— Вся ее сила между бедер. Для морского боя нужны мужчины, настоящие воины.

Он взглянул на Дафну, будто ожидал похвалы в свой адрес. Но гречанка не слушала его. Все ее внимание было приковано к сближающимся кораблям. Их разделяли около двух стадиев.

Греческие корабли будто танцевали на воде в такт движения гребцов, то задирая сверкающие золотом носы, то погружаясь глубже. Противники уже слышали командные крики друг друга. Полетели первые стрелы, со свистом пробивая паруса. Греки еще сильнее налегли на весла, чтобы создать как можно больше ударной силы для таранов. Стараясь направить корабль в борт противника, рулевые так налегали на свои длинные весла, что те гнулись, будто кипарисы под осенним бореем.

Носы триер, рассекая волны, производили звук, подобный бормотанию хора в театре. Гребцы, жестко прикрепленные к сиденьям, прислушивались, не раздастся ли треск бортов. Какой же корабль будет поражен первым?

Афиняне и коринфяне сошлись в бою с финикийцами и киприотами. За одним из щитов Фемистокл узнал своего противника. Это был Ариабигн, брат великого царя. Пригнувшись, как лев перед прыжком, перс размахивал длинным мечом. Грек же стоял, широко расставив ноги, чтобы не упасть при резких разворотах, и спокойно смотрел в лицо противника.

Фемистокл знал, что Дафна сидит рядом с великим царем и наблюдает за ходом боя. Он знал также, что единственная возможность вырвать ее из лап Ксеркса заключалась в том, чтобы победить это чудовище. Но это был бой раненого человека против хищного зверя, бой карлика против великана. Они были обречены, если только боги не сотворят чудо.

— Вперед, сыны Эллады! — крикнул грек с мужеством отчаявшегося в неравном бою воина. — Освободите Отечество и храмы богов от варваров! Пустите их корабли на дно моря!

— Эй-эй-эй! — тысячекратно раздалось со всех сторон. И вот таран одной из греческих триер вонзился в борт вражеского корабля. Гребцы сразу же начали грести в обратном направлении, стараясь оторваться от протараненного судна, но балки и доски намертво сцепились между собой, и неуправляемые корабли начали беспорядочно кружиться. По приказу командира греки бросили весла, схватили копья и мечи и, перепрыгнув на корабль варваров, начали рукопашный бой.

Другие триеры последовали их примеру и пошли на столкновение. Гордые корабли превращались в груды обломков и под предсмертные крики экипажей тонули, образуя пенистые водовороты. Другие судна, с пробитыми бортами, дрейфовали, закрывая проход для следующих за ними парусников.

Персы выстроили свои корабли в три ряда. У греков едва хватило триер на один ряд. Этот недостаток неожиданно оказался преимуществом. Грекам легче было маневрировать, в то время как персы вынужденно мешали друг другу. Подбитые персидские триеры не давали пройти кораблям из второго и третьего ряда. С юга потянул легкий ветерок.

Небо потемнело от града стрел варваров, а жуткое пение вонзавшегося в доски металла заставляло храбрых мужей Эллады дрожать от страха. Крики раненых были обращены к небу как молитвы. Если бы боги-олимпийцы когда-то не победили титанов в беспримерной десятилетней борьбе, то греки, скорее всего, повернули бы свои триеры назад и понеслись бы на край света, подальше от этой кровожадной орды варваров. Но боги-олимпийцы всегда были на стороне более слабых. Вот и теперь южный ветер усилился, и тяжеловесным судам противника стало еще труднее маневрировать в узком проливе. Они все чаще подставляли свои борта греческим триерам.

Внезапно перед Фемистоклом появился высокий нос адмиральского корабля варваров, и грек почувствовал себя маленьким и беспомощным, как Одиссей перед великаном Полифемом.[52] Что делать? Ждать, пока корабли столкнутся носами и Ариабигн, словно огромный хищный зверь, с мечом спрыгнет на его корабль? Фемистокл схватил копье и приготовился метнуть его. Но Ариабигн ловко укрывался за щитом. О щит Фемистокла звонко ударилась стрела, сломалась и упала в море, но он даже не заметил этого. Где же просвет, открывающий хотя бы маленькую незащищенную часть тела Ариабигна?

Сейчас он видел только мрачно торчащий шлем на голове адмирала, возвышающийся над круглым щитом. Фемистокл дал знак рулевому пройти рядом с персидской триерой. Маневр надо было сделать быстро, чтобы враг не успел отреагировать. И тут Посейдон пришел грекам на помощь. Сильный порыв ветра развернул вражеский корабль и поставил его поперек. Ариабигн обернулся и, отчаянно размахивая руками, стал подавать знаки рулевому, чтобы тот изменил курс. Этого короткого мгновения вполне хватило Фемистоклу. Когда из-за щита показалось левое плечо Ариабигна, он размахнулся и с силой метнул копье в перса.

Было слышно, как металлическое острие вонзилось в бок варвара. Ариабигн уронил щит, согнулся, как побитая собака, втянул голову в плечи и попытался вытащить копье. Фемистокл услышал, как рядом с ним просвистела стрела, и, проследив за ней, увидел, что она попала Ариабигну чуть выше переносицы. Хлынула кровь, обагрив лицо варвара. Сила, с какой стрелок выпустил ее, была настолько велика, что Ариабигн потерял равновесие, пошатнулся и упал в море, не издав ни звука. Зацепившись юбкой за расщепленную балку, адмирал остался лежать на воде. Борт корабля противника оказался перед носом афинской триеры. Еще один сильный удар весел — и таран греков глубоко вонзился в брюхо варварского судна. Эллины молниеносно отстегнули ремни, вскочили с сидений и, вооружившись мечами, копьями, луками и стрелами, перепрыгнули на корабль противника.

Персы, парализованные жуткой смертью своего командира, почти не сопротивлялись, и греки кололи их, как ягнят на алтаре.

— Эй-эй-эй! — взревели эллины, окрыленные успехом. Их охватила неистовая жажда крови. Другие греческие триеры тоже стали применять такую тактику. Они ловили порыв ветра и быстро шли к-кораблю противника, а потом с помощью весел совершали стремительный маневр и таранили борт вражеского судна.

На греческой триере, расправившейся с адмиральским судном варваров, остались только Фемистокл и рулевой. Они отчаянно пытались с помощью весла освободить нос своего корабля, врезавшегося во вражеское судно. Нужно было спешить, потому что их товарищи уже подожгли корабль персов. Сначала виден был только дым, но потом огонь быстро охватил такелаж, паруса и скамьи гребцов. Испуганные греки поспешили назад, на помощь своему рулевому. Но корабли никак не удавалось разъединить. Видно, по воле богов им суждено было погибнуть вместе.

Нос греческой триеры зацепился за поручни вражеского судна, и это не давало ему уйти в сторону. Когда Фемистокл понял причину, он быстро перепрыгнул на борт варварского корабля. Боевой клич затих. Греки затаили дыхание, когда полководец исчез за огненной стеной. Пламя обжигало его икры, горящий канат упал на плечо, но Фемистокл не чувствовал боли. Он должен был спасти свою триеру и экипаж! Он вырвал из держателя весло и, используя его как рычаг, положил на поручни и поддел нос корабля.

Первая попытка не удалась. Фемистокл попробовал еще раз, под другим углом. Он навалился на весло всем телом, повиснув в воздухе. Нос триеры поднялся, раздался треск, и корабль греков освободился от смертельного захвата.

Когда афиняне увидели, что Фемистокл остался на горящем судне варваров, рулевой, подгоняя гребцов, сделал головокружительный маневр, и греческая триера оказалась в трех локтях параллельно персидскому кораблю. Фемистокл вмиг перепрыгнул на свое судно.

— Эй-эй-эй! — крикнул рулевой, и гребцы ответили ему хором.

Тем временем греки подожгли еще несколько варварских кораблей. Персидские воины кричали от отчаяния, потому что, в отличие от греков, они не умели плавать. Наступил полдень, а грандиозное сражение все продолжалось. Ни одной из сторон не удавалось достичь перевеса. На место каждого уничтоженного варварского корабля приходил новый, и все повторялось сначала.

Ксеркс ел красный виноград, стараясь выплевывать косточки подальше от себя.