Поражение Тусчи-оглы навело панический страх и на другую часть его войск, стоявшую в завалах у Лимани. Она отступила при появлении колонны Пацовского, и егеря овладели тремя турецкими пушками, брошенными в завалах вместе с багажом и обозами. Пацовский преследовал бегущих по морскому берегу до самых ворот Кинтриши, но турки, не надеясь удержаться в городе, зажгли форштадт и удалились, бросив еще четыре орудия. Девятого августа Пацовский соединился с Гессе, и гурийский отряд в тот же день вошел в Кинтриши без боя.
Носились слухи, что княгиня Софья вместе с сыном и дочерью находилась в Кинтриши и едва успела бежать при появлении Пацовского. Ряд нравственных потрясений, пережитых ею в самое короткое время, сломил ее здоровье, и бегство из Кинтриши было последним эпилогом ее скитальческой жизни. Она заболела и 7 сентября скончалась в Трапезундском пашалыке, в городе Гогние, где могила ее находится в греческом монастыре св. Софии. Малолетний сын ее и дочь Екатерина остались у турок.
Блистательное участие в боях мингрельской и гурийской милиции обратило на себя особое внимание государя. Владетельному князю Дадиану пожалован был орден св. Александра Невского, а сыну его, наследнику Мингрельского княжества, князю Давиду, орден св. Владимира 4-й степени с бантом. В то же время, желая почтить обе милиции такой наградой, которая и на будущее время, по роспуске их, оставалась бы в народе памятником доблестных дел, государь пожаловал им знамена, под которыми и ныне по первому призыву собираются храбрые мингрельцы и гурийцы. Оба знамени одинаковы и различаются между собой только надписями. На красных шелковых полотнах их, богато украшенных золотой бахромой и массивными кистями, в середине изображен св. Георгий, а на обратной стороне – двуглавый орел. Кругом, по бордюру, вышита надпись на русском и на грузинском языках. На одном:
“Милиции нашего вернолюбезного Мингрельского народа за верность и храбрость в кампании 1828 и 1829 годов против турок”. На другом:
“Милиции Нашего вернолюбезного гурийского народа за верность и храбрость. Взятие турецкого лагеря при урочище Лимани 5 марта 1829 года”.
Штурм этого лагеря составляет одно из лучших преданий гурийского народа, а потому и знамя, увековечивавшее этот подвиг в потомстве, было встречено князьями и дворянами на самой границе Гурии и с большими почестями препровождено в монастырь Шамокмедский. Там, в старинном первопрестольном храме Гурийского княжества, оно и хранилось до позднейших времен как залог нравственного единения маленькой Гурии с могущественной Россией.
За Мухаэстатскую победу Гессе была пожалована золотая сабля, украшенная бриллиантами. Но эта победа была и последним торжеством гурийского отряда, которому вслед за тем пришлось выпить и горькую чашу поражения.
Легкость, с которой Гессе удалось овладеть Кинтришами, первым этапом на пути к Батуму, неожиданно открывала перед ним возможность завершить поход батумской экспедиции. Но к несчастью, Гессе не сумел воспользоваться выгодами своего положения и, вместо того, чтобы на плечах разбитых врагов занять Цихис-Дзири, брошенную турками в первую минуту паники, он остановился в Кинтриши и стал укрепляться. Первоначальное намерение его покорить кобулетцев оружием, на что во всяком случае потребовалось бы менее времени, чем на бесплодные переговоры, осталось не выполненным. Не могла вследствие того выполниться и другая задача его – идти в Аджарию. В то время, как он занимался “восстановлением порядка в Кобулетском санджаке”, то есть писал прокламации и увещевал кобулетских старшин, ахалцихский отряд уже потерпел поражение. Теперь Гессе, в свою очередь, не мог рассчитывать на помощь Сакена и должен был отложить поход в Аджарию до более благоприятного времени. Более месяца простоял он в Кинтриши в непонятном бездействии. А турки между тем опомнились, собрали новые силы, еще грознее укрепили Цихис-Дзири и звали на помощь аджарцев. Обманутый кругом в своих надеждах покончить кобулетский вопрос мирным путем, Гессе вдруг решается на смелый шаг – овладеть Батумом. Но то, что легко могло удастся ему месяц назад, теперь являлось предприятиям, не обещавшим уже никакого успеха.
Нужно сказать, что последние уступы аджарских гор почти подступают к Черному морю, оставляя лишь узкую, береговую полосу, по которой, как по дефиле, только и можно дойти до Батума. Но и этот путь, при самом входе в ущелье, преграждается громадной скалой, упирающейся в самое море. На вершине скалы находится древний замок, который турки зовут Цихис-Дзири. Это, как полагают, и есть знаменитая крепость, носившая в древности название Petra.
В виду этой исторической твердыни, прославленной геройскими делами греков и персов, будет не лишним бросить беглый взгляд в глубину отдаленных времен, чтобы сказать несколько слов вообще об этой достойной внимания местности, носившей некогда название Колхиды, а потом Лазики.
Минуя мифические сказания о спутниках Язона, искавших здесь золотое руно, перейдем прямо к эпохе исторической. Известно, что богатство этой страны и ее обитателей издревле возбуждало в соседях желание властвовать над нею, и цветущий край обратился через это в арену долгой борьбы между народами Европы и Азии. Могущественный Кир поработил ее, и много веков Колхида платила персам постыдную дань, посылая каждые пять лет по сто молодых девушек и красивых мальчиков. Затем Митридат Понтийский присоединил ее к своим владениям.
Римляне отняли Колхиду у Митридата и, в свою очередь, уступили ее Византии, которая дала стране христианство и приняла ее под свой протекторат. Вот тогда-то, по повелению императора Юстиниана, и возник на берегу Черного моря, на отдельной скале, соединенной с материком едва доступной плотиной, почти неодолимый замок Petra.
Но не окрепло в стране еще господство византийцев, как на смену им уже явились персы. Наемный гарнизон сдал им неприступный замок, и на страну снова легло тяжелое ярмо персидского ига. С этих пор между восточными римлянами и персами началась та жестокая борьба, о которой историки оставили полные интереса сказания.
Проведав о походе греков, персы с необычайной энергией принялись усиливать укрепления Petra; они довели его стены до гигантских размеров; на целые пять лет свезли сюда продовольствие и устроили три великолепные водопровода, обеспечивавшие гарнизон водой. Но и греческий полководец Догистий повел осаду не с меньшей энергией. Неприступность Petra его не смутила. Располагая громадными силами, он преградил к крепости все доступы с суши и затем, опустившись колодцами в землю, повел подземные ходы. Пока подкапывали стены, метательные машины делали свое дело, и гарнизон, быстро уменьшаясь в числе, скоро сократился до четырехсот человек, из которых только пятнадцать были не ранены; а крепостные стены, расшатанные снизу, уже едва-едва держались на одних подпорах. Казалось, нужен был еще один слабый толчок, и рухнувшая Petra сама погребла бы под своими развалинами героев защитников. Но непобедимое мужество скрывало от неприятеля отчаянно положение гарнизона, а счастливый случай на минуту облегчил его тяжелую участь. Догистий, уже уверенный в победе, захотел прежде узнать, как наградит его император, и, в ожидании ответа прекратив осаду, отступил от крепости. Персы тотчас воспользовались дорогой минутой. Они засыпали мины землей, опять поставили стены, а три тысячи свежих воинов, тайно проникших в крепость, создали ей новую непреоборимую силу. Поздно заметил Догистий свою ошибку; теперь ему приходилось начинать осаду сызнова, но и его упорству не было пределов. Эта вторая осада отличалась еще большим героизмом обеих сторон, нежели первая. Употреблены были нечеловеческие усилия с одной стороны приблизиться к крепости, с другой – отдалить минуту ее падения. Греки изобрели особый стенолом, отличавшийся необыкновенной силой удара, и придвинули его под самые стены. Осажденные пускали град, копий, сваливали бревна и камни, лили на головы осаждающих ужасную горячую смесь масла и серы, называемую колхидцами маслом Медеи. Греки гибли сотнями, но молча и неустанно продолжали работы. Стенолом отбивал один за другим громадные камни, а рабочие железными крючьями оттаскивали их прочь. Наконец в стенах образовались проломы. Тогда шесть тысяч греков разом ринулись на приступ – и сопротивление пало.