Изменить стиль страницы

8

Он был прекрасен.

Ник никогда не думала, что к мужчине приложимо это слово, но, когда Александр снял рубашку, она поняла, что другого слова не найти.

У него были широкие плечи, руки с сильно развитыми бицепсами. На груди чернели колечки волос, которые тоненькой дорожкой убегали к пупку. В одежде он выглядел нормальным цивилизованным человеком, но она всегда чувствовала в нем дикую примитивную силу.

Сейчас, когда он шел к ней раздетый до пояса, с расстегнутой верхней пуговкой на джинсах, не отрывая своих черных глаз от нее, она знала, что это и есть настоящий Александр Татакис. Это человек, который привык брать то, что хочет, а хочет он ее.

И это оказалось лучшее, что ей приходилось испытывать. Все ее тело с готовностью ждало его. Соски затвердели от желания, груди почти болели.

– Александр, – прошептала она, когда он приблизился.

– Да, радость моя, – тихо откликнулся он. – Я знаю. Мы долго этого ждали.

Она задрожала, когда он снимал с ее плеч халат, застонала, когда он приник губами к ее шее. Чувствует ли он губами, как бьется у нее пульс? Он что-то шептал ей по-гречески. Она не понимала ни слова. Только зачем? Его руки были красноречивей всяких слов.

Он взял в ладони ее лицо и приник к ней губами. Она почувствовала темную страсть, которую он так долго сдерживал. Он был с ней нежен, но не того она ждала. Не от него, во всяком случае. Ник хотела его всего, хотела все, что он мог дать ей, и она обвила его руками за шею и с готовностью приоткрыла губы. Он застонал, схватил ее за запястья и прижал ее ладони к груди. Она почувствовала его выпуклые грудные мышцы.

– Я не хочу делать тебе больно, gataki. Твоя нога…

Вместо ответа она высвободила руку и провела ею по джинсам.

– Вот что я хочу, – прошептала она. – Хочу тебя всего в себе.

Выдержка начала оставлять его, он был близок к тому, чтобы потерять всякий контроль над собой, чего с ним не бывало с юности. Он быстро сбросил джинсы. Ник краем глаза увидела всю его мужскую мощь и тут же оказалась вновь в его объятиях. Он впился в ее грудь, сосал ее, покусывал, касался языком, пока наконец она не закричала.

Александр крепче сжал ее, выгнувшуюся дугой; крики ее стали отчаянными, и, хотя его самого уже била мелкая дрожь, он не давал еще себе воли. Еще не время. Он хотел большего, хотел убедиться, что она забылась полностью и никто, кроме него, ей не нужен. Только он. Его рука пробежала по ее телу и коснулась шелковой полоски между ног.

– Давай, – стонала она, – я не могу больше…

Но она могла. Он заводил ее все больше и больше, вдавив палец в нежную развилку, нащупывая источник наслаждения. Он сорвал с нее шелковый лоскут, и трогал и гладил, затем наклонился, стал касаться языком, и ее крики стали частью его самого.

Ее оргазм словно передался ему, он сам весь взмок и дрожал каждой мышцей. Но он все сдерживался, наслаждаясь ее экстазом, и, когда вошел в нее, уже не останавливался. Рыдая, она выкрикнула его имя, и на этот раз Александр присоединился к ней в бесконечном световом взрыве…

Ник не шевелилась. Ей не хотелось даже пальцем двинуть.

Она в жизни не испытывала ничего подобного. Всю эту страсть. Этот пыл. Александр лежал, тяжело навалившись на нее, его губы прижимались к ее шее, руки обнимали ее, она всем телом ощущала тяжесть его тела…

Кровь еще звенела наслаждением. Она вздохнула, провела рукой по его спине, поражаясь скульптурной лепке его мускулатуры, влажной гладкой коже. Он приподнял голову, поцеловал ее в висок и попытался передвинуться. Она крепче обхватила его руками.

– Не уходи.

– Я тяжелый.

– Мне нравится чувствовать на себе твою тяжесть. – Она поцеловала его в шею. – Останься. Пожалуйста.

Не отпуская ее, он перевернулся на бок, и теперь они лежали грудь к груди, живот к животу. Осторожно подсунув руку ей под колено, он приподнял ее ногу и положил себе на бедро.

– Болит лодыжка?

– Какая лодыжка? – тихо рассмеялась Ник. – Ты действуешь похлеще кодеина.

Александр улыбнулся, запустил пальцы в ее волосы и поцеловал в кончик носа.

– Думаю, это было бы приятной новостью для медицинских журналов, радость моя. Я серьезно. Как ты? Я обещал врачу присматривать за тобой.

– А ты что, не присматриваешь? – Она улыбнулась, взъерошивая его шевелюру. – Ты меня с ног свалил.

Он нагнулся и впился губами ей в грудь, пока ее сосок не стал твердым как камень.

– Я сказал ему, что это будет нелегко, нужно немало усилий, чтобы найти, чем тебя занять.

Он провел рукой у нее между бедер, и Ник замычала.

– Немало усилий, – прошептала она.

Александр поднял голову и заглянул ей в глаза.

Кожа у нее пылала, губы трепетали от желания. Он почувствовал, что готов снова любить ее.

– Так чем мне тебя занять?

– Думаю… – Ее губы раскрылись ему навстречу. – Думаю, это хорошая…

Он поцеловал ее и снова лег сверху. Она увидела неподдельную страсть в его глазах и во всем облике, и ее словно опалило огнем. Он поцеловал ее груди, живот. Ей хотелось крикнуть, чтобы он прекратил, чтобы никогда не прекращал, чтобы любил и любил ее до полного изнеможения. Ник перестала думать о чем-либо и отдалась неистовству его страсти…

Она проснулась в постели одна.

В комнату струился свет дня, заливая ее золотом.

Ник потянулась, широко зевнула, и у нее перехватило дыхание от боли в лодыжке. Все остальное было чудесно. Она улыбнулась, закинув руки за голову. В воображении она не раз занималась любовью с Александром, но действительность превзошла все ожидания. Он невероятный любовник. Дикий. Нежный. Требовательный. Щедрый. От одного воспоминания все тело у нее заныло от желания.

Она перевернулась на живот. Но как все теперь запуталось. Вчера он был ее работодателем. Сегодня – любовником. Пошатнулось равновесие между ними. Что будет дальше? Что он от нее ожидает?

Она всегда тщательно отделяла личную жизнь от трудовой. Мужчины считают, что близость дает им право над твоим существованием. Отсюда простое правило: не хочешь проблем, не спи с тем, с кем работаешь, и не работай с тем, с кем спишь.

Конечно, многим женщинам нравится это мужское покровительство. Если они так считают, это их личное дело. Для нее самой это непонятно, но кто она, чтобы судить? Но влюбиться в мужчину, который…

Влюбиться? Это еще что такое?

Ник нахмурилась, села и откинула волосы со лба. Все, что произошло в этой постели, никакого отношения к любви не имеет. Любовь – иллюзия. Приятная, пока она длится, но, насколько она понимает, это лишь способ притворяться, будто ты не отдал свою независимость за здорово живешь.

Какая разница между вторжением мужчины в жизнь женщины и его постепенным господством над ней. Она как-то говорила это Пам. Сестра по телефону сказала, что с радостью прилетит в Нью-Йорк, но ей надо спросить Чина. Ник страшно удивилась, что ей требуется разрешение мужа, и не смогла скрыть своего негодования, но Пам рассмеялась и ответила, что никакого разрешения не требуется, но она должна с ним посоветоваться.

– Раньше ты думала сама за себя, – с укором сказала Ник.

– Но я же люблю его, – ответила сестра с чуть заметным раздражением. – Чин поступил бы так же. Мы же отвечаем друг за друга. Мы живем вместе, и мы одно. Мы не разделяем свои жизни. В браке такого быть не может, если это, конечно, настоящий брак.

Если ты не возражаешь стать тенью мужчины, подумала тогда Ник, но промолчала. То, что сестра называла ответственностью, она называла зависимостью, но, черт побери, если Пам и Белл хотят это называть любовью, это их дело.

С чего это она с утра расфилософствовалась? Они с Александром занимались любовью. Но она не влюблена в него. Просто с таким мужчиной ей еще не доводилось быть. Она еще не встречалась с такой энергетикой. Этого нельзя отрицать. В постели они равны, но какая-то частица ее признает, что они равны, да не одинаковы; он сила – она мягкость, он мужественность – она женственность. Он нежен в один момент и яростен в другой. Но главное, он пробуждает не знакомое ей прежде чувство – чувство, которое не объяснишь словами, но от которого сердце у нее бьется быстрей, даже сейчас.