Не менее ласковым был и ответ:
ОТВЕТ ГЕНРИХА, ГЕРЦОГА БРАУНШВЕЙГА И ЛЮНЕБУРГА,
некоему мародеру, называющему себя герцогом Иоханнесом Фридрихом, лживой саксонской морде, прихвостню шлюх Вольфенбюттель, 1541
Сиятельные особы, как мы видим, легко обходились без правил придворного этикета.
3. УКРАШЕНИЕ КНИГИ
Чтобы появиться перед публикой, книге нужно не меньше украшений, чем великосветской даме, собирающейся на бал. Приготовления начинаются с предисловия, которое есть не что иное, как омовение автора — обоснование причин и состава такого события, как написание и выпуск книги. Одежда книги — это ее переплет: уже издалека предупреждает приценивающихся, во сколько обойдется им обладание ею. А иллюстрации — ювелирные украшения: от недоступных карману шедевров до грошовых базарных подделок. Неприятная косметическая процедура — устранение прыщиков и бородавок, которыми дьявол опечатки угрожает обезобразить непорочную гладь свеженабранной книги.
В торжественный момент требовалась влиятельная особа, чтобы опираться на ее руку. Именитую особу сватало книге посвящение.
Но на бал нужен и билет. Им было цензорское разрешение.
Сравнение должно включить и указатель, ведь он такая же важная принадлежность всякой серьезной книги, как грация или пояс, которые, плотно охватывая стан красавицы, придают фигуре необходимую завершенность.
Флорентиец Мальябекки, наизаядлейший из самых заядлых библиоманов, интересовался прежде всего украшением книги. Оценивал переплет, прочитывал название, посвящение и предисловие, пролистывал указатель и просматривал названия глав. Его биографы утверждают, что этого ему было достаточно, чтоб узнать содержание книги и даже источники, которыми пользовался автор.
Готье, очевидно, слыхал о читательской технике Мальябекки, потому что в предисловии к своей книге «Jeune France»[34] эпатирует публику тем, что во всякой книге, кроме предисловия и оглавления, он ничего не читает. Предисловие — это посеянное зерно, а указатель, оглавление — урожай, плод. То, что посередине, никому не нужно, кроме самого сочинителя. Предисловие, подобно постскриптуму или последним строкам женского письма, содержит самое важное. Книга похожа на женщину и в остальном. С некоторыми ради обладания говорить приходится очень много, с другими — меньше, а с третьими достаточно жеста. И предисловие по мере надобности может быть длинным, или коротким, или вовсе отсутствовать. Самое длинное в мире предисловие написано к антилютеранскому трактату И. Н. Вайзлингера «Упрямые факты».[35] Книга содержит 618 страниц. Из этого солидного объема предисловие с беспощадным эгоизмом вырвало для себя 470 страниц! Кратки, но выразительны предисловия рукописных кодексов. Тогда еще не было авторского права, и автору грозила опасность, что книгу его присвоят, а то и подделают. Необходимо было протестовать уже заранее. И так как протест сам по себе особенных результатов не обещал, то автор, по доброму средневековому обычаю, проклинал самозванцев и фальсификаторов. В смягченной форме встречаются и проклятия, предпосылаемые печатным книгам. В 1703 году знаменитый немецкий юрист Христиан Вайдлинг заполонил книжный рынок объемистым сочинением под названием «Oratorische Schatzkam-mer».[36] Стремясь защитить свое авторское право, он написал предисловие-двустишие:
Wer wohl und ehrlich lebt, verdienet Schild und Helm,
Wer dieses Buch nachdruckt, den nenn' ich einen Schelm.[37]
Стишок слабенький и действия никакого не возымел. Злые люди перепечатывали книгу без всякого на то права и с непостижимым бесстыдством воспроизводили в своих пиратских изданиях даже сам стишочек.
Забавный образчик авторского очищения имеется и на одной партитуре, изданной итальянским композитором Карезана в 1693 году в Неаполе:
«Благосклонный читатель! В этой книге найдешь ты легкомысленность, отвечающую духу нынешних времен и нравов: танцы, песни, тарантеллы и т. п. Все это, к сожалению, призвано угождать испорченным вкусам нашего века. И я публикую их лишь в назидание. Боже упаси перо мое от заблуждений. Ведь ты, читатель, тоже считаешь, что такие подбитые ветром легкомысленности, которыми в наши дни пестрят нотные листы, заслуживают скорее презрения и насмешек, чем приветствий и аплодисментов».
Тщательные очищения следовало производить и драматургам во времена разгула австрийской цензуры, ханжество которой не ведало границ. Авторы были в совершенной растерянности, не зная уже, что дозволено и что нет. В результате сложился особый жанр извинительного авторского предисловия — protesta, который был в ходу еще в середине XIX века.
«Protesta. Автор публично заявляет, что такие слова, как Рок, Божество, Идол, Моление и тому подобные, используются лишь как поэтические выражения в устах язычников и иноверцев. Автор сознает, что эти понятия достойны всеобщего осуждения, и сам первым к нему присоединяется».
Еще один пример:
«Protesta al lettore».[38] В этой драме ты встретишься с Идолами, Судьбой, Роком, Астрологией, Заклинаниями и тому подобными словами. В нашу драму они введены для того, чтобы выразить презрение к еретикам и осуждение последних, так же, как и отдельные мысли, противоречащие христианской и естественной нравственности, направлены на то, чтобы заклеймить погрязших в слепом идолопоклонстве. Заклейми и ты и отринь эти слова как обозначения лжи и заблуждения.
Случалось и такое, что автор, выразив себя в книге, будто хотел полюбоваться на себя в зеркале и избирал этим зеркалом предисловие, в котором и изливал высшую степень удовлетворенности самим собой и своим удавшимся детищем. Среди юристов Франции XVI века выделялся незаурядностью Шарль Дюмулен. И он хорошо знал себе цену. Всем своим книгам предпосылал он стандартное введение:
«Ego, qui nemini cedo et qui a nemine docere possum»[39]
Но куда сильнее пьянила слава Иовиана Понтана — поэта, историка, политического деятеля и солдата в одном лице. Находясь в рядах армии неаполитанского короля, во время одного из сражений Понтан попал в плен, но был без выкупа освобожден, как только стало известно, что своим пленением удостоил противника крупный гуманист XV века. Именитый ученый муж отметил это событие такой саморекламой:
В конце прошлого века некий Эберхорст занялся исследованием природы комического и в 1896–1899 годах выпустил книгу, которая так и называлась — «Das Komische».[41] В предисловии автор продемонстрировал удивительно тонкое понимание значимости своей работы:
«Мой труд, во-первых, послужит вкладом в победу нового мировоззрения; во-вторых, понятие „нового идеального человека“, созданное мною, станет девизом университетов и знаменем человечества в его дальнейшем развитии; и в-третьих, моя теория окончательно разрешит проблему комического. В последующие времена мой труд встанет в один ряд с трудами таких пионеров науки, как Галилей, Коперник, Декарт, Гарвей, Линней и Лавуазье».
34
Молодая Франция
35
«Frifi Vogel oder stirb!» Strafiburg, 1726
36
Сокровищница красноречия
37
38
Заверение читателя (итал.)
39
Я, кто никому ни в чем не уступает и кому не у кого и нечему учиться (лат.)
40
41
Комическое