Генерал Никифоров внимательно слушал, что говорят на заседаниях высшего совета. Наводил разговор на эту тему, беседуя с начальником генерального штаба Лукашем, с военным министром… Он пытался не только выведать, но и определенным образом повлиять на это решение. Он намекал членам совета, сообщал в докладах министру, что по многочисленным сведениям, стекающимся в судебный отдел, в армии чрезвычайно широко распространены антигерманские настроения, большинство солдат и офицеров — против войны с Россией. И если будет принято опрометчивое решение — не избежать массового дезертирства, перехода частей на сторону русских и даже бунта в армии.

Никифоров не преувеличивал. Действительно, болгарские коммунисты пользовались большим влиянием в армии, и лозунг партии: «Ни одного солдата на Восточный фронт!» — получил в полках и дивизиях самое решительное одобрение.

Но все же главное слово оставалось за царем Борисом. Он мог, не посчитавшись ни с чем, ввергнуть страну в войну. Никифоров наведался к давнему своему знакомому, советнику царя Любомиру Люльчеву. Это была мрачная личность — мистик, астролог, хиромант. Люльчев чем-то напоминал Никифорову Распутина. Он имел на царя Бориса такое же влияние, как в свое время Распутин на русского царя. Борис прислушивался к его словам больше, чем к советам министров и генералов. Как бы между прочим, Никифоров постарался внушить Люльчеву свои опасения за состояние в армии, если царь необдуманно решится… И так далее и тому подобное. При следующей встрече советник сказал Никифорову, что Борис решил подождать со вступлением в войну — по крайней мере до того момента, когда немцы захватят Москву. На заседании высшего военного совета была подтверждена «воля монарха».

В тот же день Емил Попов передал об этом в Центр. Советское командование в ответной радиограмме выразило разведчикам благодарность.

Новое задание: не собирается ли Германия, используя свои войска в Болгарии, совершить нападение на Турцию, чтобы затем нанести удар во фланг Красной Армии — по Закавказью?

Как получить ответ? Никифоров решил, что прежде всего нужно выяснить, не сосредоточиваются ли немецкие дивизии на болгаро-турецкой границе. Во время очередного доклада министру Никифоров сказал, что уже давно пора проинспектировать военные гарнизоны Пловдива, Сливена, Деде-Агача, Харманли. На турецкой границе не очень спокойно, а в тех гарнизонах члены высшего совета были давненько.

— Вот и поезжай сам, — ответил Михов.

Больше недели «мерседес» Никифорова колесил вдоль границы. Ни на одном из участков генерал не обнаружил ни малейших признаков концентрации немецких частей. Проверка наблюдений — в беседах с генералами, с высшими гитлеровскими офицерами в Софии. И вот уже группа Пеева может с полной уверенностью сообщить в Центр, что Германия, по крайней мере осенью сорок первого года, на Турцию не нападет. Москва горячо поблагодарила болгарских патриотов за особо ценное сообщение.

Новые и новые запросы из Центра. Никифор Никифоров был так хорошо информирован о всех военных и политических взаимоотношениях Германии и Болгарии, что на любой запрос мог дать быстрый и точный ответ. Если же в чем-то сомневался, выезжал на место, чтобы удостовериться собственными глазами. Так было, когда Центр заинтересовался сосредоточением германских войск на Черноморском побережье. Никифоров несколько раз посетил Бургас и Варну, ставшие немецкими военно-морскими базами. Объехал все побережье. Даже совершил прогулку на катере в компании гитлеровских офицеров. Возвратился в Софию лишь после того, как с закрытыми глазами мог восстановить карту расположения всех стратегических пунктов и дислокации фашистских частей.

В октябре сорок первого началось гитлеровское «генеральное» наступление на Москву. Казалось, грохот яростного сражения докатывается до Софии. Все — и друзья Советской страны и ее враги — волновались за исход этой битвы. Понимали — от этого зависит судьба каждого. Болгарский генералитет, дворцовые круги были охвачены ознобом: просчитались ли, не вступив в войну, не окажется ли «пирог» поделенным без них? Или наоборот — слава богу, что не ввязались в единоборство гигантов?

С первых же дней, хотя в официальных сообщениях с Восточного фронта об этом не говорилось, для информированных кругов стало ясно, что темпы фашистского наступления на Москву замедляются. Затем в берлинских газетах и пронемецкой печати в Софии появились сетования на «обширность русских пространств», «ужасающие дороги», «злобный фанатизм» этих нецивилизованных красных. С середины октября гитлеровское командование начало перебрасывать через Болгарию на Восточный фронт свои войска, ранее находившиеся в Греции. Это тоже был характерный симптом. Никифоров внимательно следил за передислокацией немецких частей. Центр своевременно получал исчерпывающую информацию.

Однажды, после очередного радиосеанса, Пеев сказал Никифорову:

— В Центре очень высоко оценивают твою работу, Никифор. Просят узнать, не согласишься ли ты стать моим заместителем.

— Вряд ли это целесообразно, Сашо… — подумав, ответил генерал. — Я и без того делаю все, что могу.

— Но тогда ты сможешь делать больше. Сможешь распределять общие усилия наших товарищей. Твой опыт военного и политика очень пригодится. Для нашего общего дела.

— Разве не только мы двое работаем? — удивился Никифоров.

Александр усмехнулся:

— Вояки-одиночки? Нет… Будешь моим заместителем — узнаешь.

Никифоров несколько дней обдумывал предложение. Колебался. В конце концов согласился.

И, только став заместителем командира разведгруппы, он мог представить себе все масштабы тайной деятельности этой подпольной организации. Он познакомился с радистом Емилом Поповым, о существовании которого ранее только догадывался. Узнал о роли, которую играл в группе двоюродный брат Александра Янко Пеев, этот видный ученый и дипломат, бывший послом Болгарии в Албании, а затем в Египте, собиравший ценнейшую военно-политическую информацию о политике стран «оси» на Среднем и Ближнем Востоке. Он поддерживал личные связи с министром иностранных дел Поповым, с самим премьер-министром Филовым. Из бесед с ними Янко многое узнавал о политике и военных планах не только царского правительства, но и Италии, Германии. В середине 1942 года по предложению Центра он добился перевода в Японию. Янко Пеев как бы принял эстафету от другого советского разведчика — Рихарда Зорге, в то время уже брошенного в токийскую тюрьму Сугамо. Янко Пеев был аккредитован послом в Японии и одновременно в Маньчжурии, Китае, Индокитае и Таи. Он оказался в курсе всех политических хитросплетений Дальнего Востока. Он стал регулярно передавать в Центр донесения о дислокации японских войск в Маньчжурии, Корее и Северном Китае, о политике Японии на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии.

Теперь Никифоров хорошо знал, как много ценного сообщает скромный писарь штаба округа Иван Владков, сын бедного крестьянина. Сведения Владкова дополнял железнодорожный рабочий Тодор Василев. Из Германии регулярно поступали письма от Александра Георгиева. Этот банковский чиновник был направлен министерством финансов в рейх на стажировку. Находясь в самом логове фашизма, он добывал информацию о мобилизации населения в вермахт, о формировании новых частей и передвижении их на восток, о расположении военных заводов, баз и складов. Кроме того, в группу Пеева входил Борис Белински, ассистент физико-математического факультета Софийского университета, радиотехники братья Джаковы, Иван и Борис… Всего около сорока человек собирали секретные и очень важные сведения, стекавшиеся к Александру Пееву. Они — представители рабочего класса, крестьянства, интеллигенции, чиновничества, военных кругов — в миниатюре как бы представляли все слои населения Болгарии. Они все объединились в общей борьбе против фашизма, за освобождение своей родины. И объединило их одно — бескорыстная вера, что иного пути нет. Они готовы были пожертвовать жизнью в этой борьбе. Как-то Александр сказал Никифору, что группа за два года передала в Центр почти четыреста радиограмм.