История матери-земли интересна, было на ней Воскресение, я верю, что (как говорят) история имеет привычку повторяться, и молюсь о том, чтобы она повторилась. И верю, что она повторится, когда придёт нужный час. Воскреснут из мёртвых наши герои, Тадеуш Косцюшко снова встанет во главе нашего Народа и хоть бы косами, укреплёнными, словно штыки, мы отвоюем нашу свободу и суверенность. И ещё об одном я мечтаю, чтобы тогда восстал из мёртвых герой партии премьера Павляка и сам лично судил его по справедливости.

PS Не надо далеко заглядывать в нашу историю, чтобы убедиться, что нашего народа боялись самые всесильные наши поработители последних десятилетий. Они не боялись чехов, венгров — поехали туда и при свете юпитеров убивали, жгли, насиловали, восстанавливая свои «права». Но никогда подобным образом они не осмелились поступить с нами, с Польшей, задумайтесь, наши новоизбранные «правители», почему? Может быть, поймёте, прежде чем совершить очередную ошибку, а никогда не известно, не станет ли она последней.

Текст написан 30 ноября прошлого года.

3 июня 2008 года

Анджей Новак

За российской стеной

http://www.rp.pl/artykul/142408.html

Andrzej Nowak Za rosyjskim murem

Уже 175 лет тому назад Адам Мицкевич в «Отрывке» III части «Дзядов» создал в нашей литературе самый яркий образ русского-раба. Опыты польских исторических контактов с Россией, кажется, лишь подтверждали этот образ. И сколько ещё после Мицкевича, может быть, не столь талантливых, но не менее убедительных, произведений утвердили этот стереотип России в нашей литературе.

Недавно Рафал Земкевич, комментируя последний парад державной мощи России («Rzeczpospolita», «Kulturnyj narod», 12 мая 2008), тоже обратился к образу русского народа — вечного раба, всегда готового заплатить ценой индивидуальной свободы за величие империи, которой он служит. Народ-раб, гордый тем, что его могучий хозяин может угнетать также и других, что другие его боятся. «Потому что Россия такова и другой быть не хочет»….

Прекрасное общество для Рафала Земкевича? Нет, я имею в виду не это. Высоко ценя публицистическую хватку и гражданскую отвагу автора «Поляковщины», я скорее хочу использовать его резкий голос, чтобы задать вопрос о наших отношениях к России, об отношении поляков к русским, о политических последствиях этого отношения.

«Grom pobiedy» — это всё?

Для начала, однако, следует спросить: характеристика России, на которой основано это отношение, выраженное в тексте публициста «Жечпосполитой», справедлива ли она? Верна ли? Может быть, и верна — как публицистическое обобщение, историческая метафора. Она несправедлива: по отношению к конкретным людям, которые также являются частью России, по отношению к важной области её духовного наследия, а также — что, может быть, имеет самое большое политическое значение — по отношению к потенциалу возможных перемен.

Так уж получилось, что и сам я не раз писал на страницах «Жечпосполитой» о тревожном явлении широкой общественной поддержки в России её реимпериализации под властью Владимира Путина. Это явление — настолько тревожный факт, что отрицание его под лозунгом борьбы с «польскими фобиями» либо во имя якобы прагматизма может привести лишь к негативным последствиям. Как любая попытка закрыть глаза на реальность.

Но разве царский гимн «Гром Победы» на Красной Площади и его восторженное эхо, прокатывающееся от Калининграда до Владивостока, это вся российская действительность? Неизменная?

Друзья-москали.

В недавно вышедшей книге я сравнил политические традиции русских и поляков, колеи, изваянные историей в историческом сознании этих народов в противоположных направлениях, так что в конце одного оказался — как воплощение политического кредо народа — Владимир Путин, в конце другого всё ещё остаётся Юзеф Пилсудский. Данные, на основе которых я воссоздавал политические убеждения современных россиян, их выбор империи вместо демократии, порядка вместо свободы (выбор, принципиально отрицающий возможность одновременного существования обеих этих ценностей), я, однако, почерпнул у самих россиян.

У тех, кто выбирает иначе: социологов из Центра Левады, Льва Гудкова, Бориса Дубина и многих других, гораздо более безжалостных, чем Рафал Земкевич, российских критиков нынешнего уровня самосознания российского общества. Когда в наших «расчётах» с историей XX века мы обращаемся к теме Катыни, то можем привести конкретные аргументы, источники, благодаря трудам честных российских историков и архивистов, которые сделали — как, например, Наталия Лебедева или Александр Гурьянов — всё, что было в их силах, чтобы эта рана в русской памяти не заросла «коростой подлости».

Если я мог недавно призвать к тому, чтобы мы не забыли, а точнее, вспомнили о первой жертве этнических чисток в тоталитарном государстве — о нескольких десятках тысяч поляков, убитых в СССР в 30-е годы, — то я мог сделать это благодаря ссылке на работы русских, историков из общества «Мемориал», которые увековечивают последовательно и с истинным самопожертвованием все преступления советского государства, независимо от национальности его жертв.

Мицкевич, написав, что для русского «патриотизм — это рабство», тут же подверг сомнению этот образ, чтобы обратиться к «друзьям-москалям». Такие всегда были, хотя их всегда было меньше, чем нам хотелось бы. Но были также и русские, которые не обязательно были друзьями Польши, но и, наверняка, не были сторонниками этого «рабского патриотизма», который приписал «рядовому русскому» Земкевич. Они не имели мужества, чтобы открыто выступить против могучих пропагандистов культа «пушки» и «кнута» (сегодня: трубы и ракеты), но пытаются выжить в ожидании перемен, либеральной оттепели. Разве не стоит принимать во внимание их? Я не говорю здесь о моральном аспекте забвения о «другой России», но об аспекте чисто политическом.

Элита родом из КГБ.

Потому что если мы признаем, что система империи, угрожающей соседям и лишающей свободы своих подданных, есть то, что абсолютно выражает стремления и постоянное, неизменное самосознание русских, фактически, мы припечатаем наше согласие с образом, над созданием которого заботливо трудятся политтехнологи нынешнего Кремля. Русские не хотят демократии (западной), не хотят свободных СМИ — они хотят «демократии суверенной», хотят Путина! Это единственный и неизбежный «выбор России». Хотите вести переговоры с Россией? Есть только такая, а другой — как IV Рима — не будет.

Такого типа точка зрения имеет свои последствия. Прежде всего, она означает одобрение системы, которая не возникла спонтанно, вследствие свободного выбора российского общества, но, скорее, вследствие удачной преемственности, которую между определёнными элементами советского наследия и современной структурой олигархически (экономика) — авторитарной («вертикаль власти + тотальная власть государства над электронными СМИ) обеспечил контроль спецслужб. Что говорит «рядовой россиянин» — об этом мы узнаём, прежде всего, из российских СМИ, а даже если удастся обойти их посредничество, то следует принять во внимание, что сам «рядовой россиянин» узнаёт о том, что он должен думать, из тех же СМИ.