Юнг применил такой же подход для критики национальной политики в своей статье 1936 года, посвященной Вотану, в которой он предложил психологический анализ искажающей власти нуминозных образов в отвратительном политическом и социальном движении, в то время разрывающем на части культурную ткань Германии и центральной Европы. В этот момент, по его наблюдениям, нуминозность недавно констеллированного древнегерманского бога, Вотана, заворожила всю нацию и вела Германию к неизвестной и иррациональной цели. При захваченности архетипом целого сообщества или культуры определенные идеи и политика внедряются с решительной убежденностью, а законность сомнения отвергается. Противоположные мысли и образы резко атакуются и подавляются. Так было с немецким обществом в то время. Отсутствовало пространство для размышления, для вопросов, дебатов, а тем более – для противоположных взглядов. Убежденность, базирующаяся на архетипической основе и проекции, похоже, отсекает циркуляцию крови в неокортексе и сжигает эмоции.

Верх берет древний лимбический, рептильный мозг и начинает править.[67]

Вполне понятная осмотрительность по поводу великого энтузиазма, порожденного религией, идеологией или мифо-поэтической герменевтикой, привела некоторых людей к подозрениям в отношении юнгианской психологии и классических юнгианских взглядов на интерпретацию снов и герменевтические методы амплификации и активного воображения. Они слишком глубоко вторгались на табуированную территорию мифа и символа. Однако, если дать подобным тревогам возможность себя контролировать, то может быть утерян шанс получить от нуминозного опыта некий намек: человеческая жизнь связана с трансцендентностью, а индивид – это душа, наделенная возможностью вступить в связь с духовным самым естественным образом, не ввергающим в безумие. В современном немецком искусстве это проявилось в ярких символичных работах художника Ансельма Кифера и в поздних фильмах Вима Вендерса, в которых намеки и сигналы трансцендентного просвечивают сквозь ткань повседневной жизни.

Герой (героиня) индивидуации

Психологическое путешествие индивидуации пересекает царство нуминозного, в котором герой (героиня) намеренно прислушивается к намекам, заложенным в таких переживаниях. Но затем тропа вновь уводит из него. Конечное место этого путешествия вовсе не в «Священном» или в святилище, как это было бы для Рудольфа Отто. Таким образом, индивидуация вовсе не эквивалентна мистическому путешествию, в кульминации которого – вознаграждающий опыт соединения с Богом или видение Mysterium tremendum.[68] Индивидуация не вершится актом почитания. Так же не идентична она разрешению via negativa таких религиозных традиций, как дзен-буддизм. В ней присутствуют элементы обоих – переживание нуминозного и очищение зеркала сознания, но она включает эти два движения в себя как в большее делание. Для духовного героя (героини) все остальное есть отпадение от высокой точки мистического союза в нуминозном опыте. Для героя (героини), с другой стороны, нуминозные переживания являют собой prima materia опуса индивидуации, продолжающегося неопределенно долго. Остановка или «застревание» в долине нумена, определяем ли мы его как полноту или пустоту, приравнивается к ассимиляции с бессознательным,[69] что означает патологическое состояние грандиозной инфляции, утрату границ эго и целостности, а, возможно, даже попадание в ловушку параноидно-психотических защит. Такое «состояние захваченности» обычно деструктивно как для индивидуумов, так и для групп.

Однако для психологического процесса индивидуации приобретение нуминозного опыта, если он сублимирован и интегрирован сознанием, является основной вехой и часто представляет собой резкий, поворотный момент развития. Самое важное, что такой опыт служит формированию «трансцендентной функции». Задача индивидуации – сделать его сознательным и привнести в отношения с другими аспектами Самости и, стало быть, достичь приблизительной целостности.

В заключение этой главы мы можем сказать, что психологический герой (героиня) борется с личными идентификациями и комплексами, не поддаваясь соблазнительной притягательности архетипических идентификаций и комплексов. Личность может быть наполнена опытом и знанием нуминозного, однако не быть им захвачена или не опираться на него в защитных целях. Психологический герой может достичь определенной степени свободы от комплексов и богов, а также от намеков на трансцендентную идентичность. Однако всегда остается здоровая степень уважения ко всем этим силам, поскольку абсурдным было бы думать, что можно совершенно освободиться от них.

Заключение о Рудольфе Отто, создателе «Идеи нуминозного»

Поскольку Юнг придавал нуминозному переживанию такое большое значение для индивидуации, полезно знать кое-что об этой терминологии и о ее происхождении. Немеций теолог Рудольф Отто (1869–1937) ввел термины numinosum, нуминозный и нуминозность в своем знаменитом труде «Das Heilige» (переведенном на английский несколько неточно как «Идея Священного»), чтобы описать «священное» таким образом, чтобы различить его от теологических и философских или этических трактовок, таких как «благо» и «благой». Он пишет: «Для этого я образую слово нуминозное (если от «omen»[70] можно образовать «ominous»,[71] то от «питеп»[72] получается «numi nous»)».[73] Отто пускается в описание человеческих переживаний «Священного», а не теологической концепции святости. Его работа внесла мощный психологический и эмоциональный компонент в изучение религии в противовес другим сравнительным и историческим подходам и, прежде всего, теологическим попыткам, которые часто трактуют полученные доктрины почти эксклюзивно и предлагают рациональное (в смысле организованности и систематизированности) объяснение традиционных учений и текстов (то есть «откровений»).

Для протестанта, каким был Отто, разумеется, вера, а не нуминозное переживание считалась центральным фактом религиозной жизни. Вера могла зачастую принять форму интеллектуального и таким образом квазирационального одобрения доктринальных предложений. Отто, напротив, хотел говорить о природе религиозного опыта и продемонстрировать основное значение иррационального в религии, отсюда и подзаголовок его книги: «Uber das Irrationale in der Idee des Gottlieb en und sein Verhaltnis zum Rationalen» («Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным»). Наряду с совершенно очевидным нежеланием расставаться с рациональными элементами теологии,[74] он творчески дал дорогу нерациональному качеству религиозного переживания и особенно его сильным эмоциональным обертонам. Для Отто человеческая встреча со «Священным» образом, ритуалом или звуком должна быть точно описана такими сильными словами, как Mysterium tremendum et fascinans,[75] эту фразу он тщательно и глубоко объясняет в своем изложении нуминозного переживания. Вступить в присутствие «священного» значило для него быть потрясенным до основания мощью и внушающим трепет величием Другого, встреченного в таком переживании. Для описания этого он употребляет такие слова, как «трепет», «остолбенение», «изумление» и «чистое диво». Как исследователь мирового мистицизма, он связывает это и с «пустотой» у буддийских мистиков.[76] Этот универсальный религиозный момент прежде всего – переживание чувства, тогда как теология прежде всего – это упражнение в размышлении и рефлексии.