Среди иностранцев, особенно среди чеченцев, будет усугубляться фрустрация, которая, впрочем усугубляется уже почти год. Время от времени в центрах беженцев происходят забастовки, о которых в СМИ ничего, практически, не говорится. Последний имел место около месяца назад в центре беженцев в Червоном Боре. Причиной таких забастовок обычно являются претензии к питанию, условий, в каких беженцам приходится жить, отсутствию полагающейся им медицинской помощи. В данный момент все центры для беженцев переполнены. Управление по Делам Иностранцев принуждено было открыть ещё один центр в Супрасле, а также использовать в качестве жилых помещений детский сад и клубы в уже имеющихся центрах. Но это всё равно не решает проблемы.

В связи с создавшейся ситуацией польские власти должны серьёзно пересмотреть существовавшую до сих политику массового предоставления международной защиты и уточнить критерии. Кроме того, изменений требует польский закон, касающийся предоставления этой защиты. Сейчас закон таков, что иностранец, получив определённый статус, а в особенности статус разрешённого пребывания, имеет право отказаться от него и снова начать всю процедуру, чем злоупотребляют иностранцы с целью получения социальной помощи, которая по закону полагается на всё время процедуры, а процедура эта может длиться и год, и более. Многие чеченские семьи проходят эту процедуру 5–6 раз, а то и больше, что позволяет им жить за государственный счёт по пять лет. Если лишить их возможности вести подобную игру с государством, иностранцы принуждены будут искать легальную работу, покинут центр беженцев, словом, они стали бы самостоятельны и не отягощали бы государственный бюджет.

Правда, до сих пор многие иностранцы работали, но нелегально, чтобы не терять пособия. Таким образом, можно будет направить больше средств на улучшение бытовых условий в центрах, на лечение иностранцев и их интеграцию. Это также заставит передумать тех, кто хочет приехать, чтобы злоупотреблять процедурой получения статуса беженца, то есть тех, кто на самом деле не испытывает никаких преследований в своей стране, а в Польшу приезжают с надеждой выехать в западные страны, которые их принимать не хотят и, как я уже упоминал, будут депортировать обратно в Польшу, как это сейчас делают Германия, Бельгия, Франция, Австрия.

Нынешние условия в центрах для беженцев (а они таковы, какие в состоянии обеспечить польское государство), усугубляющаяся фрустрация в связи с нежеланием западных стран принимать таких (на самом-то деле, экономических) иммигрантов, постоянные многочисленные депортации приведут к тому, что вся злость чеченцев, дагестанцев и ингушей будет направлена на Польшу. Представители этих народов не понимают сложных процедур, связанных с присоединением Польши к Шенгенской зоне, или проистекающих из конвенции Дублин II (иностранец может обратиться за статусом беженца только в том государстве-члене ЕС, до которого первого он добрался как до безопасного — а это, как правило, Польша), и абсолютно убеждены, что это Польша не позволяет им выехать на Запад, а условия, в которых они живут, — это форма преследования со стороны польских властей. Следует понимать, что чеченцы не воспринимают нас — как нам кажется — как избавителей от преследований, но как преграду на их пути в Западную Европу, как государство, причиняющее им дополнительные страдания.

Власти, кажется, не замечают этой проблемы — проект нового закона о международной защите, предоставляемой иностранцам, ждёт утверждения уже два года. Конечно, в государстве есть дела поважнее, но у нас под боком начинает тикать бомба, которая в более или менее отдалённом будущем может принести государству немалые проблемы.

15 января 2007 года

Мой прадедушка в Вермахте

http://stoje-z-boku-i-patrze.salon24.pl/

Stoję z boku i patrzę Стою в стороне и смотрю (это ник такой — прим. перев,)

Mój pra-dziadek w Wehrmachcie.

Мой прадед служил в АК. Не прятался в лесах. Но служил в элитном Африканском Корпусе. Под командованием генерала Эрвина Роммеля проходил подготовку на полигоне в Блендове неподалеку от Домбровы Гурничей. Уехал на фронт в Африку, и больше о нём ничего не известно. Поиски через Красный Крест результатов не дали — ни слуху, ни духу.

Его звали Томаш, вот и всё, что я о нём знаю. Из-за того, что его звали Томаш, моя прабабка не любила моего младшего брата — тоже Томаша…

Не знаю, кем был тот Томаш, не знаю, чем он занимался до войны. Я был в День Всех Святых на кладбище в катовицком районе Пётровице. Было там шесть могил молодых солдат, застреленных русскими в 45 году (см. примечание). Один из этих солдат буквально за час до смерти мылся в доме моей жены.

Я был потрясён, когда увидел огромное количество лампад, зажжённых около могил… вся аллея уставлена. Сравнимое количество лампад обычно бывает лишь у кладбищенского креста…

То, что я видел на кладбище, стало поводом для дискуссии об оккупации и «освобождении» в Верхней Силезии. Многих пожилых людей (как родственников, так и соседей) я расспрашивал, каково было при немцах.

Силезия — это, вообще, странное место. Польский язык смешивался с немецким, их объединял силезский диалект, имеющий множество заимствований из польского, чешского и собственно немецкого. Договориться с немцами было нетрудно. Особенно если учесть, что располагающиеся в Силезии солдаты происходили из нынешней Опольщины, Нижней Силезии. У них тоже были шахтёры среди родственников и знакомых…

Воспоминания разные: было тяжело, была бедность, приходилось тяжело трудиться, но есть и хорошие воспоминания: дети получали шоколад от немецких солдат, солдаты меняли еду на сигареты. Многие слышали о запрещённых свиданиях (солдатам грозила высылка на восточный фронт).

Был комендантский час, у кого-то реквизировали свинью и т. д. но по большому счёту люди не чувствовали войны, не чувствовали оккупации как таковой.

Ужас, смертельный ужас наступил в начале 45-го, когда вошли русские. Все рассказывают одно и то же: никто не видел трезвого солдата, одна только пьяная солдатня. Под шинелью белая полотняная рубашка, а под рубашкой всё, что только можно было украсть: сало, мясо, часы, столовые приборы. Единственное, чем они пренебрегали, это были книги. Дома должны были быть открыты. Каждую закрытую дверь вышибали сапожищами или прикладами автоматов, а хозяин, который не хотел открыть, получал пулю…

Грязь, вонь и нищета. Вши у солдат были так же распространены, как цинга у моряков…

У многих из них были азиатские черты лица (монголы? чукчи?).

Москалям далеко было до красивых, аккуратных немецких парней, которые были элегантно подстрижены, всегда выбриты, в начищенной обуви. Они «хорошо» выглядели в своих мундирах. Кто видел хотя бы Клосса (главный герой телесериала «Ставка больше, чем жизнь» — прим. перев.), тот знает, как выглядит немецкий солдат…

Русские выглядели разношёрстным сбродом — то сапоги другие, то гимнастёрка, то рюкзак какой-то непонятный…

Изнасилования были делом обычным. Многие из русских думали, что они уже на территории Германии — их в этом убеждали мощёные улицы, каменные (кирпичные) дома и башни ратуш с часами…