Изменить стиль страницы

– Я не говорил, что это дыхательное расстройство. Я сказал - что-то вроде. А при чем здесь ваш красно-зеленый хромо- как его бишь?

Шеффилд покачал головой.

– У вас, неспециалистов, всегда бывают неправильные представления. Если имеется какое-то физическое явление, это еще не значит, что оно не может иметь психологической причины. Самый убедительный довод в пользу моей теории - то, что хромопсихоз, как известно, проявляется сперва как психогенное дыхательное расстройство. Я полагаю, вы не знакомы с психогенными заболеваниями?

– Нет. Это за пределами моей компетенции.

– Да, пожалуй. Так вот, мои расчеты показывают, что при повышенном содержании кислорода на этой планете психогенное дыхательное расстройство не только неизбежно, но и должно проходить особенно остро. К примеру, вы наблюдали луну… то есть Сестренку в последние ночи?

– Да, я наблюдал Илион, - даже сейчас Саймон не забыл официального названия Сестренки.

– Вы подолгу, внимательно разглядывали ее? При большом увеличении?

– Да.

Саймону явно становилось не по себе.

– Ага, - ответил Шеффилд. - Так вот, цвета луны в последние несколько ночей были особенно опасны. Вы не могли не ощутить, что у вас слегка воспалена слизистая оболочка носа и слегка зудит в горле. Боли пока еще, вероятно, нет. Вы, наверное, кашляете, чихаете? Вам что-то чуть мешает глотать?

– Пожалуй, я…

Саймон проглотил слюну и сделал глубокий вдох. Потом он вскочил с искаженным лицом, стиснув кулаки:

– Клянусь великой Галактикой, Шеффилд, вы не имели права об этом молчать! Я все это чувствую. Что теперь делать, Шеффилд? Это ведь излечимо? Проклятье, Шеффилд, - он сорвался на крик, - почему вы не сказали этого раньше?!

– Потому что в том, что я сказал, - спокойно ответил Шеффилд, - нет ни слова правды. Ни единого слова. Цвет никому не приносит вреда. Сядьте, доктор Саймон. У вас довольно глупый вид.

– Вы сказали, - произнес ничего не понимающий Саймон, начиная задыхаться, - вы сказали, что это ваше профессиональное мнение…

– Мое профессиональное мнение! Господи, Саймон, почему профессиональное мнение производит такое магическое действие? Человек может солгать, или же просто чего-то не знать, даже в своей области. Специалист может ошибиться из-за незнания смежных дисциплин. Он может быть убежден в своей правоте и все-таки ошибаться. Взять хотя бы вас. Вы знаете, как устроена вся Вселенная, а я ничего не знаю, если не считать того, что звезды иногда мерцают, а световой год - это что-то очень длинное. И все равно вы благополучно проглотили такую чушь, которая уморила бы со смеху любого психолога-первокурсника. Не думаете ли вы, Саймон, что нам пора поменьше заботиться о профессиональных мнениях и побольше - о всеобщей координации действий?

Кровь медленно отпивала от лица Саймона, пока оно не стало белым, как воск. Дрожащими губами он прошептал:

– Под прикрытием профессионального мнения вы хотели меня одурачить!

– Примерно так, - ответил Шеффилд.

– Никогда еще, никогда я не… - Саймон осекся и продолжал: - Никогда не видел ничего столь гнусного и неэтичного.

– Я хотел доказать вам, что я прав.

– О, вы доказали. Вы все доказали, - Саймон понемногу приходил в себя, и его голос уже приближался к обычному. - Вы хотите, чтобы я взял с собой вашего мальчишку.

– Верно.

– Нет. Нет и еще раз нет. Такой ответ был бы до того, как вы вошли сюда, а теперь - тысячу раз нет.

– Но почему? Я хочу сказать - почему еще до того, как я сюда вошел?

– Он психически болен. Его нельзя держать вместе с нормальными людьми.

Шеффилд мрачно возразил:

– Я бы попросил вас не говорить о психических болезнях. Вы для этого недостаточно компетентны. Если уж вы так строго соблюдаете профессиональную этику, будьте добры не вторгаться в мою область в моем присутствии. Марк Аннунчио совершенно нормален.

– После этой сцены с Родригесом? Ого! Как бы не так!

– Марк имел право задать вопрос. Это его работа и его долг, Родригес не имел права хамить.

– С вашего разрешения, я должен считаться прежде всего с Родригесом.

– Почему? Марк Аннунчио знает больше Родригеса. Уж если на то пошло, он знает больше нас с вами. Что вам нужно - привезти на Землю толковый доклад или удовлетворить свое мелочное самолюбие?

– Вы говорите, что ваш мальчишка много знает. Это ничего не значит. Я согласен, что он - прекрасный попугай. Но он ничего не понимает. Мой долг обеспечить ему доступ ко всем данным, потому что меня обязало Бюро. Они меня не спросили, но хорошо, я согласен пойти навстречу. Он получит все данные здесь, на корабле.

– Это несправедливо, Саймон, - возразил Шеффилд. - Он должен выехать на место. Он может увидеть такое, чего не заметят ваши драгоценные специалисты.

Ледяным тоном Саймон ответил:

– Очень может быть. Тем не менее, Шеффилд, я отказываю. И нет таких доводов, которые могли бы меня переубедить.

Даже нос у астрофизика побелел от сдерживаемой ярости.

– Потому что я вас одурачил?

– Потому что вы нарушили самый святой долг специалиста. Ни один уважающий себя специалист не употребит во зло незнание другого специалиста в своей области.

– Значит, я вас одурачил.

Саймон отвернулся.

– Я прошу вас уйти. Впредь до конца экспедиции мы с вами будем общаться только по самым необходимым делам.

– Но если я уйду, - ответил Шеффилд, - об этом могут услышать остальные.

Саймон вздрогнул.

– Вы расскажете об этом?

На его губах мелькнула холодная, презрительная усмешка.

– Вы только покажете всем, какой вы негодяй.

– О, сомневаюсь, чтобы они приняли это всерьез. Все знают, что психологи непрочь пошутить. И потом, им будет не до того - так они будут смеяться над вами. Представляете - такой величественный доктор Саймон поверил, что у него болит горлышко, и взмолился о помощи, наслушавшись всякой таинственной чепухи!

– Кто вам поверит? - вскричал Саймон.

Шеффилд поднял правую руку. Между большим и указательным пальцами он держал маленький прямоугольный предмет, утыканный кнопками.

– Карманный магнитофон, - сказал он и тронул одну из кнопок. Голос Саймона произнес:

– Ну, что у вас, доктор Шеффилд?

Голос звучал напыщенно, властно и самодовольно.

– Дайте!

Саймон бросился на долговязого психолога. Шеффилд оттолкнул его.

– Не прибегайте к насилию, Саймон. Я не так уж давно занимался борьбой. Послушайте, я предлагаю вам сделку.

Саймон все еще рвался к нему, кипя яростью и забыв о собственном достоинстве. Шеффилд, медленно отступая, удерживал его на расстоянии вытянутой руки.

– Разрешите нам с Марком лететь, и никто никогда об этом не услышит.

Саймон понемногу приходил в себя.

– Тогда вы мне это отдадите? - задыхаясь, с трудом выговорил он.

– Обещаю, что отдам - и после того, как мы с Марком будем на месте поселения.

– Я должен поверить на слово вам? - Саймон постарался вложить в свои слова как можно больше презрения.

– А почему бы и нет? Во всякое случае можете поверить, что я наверняка расскажу обо всем, если вы не согласитесь. И первым это услышит Вернадский. Он будет в восторге. Вы знаете, какое у него чувство юмора.

– Можете лететь, - произнес Саймон чуть слышно. Потом он энергично добавил: - Но запомните, Шеффилд. Когда мы вернемся на Землю, вы будете отвечать перед Центральным комитетом ГАРН. Я вам это обещаю. Вас лишат всех званий…

– Я не боюсь Галактической Ассоциации Развития Науки, - раздельно произнес Шеффилд. - В конце концов в чем вы меня обвините? Не собираетесь же вы воспроизвести эту запись перед Центральным комитетом в качестве доказательства? Ну, ну, не сердитесь. Не хотите же вы, чтобы о вашей… хм… ошибке услышали самые надутые индюки на все 83 000 планет?

Он с ласковой улыбкой отступил за дверь.

Но закрыв дверь за собой, он перестал улыбаться. Жаль, что пришлось это сделать. Стоило ли дело того, чтобы нажить себе такого врага?