Ответ обрушился как гром среди ясного неба.

Тамара живет внутри земли, а не смотрит со стороны, как большинство людей. Она берет из нее силы и отдает ей свои через человека, через животных и растения. Бориса Сергеевича по праву считают старостой — старшим из равных, потому что он черпает мощь из природы и из человеческого сообщества и своим «теплом» поддерживает односельчан. Логики в этом нет, зато есть диво земное, объединяющее всех в одно целое.

Перед глазами раскинулось мокрое поле, недавно сбросившее с плеч ледяной покров зимы.

— Я знаю дорогу к горизонту, земля! — сильный голос раскатился по непаханому простору. — Возьми меня и позволь мне войти.

Всё в Белкове походило на необитаемый остров, где однажды собрались пятнадцать человек, потерпевших кораблекрушение в волнах цивилизации. Каждый со своей разбитой лодки, они попали сюда и сумели выжить благодаря собственным силам и чувству плеча. Глеб стал родным для этих людей. Пожилые обращались к нему «сынок», десятилетний Димка все вечера напролет слушал его уроки, и даже глухонемой Андрей, старший сын Кожемятовых, начал понимать то, что парень старался ему втолковать знаками, записками и губами. Елена застенчиво отпихивалась от грубых домогательств Вовки-урки и исподтишка подсматривала за синеглазым молодцем с неизменным «хвостом» черных густых волос на затылке. Ее чувственные взгляды Глеб не замечал. Он без устали трудился вместе с мужиками на посевной, обновлял кровлю избы Бориса Сергеевича, чаще называемого здесь «Батяней», помогал деду Воеводину перекапывать огород, возился с трактором в гараже у Кожемятова, ставил сети и переметы под дотошным руководством Карпова и, засыпая с чувством переполняющей силы, видел добрые сны…

Борис Сергеевич с сожалением погладил капот грузовика и еще раз просмотрел список деталей, необходимых для починки.

— Мы столько денег не наскребем, сынок, — тяжело вздохнул он. — Даже если Гнедого запряжем и до рынка осенью дотащимся. У нас урожая такого не будет, чтоб продавать! Сам видал, какая тут земля. Изголодалась, милая, плохо родит.

— А трактор? — Глеб не желал принимать поражение. Все, что он мог сделать с машиной, он уже сделал. Но загубленный мотор окончательно и безнадежно сдох. Оставалось либо чудо, либо поездка за запчастями в поселок.

— Да ты лучше меня знаешь, что трактор не поможет.

— Надо бы в Давыдовку сходить, — предложил бывший адвокат Карпов. Попавший в какую-то подозрительную историю, он уже десяток лет жил в Белкове. Поговаривали — поначалу скрывался, а потом земля притянула. Осел, хозяйство завел.

— Что еще за Давыдовка? — оживился Глеб.

— Вымершая деревня, — неохотно ответил Борис Сергеевич. — Отсюда километров семь через болото. Жили там три-четыре семьи, и вдруг в один год все перемерли. То ли болезнь какая, то ли время им пришло. Плохое место.

— У них был автомобиль и гидравлический насос, — продолжал Карпов. — Я к ним захаживал, видел.

— Растащили давным-давно все насосы, — проворчала тетя Вера, кормившая поросят. — И вообще. Заразу какую-нибудь притащите оттуда, греха не оберемся.

— Я один пойду, — заявил Глеб.

— Вот еще! — одернул Борис Сергеевич.

— Батяня, меня никакая зараза не возьмет!

— Эва, разошелся! Ты ж тропы не знаешь.

— Без машины мы пропадем зимой!

Опустилось тягостное молчание, только старый забор продолжал свой бесконечный спор с разыгравшимся ветром.

— Ладно, парень, валяй. Михалыч?

Карпов почесал бороду.

— Провожу, а как же. Кожемятова позовем — втроем сподручнее. А ты дома отогревайся со своим радикулитом.

В компании двух закаленных жизнью мужиков Глеб чувствовал себя не хуже, чем с Тамарой и бесхитростным Димкой. Шли осторожно, неспешно. Мужчины поначалу говорили каждый о своем хозяйстве, потом о рыболовных сетях и донках, затем разговор перекинулся на технику, и Глеб незаметно сделался лидером. На вопрос — откуда столько знаешь, он честно ответил, что был мотогонщиком на тотализаторе.

Тропа виляла среди кочек, а писклявое комарье тучей поднималось из травы, почуяв приближение людей. То и дело раздавались звонкие шлепки. Прихлопнув на себе несколько кровососов, Глеб не без удивления обнаружил повышенный интерес насекомых к своей персоне. Обычно мошкара и слепни на него не покушались. Даже пчелы на пасеке Бабаева держались подальше от странного тела.

Организм претерпевает изменения, я почти потерял над ним контроль, — тревожно подумал он, наблюдая, как голодный комар впился в кисть руки. — Видимо, это неизбежно, коли я открылся земле. Защита существует до тех пор, пока мозг полностью не адаптируется к человеческому образу жизни. Скоро моя капсула развалится окончательно. И тогда… — он почувствовал легкий укол страха. — Тогда состоится настоящее рождение. Жулавский считал, что творит альтернативную жизнь. Почему же он так и не понял очевидного? Он создал не жизнь, а альтернативное ее начало.

Спустя час Глеб стал замечать постороннее присутствие. Ощущение пришло от ужившегося в лабиринтах сознания «спутника», которого наука от бессилия перед лицом непознанного обозвала «шестым чувством».

— За нами кто-то идет, — вполголоса произнес парень.

Мужики дружно оглянулись. Кожемятов молча снял с плеча ружье.

— Подождите… это кто-то из наших, — Глеб силился разглядеть субъекта в чаще леса. Образ мальчишки встал перед глазами, как наяву. — Димка! — сомнений не осталось. — Димка, а ну выходи!

Пацан показался из-за кустарника. Натолкнувшись на суровый взгляд отца, он вобрал голову в плечи и бочком приблизился к мужчинам.

— Как это понимать? — старший Кожемятов навис над сыном.

— Я с вами… — промямлил Димка и с надеждой посмотрел на Глеба. — Ладно?

Отказать ему не могли. Половина пути была пройдена, а оправлять пацана назад одного по болотной тропе отец не решился. Отвесив мальцу подзатыльник, он подтолкнул его вперед.

— Дома поговорим, топай… Но смотри у меня!

Обещание взбучки не произвело на мальчишку должного впечатления.

— Как я от вас спрятался, а! — гордо заявил он, ухватив Глеба за руку. — Ведь вы не заметили, да? Ведь не заметили! А я как Чингачгук.

— Нет, от Чингачгука ты существенно отличаешься, — серьезно ответил парень, но руку не высвободил.

— Почему?

— Потому что он никогда бы не поставил под удар мероприятие товарищей ради своих амбиций.

Мужики позади Глеба с удовольствием хмыкнули. Димка повесил нос.

Заброшенная деревня порождала тягостные ощущения. Глебу казалась, что за каждой дверью его ожидает след смерти. Фантазии были весьма банальными, но в одном из сараев разыгравшееся воображение продемонстрировало ему истлевший скелет. «Голым черепом» оказались разбитый глиняный кувшин, а «костями» — ржавая проволока. Парень оборвал бестолковую игру с самим собой и мысленно обругал пацана, который взял моду каждый вечер требовать новую историю про призраков и инопланетян.

Поход в Давыдовку стал не напрасным. Пресловутый насос был обнаружен в целости и сохранности, а детали, снятые с небольшой автомашины, Глеб определил вполне подходящими для батяниного грузовика.

Мужчины аккуратно упаковывали находки по рюкзакам, когда издалека донесся сдавленный вскрик.

— Слыхали? — насторожился Карпов.

— Димка! — вскочил Кожемятов.

Крик не повторился.

— Он там! — Глеб стремглав бросился за сараи, перемахнул через остатки забора, вломился в бурьян заросшего огорода и невольно застыл.

Бесспорно, голос раздался отсюда. Вот и следы: сломанный репейник, помятая лебеда. И всё. Пацан как сквозь землю провалился.

— Димка! — побледневший запыхавшийся Кожемятов озирался по сторонам. — Димка, кончай дурака валять!

— Ему больно, — выговорил Глеб. Чужая беда ворвалась в распахнутые земле и людям врата его существа. — Сознание гаснет…

Он явственно ощутил в себе все, что испытывал в эту секунду ошеломленный паренек: боль, холод и страх, вдруг превратившийся из забавной игры в бесповоротную реальность.