Ведомые спором, трое идут и идут, пока путь им не пресекло море. Они повернули вдоль берега и вскоре очутились в одном из портов, откуда и куда уплывают и вплывают корабли. Но море под штилем, ни зыби, паруса обвисли,- и расстранствовавшемуся спору приходится дожидаться ветра.

Мешок, подаренный Ингу, еще позвякивает десятком монет. Зашли в харчевню. Когда вино развязало языки, Инг, обратившись к матросам, дюжим, просоленным морем парням, собутыльничавшим с ними, спросил:

- Как по-вашему, в чем смысл рта? - И предложил им выбрать один из трех ответов. Парни чесали в затылках и конфузливо переглядывались.

- А разве все три этих, как их... смысла в один рот не влезут? ответил наконец один из матросов, опасливо оглядываясь на пришельцев.

Тогда Инг, снисходительно улыбнувшись, стал растолковывать:

- Смысл смыслу рознь. Причины - учит Дунс Скотус - бывают полные, или исчерпывающие, и неполные... ну, для простоты, скажем, пустые. Вот три бутылки: две пустых и одна полная. Видишь?

- Вижу, - отвечал парень, собрав лоб в складки.

- Ну вот. Поставь их перед зрячим и скажи ему: выбирай. Ясно, зрячий протянет руку к той, что с вином. Так?

Так, - как эхо, повторил парень, и лоб его покрылся испариной.

- Ну а теперь закрой глаза.

Парень захлопнул веки, а Инг быстро и неслышно переставил бутылки:

- Бери одну. Живо.

Парень протянул руку и ухватился за горлышко порожней. Грохнул смех. И Инг, глядя в виновато мигающие глаза моряка, закончил:

- Так и со смыслом. Люди слепы: оттого и смыслы их пусты. И редко кто пьет не из пустой бутылки.

Наступило почтительное молчание, пока старший из среды моряков, сокрушенно вздохнув, не сказал:

- Мы люди простые и неученые - где нам отвечать на этакие вопросы. Но ветры дуют во все концы мира. Кончится штиль, и я повезу груз соленой рыбы: на том берегу мне обменяют ее на изюм и фисташки. Едем со мной - может быть, там, за морем, и вам обменяют ваши вопросы на ответы.

Тем временем заря протерла черные окна светом, и трое, расплатившись, вышли на улицу. Невдалеке от порога харчевни, прижавшись тощей спиной к стене, сидела женщина: ее щеки были раскрашены под цвет зари, но никто не взял ее на эту ночь, и только утренний холод, не заплатив ни гроша, шарил ледяными пальцами, пробираясь все глубже и глубже под пестрые тряпки потаскухи.

- Бедняжка дрожит, - прищурился Ниг, - но пока что не от страсти. Чего она ждет?

- Твоих поцелуев, Ниг, - толкнул его локтем Инг, - язва на ее губах соскучилась по тебе.

- Ну нет. Лучше ты скажи ей несколько слов в утешение.

Инг сострадательно наклонился к женщине:

- Дочь моя, не сгнив на земле, не процветешь на небесах.

Но Гни не дал ему продолжить. Пнув его ногой, он придвинулся к иззябшему существу и, порывшись в карманах, ни слова не говоря, вытащил ломоть хлеба и сунул ей в рот. Худые руки женщины тотчас же ухватились за краюху, проталкивая ее навстречу быстро зажевавшим зубам.

- Скажи, крошка, - улыбнулся Гни, с умилением следя за работой ее челюстей, - ну не правда ли, Бог сделал в лице дыру не для того, чтобы сквозь нее высыпать слова или заклеивать дурацкими поцелуями, а для того, чтобы человек - при посредстве ее - познал радость пищеприятия?

Хлебный ломоть долго не давал женщине ответить. Наконец трое услышали:

- Не знаю, право... в нашем ремесле кто не целует, тот не ест. И не меня вам надо спрашивать, а идите вы вдоль берега вот по этой тропе, приведет она вас к пещере. Пещера не пуста: живет в ней мудрец - отшельник, он все знает, оттого все и бросил.

- Отшельников мы еще не пробовали. Пойдем, что ли. - И странствующий спор продолжал свой путь по извивам тропы. А к закату дня опередивший спутников Гни сунул голову в тьму пещеры и спросил:

- Что пристало рту лучше: поцелуй, слово или еда?

На что из тьмы послышалось:

- Откуда роса - с земли или с неба?

- Говорят, с неба.

Подошли Инг и Ниг.

- С неба, - подтвердили они.

Недоумевая, Гни снова сунулся головой в тьму - и тотчас же что-то тяжелое ударило его в лоб, сшибло с ног и, выкатившись наружу, легло у входа в пещеру: это был обыкновенный чугунный горшок. Друзья осмотрели его и снаружи, и изнутри, но ответа в горшке не нашли.

- Спрашивайте теперь вы, - сказал Гни, держась за расшибленный лоб, - с меня довольно.

Отошли в сторону от входа в пещеру и решили заночевать, с тем чтобы утром продолжать путь. Горшок как упал на траву, донцем кверху, так и остался лежать.

Первым проснулся Гни - разбудила шишка, вздувшаяся на лбу. В рассветном блеске он увидел сидевшего рядом с ним незнакомца. Незнакомец, приветливо улыбнувшись, спросил:

- К отшельнику?

- Д-да. И вы тоже?

Незнакомец не отвечал и, пряча улыбку в седую клочкастую бороду, разглядывал распестренные зарей росины, сверкавшие с зеленых остриев травы.

- Если и вы к отшельнику, то лучше не ходите.

- Почему?

- Потому что вместо ответа получите вот это. Точнее, этим, - и Гни с досадой пнул чугунный горшок; горшок откатился в сторону - и на травинках, спрятавшихся под его донцем, Гни с изумлением увидел дрожащие в переливах огней крупные живые росины.

- Черт возьми, - воскликнул Гни, - как они пробрались с неба под крышку горшка?!

- Чтоб объяснить то, - заговорил незнакомец, - что внутри печного горшка, незачем карабкаться на небо - ответ тут же, под донцем, у земли. А чтоб объяснить то, что зародилось в голове, - незачем странствовать по свету: ответ тут же, под теменем, рядом с вопросом. Загадка всегда делается из разгадки, и ответы - так было и будет - всегда старше вопросов. Не буди спутников, пусть отоспятся: вам предстоит долгий и трудный возврат.

И, прихватив с собой горшок, старик скрылся в тьме пещеры.

В тот же день трое направились в обратный путь.

Добрая традиция сюжетосложения требует, чтобы туда рассказывалось на долгих, а назад - на перекладных. Итак, предположим, что мои трое, стоптав дюжину подметок, подходят к исходу: их встречает родной городок; церковный служка, пробиравшийся, подоткнув рясу, меж луж, чинно раскланивается с Ингом; девушка со вспучившимся животом, завидев Нига, роняет ведра в грязь; завсегдатаи "Трех королей", высунувшись в окно, кричат и машут Гни, но трое, не выпуская из рук посохов, - мимо и дальше; впереди Ниг: он ведет их к Игноте.

Пришли. Во дворе пусто: лишь колесная колея, насвежо вдавленная в грязь, да ветки хвои, от ворот к порогу. Стучат - никого. Ниг толкает, дверь - отскочила; входят в сени. "Здесь". Но и дверь в каморку Игноты настежь; на лежанке мятая солома; в воздухе ладан, и никого. Ниг снял шляпу. Двое других за ним. И выйдя молча, путники - вслед за зелеными иглами хвои к ограде кладбища. И меж крестов никого. Только издалека чавкающая о землю лопата. На звук. Провожавших, если и были, уже нет. Замешкался только могильщик: земля была тугая и противилась лопате.

- Здесь Игнота? - спросил Ниг.

- Здесь. Только если вам от нее что-нибудь нужно, приходите попозднее, когда кончится вечность.

- Нам ничего от нее не нужно, кроме ответа на один вопрос.

- Наше дело - закапывать трупы, а не откапывать вопросы. А трупы, как вам известно, неразговорчивы: о чем ни спроси, и рта не раскроют. Хотя вру, - ухмыльнулся могильщик и хитро подмигнул, - раскрывать-то они его раскрывают, будто слово какое хотят последнее, только сказать его им не дают - сначала тесьмой зубы к зубам, потом забьют рот землей, и какое это слово, слово мертвых, так никто никогда и не слыхал. А любопытно бы.

- Неуч,- процедил Инг.

- Почему нет креста? - осведомился Гни.

- Таким не ставят, - пробурчал могильщик и снова взялся за заступ.

Тогда трое, скрестив посохи, увязали их в крест; когда он раскинул свои прямые деревянные руки над Игнотой, Инг сказал:

- Да, страна вопросов все ширится и множит свои богатства, страна вопросов - цветет все пестрее, все ярче и изобильнее, но страна ответов пустынна, нища и уныла, как вот это кладбище. Поэтому...