов! Они собирали о древних Олимпиадах всю информацию, какую только удавалось отыскать, и просеивали ее сквозь сито ЭВМ в надежде, что хоть какие-то нужные им крупицы осядут в ячейках логических схем. Каких только предположений не строилось по поводу фантастических этих прыжков!
Были и такие в ИСС, кто попросту сомневался в достоверности древней надписи, выбитой на мраморной плите. Таких, правда, были единицы. Потому что до этого бывало уже не раз: археологи обнаруживали на территории, где проходили античные Олимпиады, очередную плиту, надпись на которой казалась немыслимой, а потом оказывалось, что она отвечает фактам с документальной точностью…
Ну а с Фаиллом как же обстоит дело?!
Доведенный до отчаяния неудачными попытками расшифровать секрет его прыжка, Суровцев однажды ночь напролет пробродил в долине Алфея. Ему казалось: исчез мост протяженностью в несколько тысячелетий, отделяющий его от античного мира. Вокруг звучали голоса атлетов и гостей, которые со всех концов Эллады съезжались на очередную Олимпиаду. Остановить бы одного из них да расспросить хорошенько!..
Вот Иван не спеша приближается к длинному двухэтажному зданию, перед которым выстроился целый лес колонн. Пересчитывает — их сто тридцать восемь. Память фиксирует мельчайшие детали, и каждая выпукла, зрима, рельефна.
У здания царит большое оживление, люди суетятся, носят узлы, баулы. «Это Леонидион, — догадывается Суровцев, — олимпийская гостиница для почетных гостей. По свидетельству историков, равной ей по величине и комфорту нет и в Афинах…»
Он жадно ловит реплики, обрывки разговоров: вдруг среди них мелькнет то, что никак не дается в руки!
Быть может, секрет прыжка в особой разминке? В специальной тренировке? Выть может, ему способствует — чем черт не шутит! — то, что эти атлеты перед спортивным состязанием натирают тело оливковым маслом?
Особые надежды воспитатели Тобора возлагали на прыжок с грузом. Изображения этих особых гантелей, выполненных из металла либо камня, имелись на многих древнегреческих вазах? И все эти изображения, как и прочая информация, связанная с прыжками древних, собирались на отдельные информационные блоки. Да-да, те самые, которым под конец Аксен придумал столь неожиданное применение.
Блуждая в долине бурного Алфея, Иван мысленно твердит описание грузов для прыжка, данное Павсанием, — вероятно, каждый в ИСС помнит это место наизусть. «Эти гири, — пишет Павсаний, — имеют такой вид: посередине они представляют собой несколько удлиненный, не совсем правильный круг-диск. Он сделан так, что через него можно пропустить пальцы рук таким образом, как через ручку щита». Могло ли прийти в голову Павсанию, что эти гантели будут сжимать не только руки, но и… щупальца?!
…Да, Тобор прыгал и с грузом тоже. Для него умудрились раздобыть подлинные гантели, которыми пользовались древние олимпийцы.
Ничего не получилось — Тобор с грузом прыгал хуже.
Тогда пригласили на учебный полигон Зеленого городка лучших легкоатлетов Земли, прыгунов рекордсменов: результат был тот же.
Чего только не додали воспитатели, на какие ухищрения не пускались! Они варьировали вес гантелей от полутора до четырех с половиной килограммов, следуя все тому же Павсанию. Испытывали разные способы прыжка. Увы!..
Многочисленные статуи, полускрытые ночной листвой, облитой лунным сиянием, глядят на странного гостя, так кажется Ивану, с насмешкой. Не вчера ли вышли эти фигуры из-под резца Праксителя или Фидия?