Усилив отряд Сергеева дивизионом драгун и двумя ротами Грузинского полка, прибывшими из Мухровани, Стрекалов четырнадцатого числа возвратился в Тифлис. Для ограждения Кахетии поставили на ковалевской переправе через Алазань роту ширванцев со взводом артиллерии, а на урдобской – два эскадрона драгун с одним орудием, – под общим начальством командира нижегородского полка подполковника Доброва. На третью переправу, к монастырю Степан-цминде, где в феврале переходил Паскевич, направлен был весь казачий Александрова полк, за которым в резерве стала донская казачья батарея. Если бы всех этих сил оказалось недостаточно, Стрекалов имел в виду сформировать еще особый отряд и самому привести его на помощь к Сергееву.

События между тем шли вперед чрезвычайно быстро. Пятнадцатого сентября передовые толпы Гамзат-бека появились уже на горах, верстах в пятнадцати от белоканского редута, а ночью конная партия, отделившаяся от них, нагрянула на самое селение. Войска в редуте слышали выстрелы и крики, но не могли дать помощи, так как сами ежеминутно ожидали нападения, и партия, разграбив армянских купцов, ушла безнаказанно.

Гамзат-бек не пошел, однако, далее. Он послал сказать джарцам, что не спустится с гор, пока не увидит среди них дружного восстания и не получит аманатов. Участь Ших-Шабана научила его осторожности. Сергеев придвинул к Белоканам отряд подполковника Доброва – дивизион драгун и роту ширванцев с тремя орудиями, а к Катехам для наблюдения за неприятелем выдвинул батальон пехоты, также с тремя орудиями и казаками, под командой подполковника Платонова. Вместе с тем он потребовал, чтобы сближены были войска и из Грузии; но последнее не было сделано своевременно, вследствие одного непредвиденного никем обстоятельства. В то время, как Гамзат-бек уже стоял на наших границах и из Белокан по вечерам можно было наблюдать за бесчисленным рядом его костров, озарявших окрестные горы, – вдруг из глубины Дагестана, от нескольких враждебных нам до сих пор обществ, явились депутаты с просьбой о принятии их в русское подданство. Объяснить этот загадочный факт было возможно единственно лукавой манифестацией, придуманной горцами; но, к сожалению, Сергеев и на это дело взглянул иными глазами. Обласкав старшин, он отправил их назад с богатыми подарками и стал поджидать аманатов. Он до того уверился теперь, что Гамзат-бек, не имея за собой поддержки в Дагестане, не осмелится спуститься с гор, что сам отказался от присылки войск из Грузии, находя свои силы слишком достаточными, чтобы удержать в повиновении местное население. В этом самообольщении Сергеев даже не заметил, как жители Катехи, Мацехи и даже из Джар целыми толпами стали переходить в стан Гамзат-бека. Сергеев спохватился поздно, когда об аресте главных коноводов, – чего так добивался Паскевич и требовал Стрекалов, – нечего было уже думать, потому что мятеж кругом закипел в полном разгаре. Гамзат-бек между тем занял Катехи. Там он принял аманатов от всех отдалившихся от нас селений и затем отправил их в Дагестан, объявив жителям, что останется у них зимовать и приказал поставить укрепление в Старых Закаталах, возле мечети, где был убит генерал Гуляков. К решительным действиям он не хотел, однако, приступать, пока не подойдут к нему последние подкрепления, а в ожидании их разрешил производить частные набеги на плоскость.

Третьего октября партия человек в пятьсот действительно спустилась по Беженьянскому ущелью, против деревень Гавазы, Чеканы и Кучетаны. Деревни эти охранялись обывательским постом из ста кахетинцев, а в резерве стояло сорок гренадер Грузинского полка с горным единорогом, под командой двадцатидвухлетнего юноши, прапорщика Салтыкова. Пользуясь темнотой ночи, а может быть, и оплошностью пикетов, партия незаметно обошла караул и кинулась прямо на лагерь Салтыкова. К счастью, секрет вовремя поднял тревогу, и когда лезгины устремились к ружейным пирамидам, – гренадеры встретили их штыками. Завязался отчаянный бой грудь на грудь, а тем временем с поста успели прискакать кахетинцы и, в свою очередь, врезались в неприятеля с тыла. Один из них, дворянин Хсрулишвили тотчас изрубил байрактара и захватил лезгинский значок. Орудие, находившееся уже во власти неприятеля, также было отбито гренадерами. Тогда лезгины стали подаваться назад и через полчаса скрылись в Беженьянском ущелье[15]. Эта ночь стоила нам двадцати четырех человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

Через пять дней после этого происшествия к Гамзат-беку подошли ожидаемые им подкрепления, и восьмого октября он со всеми силами перешел в Старые Закатали. Отряд Сергеева, усиленный донским Леонова полком, прибывшим из Бенекичета, стоял возле новой крепости; сюда же двигались из Грузии еще два батальона эриванцев с четырьмя орудиями и остальные части Грузинского полка, под командой генерала Симонича. Стрекалов, опередив войска, сам прибыл в Новые Закатали и принял главное начальство над собиравшимся отрядом.

Познакомившись с положением дел в Джарской области, Стрекалов пришел к убеждению, что прежде всего необходимо преградить лезгинам все дороги в заалазанские места, а для этого построить ряд укреплений по пути к Белоканам и Талам. Этой мерой он думал держать неприятеля в строгой блокаде; но неприятель не стал дожидаться, пока его запрут в Закаталах, а сам двинулся вперед и заставил нас самих принять оборонительное положение.

Вечером восьмого октября раздались по нашей крепости первые неприятельские выстрелы; пальба шла всю ночь и весь следующий день; несколько пикетов было атаковано, и на одном из них казак поплатился жизнью. Десятого числа дело уже не ограничилось одними аванпостными схватками: лезгины, пробравшись густыми лесами к нашим кирпичным сараям, внезапно атаковали роту ширванцев, прикрывавшую рабочих. Тринадцатого – дело произошло еще серьезнее. В этот день из лагеря высланы были фуражиры, под прикрытием двух рот Ширванского полка с казачьим орудием, под командой капитана Фокина. Как только прикрытие стало расставлять цепь, – восемьсот конных лезгин вынеслись из леса и кинулись в шашки. Цепь была опрокинута, и горцы с налета врубились в ширванские роты... Бог знает, чем бы окончился для нас этот кровавый день, если бы не подоспела помощь. Во весь опор из лагеря прискакал Платонов со своими казаками и ринулся в пики. Отброшенные лихой атакой, горцы, однако, моментально оправились и возобновили нападение. Тогда из лагеря выслали еще две роты Ширванского полка с подполковником Овечкиным, – и только с их появлением неприятель отошел к Закаталам. Стрекалов доносил, что пространство, на котором происходила битва, было завалено телами лезгин; но для нас гораздо важнее было узнать, что из нашего небольшого отряда, выдержавшего короткую битву, выбыло из строя два офицера и шестьдесят восемь нижних чинов. Это свидетельствовало прямо, что неприятель смел, предприимчив, и что при дальнейшем развитии военных действий потери наши, в случае малейшей неосторожности, могут достигать значительной цифры. Действия Гамзата не замедлили отразиться на джарцах, и даже те немногие люди, которые еще сохраняли нам верность, теперь один за одним стали переходить на сторону Гамзата; даже ингилойцы, – эти омусульманенные грузины, не забывшие своего происхождения, вся будущность которых исключительно зависела от нашей победы, – объявили себя нейтральными и стали выжидать, чем кончится дело. Лезгины, рассыпавшись по лесам, препятствовали всем нашим работам, и, по справедливому выражению Сергеева, каждое срубленное дерево стоило нам потоков крови. При таком энергичном предводителе, каким оказался Гамзат-бек, нечего было и думать о блокаде неприятеля. Русский отряд, собственно говоря, сам очутился в блокаде, и чтобы разорвать эту пока тонкую, но каждый день все более и более густевшую сеть, оставалось одно средство – взять Старые Закатали.