Просто оставь меня здесь, Трахнутый. Ради всего святого!.. Я скоро умру, обещаю! Только оставь меня здесь!

— Хочешь, чтобы я оттащил его в коптильню?

— Да. У тебя, кажется, была веревка?..

Напуганные выстрелом птицы снова защебетали в листве. Кто-то завязывал на моем бедре грубую веревочную петлю. Капли воды брызнули мне в лицо — это был долгожданный дождь. Частый холодный дождь из Квебека, с Гудзона или с Ньюфаундленда.

— Нет, Джек, не так. Здесь нужен скользящий узел. Дай-ка мне...

— Я держу... Подними ему ноги, а я накину петлю.

— Лучше на шею, а не на ноги...

— Сделай, как он говорит. Надень петлю на шею.

Нет, не нужно! Зачем веревка? Просто брось меня здесь, Трахнутый. Оставь меня в этом лесу, и я умру. Дождь превратится в снег, и никто не найдет меня до марта, когда я оттаю, словно языческое приношение новой весне. А может быть, меня не найдут еще очень долго, пока от меня не останется ничего, кроме скелета, пары ботинок и прекрасно сохранившегося углеволоконного протеза.

— Смотрите, он шевелится, ползет куда-то! Наверное, удрать хочет!

— Держи крепче веревку!

Я ползу? Куда? Все равно куда. На север, под прикрытие грозового фронта, дышащего близкой зимой. За реку Святого Лаврентия, за Оттаву и Капискау.

— Давай, Трахнутый, действуй.

Если я сумею ползти достаточно долго, то рано или поздно окажусь в стране медведей. Между этим местом и Северным полюсом вообще ничего нет, и я мог бы преодолеть это пространство незамеченным, потому что сейчас я тоже невидим.

Веревка натянулась, стиснула горло, и я перестал дышать.

— Тащить его, что ли?

— Нет, сначала его надо научить послушанию.

И на меня градом посыпались удары. Жестокие удары трех пар обутых в тяжелые башмаки ног. Неистовые, яростные и бессильные удары троих разочарованных и преданных мужчин.

По ногам, по ребрам, по голове и в пах. Я терпел их целую минуту, а потом без всяких усилий перенесся в другое место.

11. В коптильне

Бутылка может оказаться самой важной вещью на свете. Самая обычная, грязная бутылка из-под кока-колы, которая валяется на полу и которую никто не замечает.

Страх — мой враг.

Боль — мой союзник.

Я вспоминаю... Обнаженный труп плавает лицом вниз в наполненной водой колее проселочной дороги в какой-то болотистой местности. Перед смертью этого человека сильно и долго били, так что его кожа приобрела багрово-черный оттенок. Идет дождь, с просторов Сперринса несется прохладный ветерок. Где-то воют собаки. Тускло поблескивает выпуклый глаз фотоаппарата. Труп безусловно мужской, но гениталии вырезаны, глаза выколоты отверткой, ногти на руках и ногах сожжены электросварочным аппаратом. Коленные чашечки раздроблены, и белая синовиальная жидкость запеклась на лодыжках, словно слюна. С головы снят скальп, ноги связаны колючей проволокой. Под мышками видны ожоги — туда прикладывали электроды, которые сожгли ему все волосы. В небе над трупом мрачно парит вертолет, и болотная трава тянется навстречу летательному аппарату, будто приветствуя какое-то чудовищное божество, перед пришествием которого угрюмые и сырые туманные торфяники замирают в благоговейном молчании.

Я уже видел эту картину. Видел несколько раз. Доносчик, убитый выстрелом в висок. Фотографии были вложены в одно из досье, с которыми знакомила меня Саманта. Собственноручный шедевр Трахнутого, исполненный в размытой, черно-белой гамме болотного края.

С Самантой Трахнутый обошелся, считай, почти по-джентльменски. По его собственным меркам, разумеется.

Я знаю, на что он способен, и...

Кто-то трясет меня за плечо.

Страх — мой враг.

Боль — мой союзник.

Бутылка... Нужно сосредоточиться на бутылке.

Меня снова трясут.

— Ты еще жив, братец Шон?

Кашляю. Открываю глаза и всматриваюсь в полутьму. Я нагишом привязан к стене. Запястья разведены в стороны и прикручены веревкой к вертикальным подпоркам. Трахнутому не удалось приковать меня наручниками к толстому центральному столбу коптильни, но он ничего не потерял. Наоборот, так мне намного хуже. Я распят, и мои легкие понемногу заполняются жидкостью. Я как будто медленно тону и скоро утону совсем.

Мой гость ставит передо мной стул и садится:

— Вижу, ты открыл глаза. У меня богатый опыт по этой части, поэтому я уверен, что ты еще не сломлен.

— Я задыхаюсь.

— Я знаю.

— Ты убиваешь меня.

— Такова наша конечная цель, дружище.

— Иди на хер!

— Ха-ха! Я восхищен твоей смелостью, но согласись, что, учитывая твое и мое положение, подобный тон едва ли уместен...

— Пошел на хер, я сказал!

Я поднимаю глаза, чтобы взглянуть на него. Это Джерри. На голове у него вязаная шерстяная шапочка. Он что-то пьет из большой пластиковой чашки. Джерри включил в коптильне свет, и я замечаю в дальнем углу Питера. Он тоже привязан к стене, но его руки стянуты за спиной. Он не задохнется, он будет жить до тех пор, пока не прогремит последний выстрел. Легкий конец, особенно если сравнить с тем, что ожидает меня. Глаза у Пита завязаны — Трахнутый продолжает делать вид, будто намерен отпустить парня.

— Я вижу, говоришь ты без особого труда, — замечает Джерри.

— Это пока.

— Что ж, это неплохо, неплохо... Нам нужно, чтобы ты рассказал побольше. Может, попробуем побеседовать, а? Давай не будем создавать друг другу лишних сложностей, все равно это ничего не даст. Скажи для начала, как твое имя? — вкрадчиво говорит Джерри.

— Шон.

— Я имею в виду твое настоящее имя, дружок.

— Это и есть мое чертово настоящее имя.

— А Кит ты вроде назвался Майклом.

— Я солгал. Мне хотелось произвести на нее впечатление, вот я и наврал ей с три короба. На самом деле меня зовут Шон. Шон Маккена.

— Тогда почему ты сказал, что по-настоящему тебя зовут именно Майкл? Ну-ка?.. Я знаю, тебе очень хочется поговорить, выплеснуть накопившиеся чувства, эмоции... Назови для начала свое настоящее имя и фамилию, с кем ты работал, что успел рассказать этим людям о нас. Впрочем, одну очень важную вещь мы уже знаем. В течение двух дней мы не спускали с тебя глаз, так что твоим друзьям ничего не известно об этом месте. Никто не придет спасти тебя, Майкл. Ты умрешь здесь, если не согласишься помогать нам, и в первую очередь тебе необходимо ответить на наши вопросы.

— Ты ничего не понял, Джерри! Я же сказал: мне хотелось выпендриться перед твоей дочерью, вот я и нафантазировал ей хренову шпионскую историю. Кроме того, мне кажется, что Трахнутый все-таки ошибся насчет той женщины в Ньюберипорте. Думаю, в глубине души ты считаешь так же. А сейчас вы совершаете еще одну очень серьезную ошибку, Джерри. Говорю тебе, я просто разыграл Кит. Мне хотелось ее немножко припугнуть, вот я и...

— Достаточно.

Он толкает меня в грудь. Не сильно толкает, но я все же ударяюсь спиной о стену, и этот удар отдается резкой болью в простреленном плече и в голове, которая все еще болит после рикошета. Надо полагать, мне повезло, что пуля не засела в теле, иначе не миновать воспаления, гангрены... Впрочем, гангрена вряд ли успеет развиться, но лишняя боль мне ни к чему. Хотя, как сказал Трахнутый, в скором времени я буду молить Бога, чтобы он позволил боли убить меня.

Джерри берет меня за волосы, приподнимает голову и глядит в лицо. Он разочарован. Должно быть, поспорил с Трахнутым, что с помощью «цивилизованных» методов сумеет добиться от меня большего. Пчел, мол, ловят на мед, и все такое.

Что ж, возможно, это шанс.

Если мне удастся вбить клин между Трахнутым и Джерри, остальные примут сторону последнего. Соня и Кит наверняка потрясены всем произошедшим за последнее время, а на Джеки довольно сильно подействовало то, что Трахнутый сделал с Самантой. Пожалуй, это идея... Вряд ли у меня что-то получится, но попробовать стоит.

— Ты должен поверить мне, Джерри. Всю эту глупую историю я придумал исключительно для Кит. На самом деле я вовсе не предатель и не агент. В общем-то, это ничего не меняет, я знаю, вы все равно меня прикончите. Ведь Трахнутый убил ту женщину лишь потому, что ему показалось, будто она работает на ФБР. Так же он поступит и со мной. Только никакой я не федеральный агент. Я — строитель-ирландец, чернорабочий, каких в нашей стране чересчур много, и я на твоей стороне, Джерри. Это правда, — говорю я так убедительно, как только могу.