Двести пятьдесят тысяч долларов! Большие деньги! Но деньги никогда не имели для него определяющего значения. Наверное, потому что у него их никогда не было. Соффичи еще хорошо помнил трудности клерикального карьерного роста. Тот, кто решил сойти с церковной стези, чувствовал себя в мире подобно беспомощному ребенку: у него не было ни сбережений, ни социальных достижений, ни перспектив. Суммы в двести пятьдесят тысяч долларов должно было хватить на то, чтобы начать новую жизнь в Южной Америке.

Подъехав к воротам замка, Соффичи остановил машину. Последний участок дороги казался особенно крутым, поэтому он поставил машину на ручник. Странный звук заставил Соффичи насторожиться. Будто лопнула струна щипкового инструмента: «плинь!». И в тот же миг «мерседес» начал ка титься назад.

Соффичи инстинктивно нажал на тормоза. На долю секунды движение прекратилось, но потом педаль поддалась и уперлась в пол. Вытаращив глаза, Соффичи видел, как мимо него все быстрее и быстрее проносятся кусты по обеим сторонам дороги, пока его взгляд не вперился в небо, потому что машина перевернулась набок и поползла под откос. Это было последнее, что помнил монсеньор Джанкарло Соффичи.

На первом же повороте машина задом врезалась в обрывистый склон. С громким треском лопнули заднее и лобовое стекла, покрывшись сетью трещин. Последнее, будто параплан, полетело в сторону леса. Автомобиль встал на дыбы, как пришпоренный жеребец, и перевернулся несколько раз, пока не ударился крышей о ствол могучего дуба. Как боксер после нокаута, измятый корпус машины сполз на землю. Взорвавшийся карбюратор издавал легкое шипение. Потом вдруг все стихло — наступила полная тишина.

Взволнованно жестикулируя, со стороны замка Лаенфельс приближались трое мужчин. Крутой спуск мешал им идти быстро. К гнилостному запаху лиственного леса примешивалась вонь от разлившегося бензина и масла.

Когда машина, кувыркаясь, летела вниз, она проделала большую просеку, и теперь ее обломки валялись в радиусе тридцати метров.

Мужчины выглядели спокойными, когда подошли к месту аварии. Один из них был Аницет. Пока двое, что были помоложе, осторожно приближались к машине, будто боялись, что она взорвется, Аницет подбадривал их:

— Не бойтесь, мальчики, разбитые автомобили взрываются только в кино, в жизни они просто сгорают!

Аницет осторожно заглянул в кабину «мерседеса», вернее, в то, что от нее осталось. Машина, словно каракатица, обнимала ствол дерева. Аницет подошел к левому боковому стеклу, которое осталось целым за исключением одной поперечной трещины.

— Здесь больше нечего делать! — холодно сказал магистр, когда увидел Соффичи. Голова монсеньора, неестественно вывернутая, лежала на подушке безопасности. Изо рта и носа текла темная кровь. — Бедолага, — прокомментировал Аницет увиденное. Звучало так, будто он действительно сочувствовал.

— Мы должны позвонить в полицию, — сказал один из молодых и вытащил из кармана мобильный телефон.

— Это не к спеху, — возразил Аницет, — помогите мне вытащить его из машины.

Совместными усилиями мужчины попытались открыть заклинившую дверь «мерседеса». Но как они ни старались, ничего не вышло. Наконец Аницет наполовину залез в машину и через труп Соффичи продвинулся вперед, к пассажирскому сиденью. Там, на помятом полу, лежало то, что он искал, — пакет и рентгеновские снимки.

Выбраться из машины оказалось не менее трудно. Когда ему наконец удалось вылезти, Аницет с отвращением осмотрелся. Он весь перепачкался кровью.

Словно драгоценное сокровище, магистр сжимал в руках пакет. Губы Аницета растянулись в довольной улыбке. Пот и кровь, стекавшие по лицу, делали его похожим на дьявола.

— Хорошая работа, — пробормотал он и признательно посмотрел на двух молодых людей, сопровождавших его.

Те развернулись и уже хотели идти обратно в замок.

— Одну минуту! — окликнул их Аницет и вытащил из кармана коробок спичек. Он зажег спичку и бросил в разбитый мотор, из которого капал бензин. В тот же миг машина вспыхнула.

Потом магистр повернулся к помощникам и сказал:

— Ну, теперь пойдемте!

Отойдя на пару шагов, он обернулся. Языки пламени поднимались на пять-шесть метров, вздымая к небу черный столб дыма.

— Монсеньор думал, — тихо произнес Аницет, — что я заплачу ему четверть миллиона долларов. — Он помахал над головой пакетом. — За такой маленький пакет! Знал бы он, насколько дорог нам этот кусочек материи.

— Мне и сейчас не звонить в полицию? — поинтересовался один из сопровождающих.

Аницет пожал плечами и ответил:

— Да ради бога.

Глава 46

Новость от прокурора Ахилла Мезомеда пришла совершенно неожиданно. Это случилось утром, около девяти. Катерина как раз принимала душ, вспоминая приятный день, и тут зазвонил телефон. Прокурор сообщил, что постановление об аресте Мальберга аннулировано и расследование дела Марлены Аммер возобновлено.

Катерина была удивлена. У нее как будто камень с души свалился.

— Это действительно хорошая новость, — ответила Катерина. Вода капала с ее волос. — Хотя однажды я уже просила вас не звонить мне в такую рань. Вы меня вытащили прямо из душа.

Мезомед засмеялся.

— Прошу прощения, синьорина, за звонок в столь неподходящее время. Я и забыл, что мой распорядок дня кардинально отличается от вашего. Простите. Но, как говорится, кто рано встает, тому Бог дает. Это, я думаю, в первую очередь относится к незначительным, никому не известным прокурорам. Что касается вашего заверения по поводу Мальберга, что вы якобы видели его всего один раз и что он, вероятно, за границей… Надеюсь, вы не думаете, что я полный идиот и поверил в это? У меня есть сведения, что Мальберг находится в Риме. Но я всего лишь хотел рассказать вам о последних новостях.

— Хорошо, — ответила Катерина, думая о том, как бы не выдать своего волнения. — А вы продвинулись уже в расследовании дела Марлены Аммер? — словно бы невзначай осведомилась она.

Катерина отчетливо услышала, как Мезомед вздохнул:

— Я должен говорить тише, — признался он. — Случай становится все загадочнее. Сам факт, что старший прокурор Буркьелло настоятельно отговаривал меня заново открывать дело, свидетельствует об этом. А ведь я, кроме всего прочего, еще и предъявил новые факты, которые требуют тщательного расследования.

— Вы имеете в виду фотографии, сделанные мною на похоронах Марлены?

— И их тоже. Когда Буркьелло закрывал дело, у него их не было. Но другие факты, приведенные в документах, он тоже не принял во внимание: странные следы ароматических веществ на халате синьоры, гематома на верхней части туловища. И когда я указал Буркьелло на это, он назвал их мелочами. А еще он обвинил меня в честолюбии и посоветовал прекратить расследование. Есть опасность, что моя карьера пойдет под откос.

— И вы подчинились его приказу?

— Конечно нет. Меня не покидает предчувствие, что речь идет не только о смерти Марлены Аммер. За убийством синьоры скрывается другая таинственная история. Возможно, речь идет даже о «несчастном случае на производстве».

— Простите. Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Катерина, хотя и догадывалась, что имел в виду Мезомед.

— Я предполагаю, что в деле замешан кардинал Римской курии…

— Вы считаете, что у синьоры Аммер была связь с высокопоставленной особой из курии?

— Ваши фото наталкивают на такого рода догадки.

— Не только мои фото, — заметила Катерина и в двух словах рассказала Мезомеду о встрече с синьорой Феллини и о том, что она от нее узнала.

Мезомед, казалось, был удивлен.

— Мое почтение. Мы бы могли объединить усилия. Вы очень умная девушка. Могу предположить, что перед вами открываются даже те двери, которые для мужчины остались бы запертыми. Но с другой стороны, у меня есть такие источники информации, к которым даже у такой журналистки, как вы, нет доступа.

«Неплохо, — подумала Катерина. — Вероятно, это поможет наконец-то узнать подробности о причинах смерти Марлены». Тем не менее она все еще сомневалась. Что-то Мезамед недоговаривал, и это вызывало подозрение.